Готские вторжения III века (Wolfram H.)История готов в эпоху «мирового кризиса третьего века от Рождества Христова»1 выглядит ужасающе однообразной: узурпации, войны с персами, нападения германцев на Западе принуждают имперское правительство отвести вполне боеспособную дунайскую армию, после чего приходят готы. Они грабят, опустошают земли Римской империи и затем, нагруженные добычей, спасаются бегством. Часто римляне настигают нападавших и готы несут тяжелые, иногда даже тяжелейшие, потери; но при первой возможности они появляются снова. Страна разорена; люди, которых враг не убил и не угнал, становятся жертвами голода и «чумы». Примерно через два поколения после последнего упоминания гутонов появились признаки, что у «варваров, сидящих выше Дакии»2, что-то произошло. Римлянам так и не удалось закрыть «кратер, извергающий народы» между Дунаем и Тисой на западе провинции или достигнуть «водной границы» по Пруту на востоке. Наоборот: большая часть Мунтении, не говоря уже о Молдавии, находилась вне границ Римской империи3. Здесь постоянно возникали проблемы с народами самых различных наименований, которые выступали главным образом как свободные даки или карпы4. Иногда слышно о костобоках и роксоланах. Наконец, уже несколько столетий в этническую мозаику этой территории входил бастарнский элемент. По названию острова Певка на Дунае германо-кельтских бастарнов называют также певкинами5. В 238 г. началось нашествие готов. Нападавшие разграбили и предали огню Истрию южнее устья Дуная и после этого вернулись обратно. Дата начала «скифской войны» имеет большое историческое значение6. Если римляне, сталкиваясь с нападавшими народностями, могли лишь предполагать возникновение нового общескифского союза (gens), то теперь он появился на сцене, взяв инициативу в свои руки. Так было не всегда. Например, союзники готов, карпы, еще в 238 г. чувствовали свое превосходство над ними. За отвод войск и освобождение пленных римские власти были готовы отпускать (если не возобновлять) готам оговоренные ежегодные платежи. А вот карпы должны были уйти ни с чем. В ответ на это они угрожали: «Мы сильнее, чем готы»7. Эта самооценка разочарованных, похоже, была не пустым хвастовством, а отражала реальное, хотя уже и меняющееся соотношение сил. Даже «Origo Gothica» одобрительно называет карпов «особенно воинственным народом»8. Очевидно, прошло некоторое время, прежде чем готы стали задавать тон в рамках дако-сарматской общности и превзошли своих наставников, например карпов. Поэтому аккультурация готов в Причерноморье и их этногенез «на побережье Черного моря» представляют собой одновременные и зависимые друг от друга процессы. Другими словами, о готах можно говорить только после того, как гутонские переселенцы превратились в «скифов». Этот традиционный ярлык греческая этнография уже использовала по отношению к сарматам, которые по образу жизни не отличались от своих предшественников, собственно скифов. Теперь то же самое произошло с готами; повторение этого этнографического определения стало причиной того, что с тех пор античный мир, как правило, разделял готов и германцев9. В римском войске, которое император Гордиан III в 242 г. повел против персов, находились германские и готские народы. Выторгованные в 238 г. ежегодные платежи, очевидно, выплачивались готам небезвозмездно. Кажется, что уже тогда было заключено некое подобное договору соглашение, если не юридически оформленный союз (foedus). Уже в первых сражениях на стороне римлян готы потерпели поражение. Еще в 262 г. Сапор-Шапур I Великий праздновал свою победу над римским войском и его вспомогательными отрядами, состоявшими из западных и восточных племен10. За десять лет между 238 и 248 гг. сообщения о готских вторжениях в Дакию отсутствуют, зато много известий о вторжениях карпов. В 246 г., а также под новый, 248 год император Филипп Араб (244-249) праздновал триумф над карпами. Уже первая победа послужила поводом к тому, чтобы ввести дакийское летосчисление (эру) и возобновить чеканку монет в провинции. Опираясь на этот успех, Филипп теперь полагал, что он сможет пересмотреть свою политику по отношению к готам. Он приостановил ежегодные платежи и разорвал соглашение. Действия императора были бы безответственными и легкомысленными, если бы он спровоцировал готов, не подготовившись к этому заранее. В 248 г. он послал опытного военачальника Деция в Мёзию, чтобы подготовить римскую армию, но в первую очередь для того, чтобы подавить неожиданно возникшую узурпацию. Что Деций делал в действительности и каковы были результаты, сказать трудно11. Во всяком случае он склонил на свою сторону войско и сам осмелился на захват власти. Летом 249 г. дунайская армия во главе с ним направилась в Италию и катастрофа пошла своим -уже обычным — чередом. Весной 250 г. три воинские колонны с территории Молдавии и Валахии вторглись на земли Рима. Целью нападения были провинции Дакия и Мёзия, включая и территорию Фракии, которые были опустошены многолетним военным походом. Поход осуществлялся под руководством готского короля Книвы, который, кроме своего собственного народа, мобилизовал и ряд других племен12. Среди них прежде всего, разумеется, снова названы карпы и, кроме того, бастарнские, тайфальские и асдингско-вандальские контингента. Вероятно, там были даже римские перебежчики13. Ход и результат военного похода показывают, что готы уже достигли вершины своей власти и влияния. Среди участвовавших в нападении народностей германско-сарматского происхождения они имели уже явный перевес. Сам Книва проявил себя как полководец, обладающий отнюдь не примитивными знаниями в области тактики и стратегии. И его королевская власть, похоже, настолько укрепилась, что он мог переносить потери и поражения, не опасаясь того, что его люди тотчас разбегутся. Снова вспоминается Тацит и его описание королевской власти гутонов14. После преодоления трансалютанского лимеса главному войску Книвы удалось перейти р. Алюту (совр. Олт). Еще в 248 г. было укреплено лежащее к западу от этой реки поселение Ромула (совр. Речка)15. После этого карпы отделились от готов и отправились вверх по Алюте в Дакию. Книва переправился через Дунай из сегодняшнего Челея в Эск (совр. Гиген), отклонился влево и вниз по течению и вступил в Нижнюю Мёзию. Третья группа, которая, вероятно, находилась под руководством вождей Аргайта и Гунтериха16, уже перешла к тому времени Нижний Дунай, вторглась в нижнемёзийскую Добруджу и затем дошла до фракийского Филиппополя (совр. Пловдив). В то время как южная армия начала осаду города, Книва предпринял попытку захватить противника в клещи. От Нов под Свиштовым, вблизи устья р. Ятра (совр. Янтра) готы были отброшены легатом Мёзии Галлом. Книва, однако, не повернул обратно, а отправился вверх по Янтре на юг, чтобы соединиться с другой группой под Филиппополем. Деций (249-251) между тем освободил Дакию от карпов. Теперь он попытался задержать и разбить готов. Неожиданно Деций появился под Никополем (совр. Стары Никюп), но Книва, уже разграбив город, исчез в горах Балканского массива. Деций преследовал готов в горах и надеялся уже через несколько дней снять осаду с Филиппополя. Тогда Книва развернулся и напал на императорскую армию, которая отдыхала после преодоления перевала Шипка в Берое (совр. Стара Загора). Поэтому Деций вынужден был спешно вернуться в Новы, на подготовленную Галлом позицию. Здесь вблизи Еска он реорганизовал свои разбитые отряды. Но на это ушли месяцы; только весной 251 г. римская дунайская армия была готова к действию. Зато Филиппополь был потерян еще летом 250 г. Запертые в городе фракийские отряды провозгласили императором Приска, для того чтобы он заключил с объединившимися готами соглашение. Было предложено передать неприступный город готам и побрататься с ними. Но готы не выполнили соглашения. При взятии города творилось нечто ужасное. Кто не погиб, тот был уведен в плен, в том числе много лиц сенаторского звания. Об узурпаторе больше никто ничего не слышал. Падение города позволило готам как следует осмотреться во Фракии, а также, по-видимому, в граничащей с ней Иллирии. Они не особенно спешили с возвращением на родину, хотя оба Деция, отец и сын, и Галл стояли на севере на Дунае. Не раньше весны 251 г. Книва отправился в обратный путь. Отягощенные добычей, готы шли тем путем, которым в прошлом году двигалась их южная группа, но теперь в обратном направлении — на северо-восток. Между тем император назначил своего сына Геренния Этруска августом. После нескольких первых успехов в разгар лета 251 г. римляне предприняли наступление на главные силы готов у Абритта (совр. Хисарлык), находившегося вблизи современного болгарского города Разград. Книва, который, по-видимому, лучше знал местность, заманил своего противника в необозримые болота. Он разделил готское войско на несколько тактических единиц, с помощью которых попытался окружить императорские отряды. Этот маневр удался, Деций и его сын погибли. С трудом Требониан Галл (251-253) спас остатки римской армии, которая провозгласила его после этого императором. Он был вынужден дать готам, которые забрали с собой в качестве добычи множество людей и богатств, уйти, и, кроме того, выплатил им ежегодные платежи. Поэтому до сих пор его упрекают в предательстве и бездарности. На самом же деле его действия были вызваны непреодолимым развитием событий. После поражений под Бероей и Филиппополем, и особенно после катастрофы под Абриттом, у нового императора не было другого выбора. Он должен был как можно скорее избавиться от готов. Одновременно разразилась и эпидемия чумы, которая бушевала целый год. Силы Империи были почти истощены17. Количество и хронологию готских нападений, происходивших после гибели Деция, определить трудно. Дошедшие до нас представления о ежегодно повторяющихся вторжениях готов не учитывают биологических и военных возможностей племенных (gentile) общностей. Уже при следующих столкновениях, произошедших после победы Книвы, готское войско оказывается в трудном положении. Римское военное руководство придерживалось концепции покойного Деция: удерживать дунайскую границу, а в случае прорыва — изолировать противника и сражаться с перевернутым фронтом. Стало возможным даже наступление римлян на земли варваров18. Кроме того, готы должны были постоянно двигаться через зону выжженной земли, возникшую во время их предыдущих вторжений. Опустошение римских областей дорого обошлось самим агрессорам, которые не могли, конечно, рассчитывать на подвоз всего необходимого и вынуждены были кормиться с той территории, которую разорили они или их предшественники. Поэтому часто уже вскоре после начала боевых действий готы испытывали трудности со снабжением. Захват добычи, с одной стороны, служил стимулом для дальнейших походов, но одновременно и заставлял по возможности избегать ранее разоренных областей. В этом, самом по себе тривиальном, соображении заключалась почти вся стратегия готов. Безоглядность действий варваров, вплоть до стремления к смерти — давний мотив античной этнографии, — возросла в глазах современников до неслыханных размеров именно в тот момент, когда готские нападения с моря явили собой абсолютно новый элемент ведения войны19. С увеличением подвижности и дальности их походов на территорию Империи одновременно возрастала и уязвимость готского войска, которое теперь с постоянным риском для себя отдалялось от баз. Целью жаждавших добычи варваров были преимущественно римские города и крупные святилища. При этом готы могли время от времени рассчитывать на помощь враждебного городам сельского населения. Их поддерживали также социальные и религиозные меньшинства; например, христиане, которые вели подрывную работу против римского государства и общества и действовали на собственный страх и риск под видом готов. Однако поддержка местной пятой колонны едва ли являлась частью стратегии агрессоров. На деле готы все время оставались одни и несли тяжелые потери, если где-нибудь, сойдя с кораблей, им приходилось по суше пробиваться домой. Но даже тогда, когда сотрудничество с «внутренним пролетариатом» было успешным, оно представляется случайным и временным. Готов поддерживали преимущественно до того, как они нападали, а не тогда, когда они возвращались домой с добычей. В первом случае можно было разделить с ними успех, во втором — они сами становились добычей. Представители высших римских слоев организовывали местные отряды самообороны, которые, зная местность, в целом действовали очень успешно. Конечно, верхи часто использовали вражескую угрозу для создания регулярных властных структур за счет своих соотечественников. Если считать наиболее вероятной последовательность событий, изложенную в предании, то следующее столкновение Рима с готами должно быть отнесено к 253 г. Бой произошел вблизи тех мест, куда совершал свой поход Книва. Наместник Нижней Мёзии Эмилиан не выплатил сразу в полном объеме согласованную с Галлом ежегодную сумму, и в ответ на это готы обрушились на Мёзию и Фракию. Для того, чтобы противостоять им, Эмилиан предпринял контрнаступление и добился победы над врагом по ту сторону Нижнего Дуная. Хотя в результате этого не все грабители покинули территорию Империи немедленно, но в глазах своих солдат Эмилиан был легитимизирован как военный правитель. Они провозгласили его императором20. Новый узурпатор тотчас отправился в Италию и, по уже известному примеру, дунайская армия отправилась с ним. Успех римского оружия парадоксальным образом обострил положение балканских провинций. Конечно, в Македонии и Греции, у Фермопил и Коринфского Истма закладывались новые укрепления и восстанавливались старые. Были восстановлены даже стены Афин. Но уже через несколько месяцев Эмилиан проиграл борьбу за власть и лишился жизни, и снова пришли готы. Если в 253 г. можно было похваляться тем, что готы не предпринимали ничего «достойного упоминания»21, то в 254 г. враги дошли вплоть до Фессалоники. Правда, они были вынуждены снова повернуть назад, однако причиненный ими ущерб был весьма значительным. Прежде всего должна была тяжело пострадать равнинная территория. В нападениях 253/254 г. участвовали преимущественно западные готы. Вскоре после этого заставили о себе говорить и восточные группы. В 255, 256 и 257 гг. произошли первые «скифские» нападения с моря. Как в начале века на Дунае, так и на новом театре военных действий сарматские народы были предшественниками готов22. Ослабление поддержки со стороны Рима, упадок процветавшей когда-то торговли, равно как и возрастающая угроза извне, вероятно, вызвали внутреннее напряжение в вассальном римском царстве в Крыму, которое настолько ослабило государственность Боспора, что им овладело готско-сарматское население внутренних южнорусских территорий. Если раньше боспорский флот вместе с римским мог обеспечивать свободу судоходства по Черному морю, и таким образом защищал греческие города в устьях крупных рек, то теперь они стали первыми жертвами врага. Сначала появились известия о боранах, которые отбили у боспорцев их флот вместе с командами, чтобы отправиться по направлению к Питиунту (совр. Пицунда), расположенному у западных склонов Кавказа. Первое предприятие окончилось неудачей, и морские разбойники чуть было не потерпели катастрофу. Дело в том, что бораны приказали боспорским матросам просто ссадить их на берег и отослали назад. Они были бы полностью уничтожены, если бы остатки нападавших более или менее случайно не нашли римские корабли, на которых могли вернуться на родину. Наученная горьким опытом, вторая черноморская экспедиция в 256 г. сохранила при себе конфискованный флот. На этот раз участие в ней принял и готский отряд. Участники похода хотели разграбить святилище Реи Кибелы в Фазисе. Нападение закончилось неудачей, и пираты снова направились к Питиунту. На этот раз город не смог устоять: его защитники, удачно отразившие прошлогоднее нападение, были отозваны императором Валерианом. После этого был неожиданно покорен богатый Трапезунт на северном побережье Малой Азии; захваченный врасплох гарнизон попросту бежал23. Сведения о нападениях 256-го и, вероятно, 257 г. нашли отражение в каноническом послании умершего около 270 г. Григория Тавматурга, епископа Неокесарии (совр. Никсар) в провинции Полемонов Понт24. В нем обличаются всеобщее одичание нравов, изоляция и недостаточная солидарность населения Империи. В своем послании, которое является реакцией на конкретное событие и поэтому могло быть написано только вскоре после него, епископ обращается к понтийским христианам. Согласно этому посланию необходимо было принять меры для восстановления разрушенного вторжением религиозного и социального мира. Особое внимание епископ уделяет видам и размерам церковных наказаний за проступки, которые совершили отдельные христиане в период готского нашествия. Это каноническое послание стоит у истоков практического церковного законодательства, которое пыталось воспрепятствовать разорению территорий в результате вторжений варваров. При этом использовались традиционные средства, с помощью которых поддерживалась церковная дисциплина во времена преследований со стороны римского государства. Теперь же угрожал новый враг, напавший одновременно и на Империю, которая сама представляла угрозу для христиан. Эта угроза с двух сторон отражается в характере письма. Григорий взывает к солидарности членов своей общины не как римлян и граждан Империи, а как христиан и понтийцев. Как и следовало ожидать, варвары, чтобы удовлетворить свою постоянную потребность в людях, брали пленных. Для епископа было важно, как вели себя эти люди в несчастье. В том случае, если они освобождались, их возвращение в христианскую общину могло произойти лишь при определенных условиях. Если уже это замечание заставляет задуматься, то еще большее удивление вызывает очевидное несоответствие между проступком и мерой наказания. В первом, главном каноне на передний план выходит беспокойство о том, что варвары принуждают пленных употреблять жертвенное мясо. Однако епископу было известно, что враги в языческих святилищах вовсе не приносили жертв. И, кроме того, тот, кто употребил бы жертвенное мясо по принуждению и не придерживаясь соответствующих убеждений, все равно считался бы невиновным. Готы и бораны действительно посещали места языческих жертвоприношений, но вовсе не из религиозности, а, как показывает неудавшееся вторжение в Фазис, ради накопленных там богатств. Так зачем же нужно подробное описание проступка, который исключается самим же епископом по объективным причинам? Это противоречие и апелляция к убеждениям наводят на предположение, что за освобожденными пленными, которые, несомненно, существовали, стоит еще большая группа христиан, которые отошли от веры во времена римских гонений и теперь вновь хотели бы вернуться в христианскую общину. Вторжение готов предоставляло им возможность получить полное прощение за свое поведение в период сколь страшных, столь и эффективных мероприятий Деция, когда особенно пострадали Григорий и его понтийская община. Преследования, только что (в 257 г.) объявленные Валерианом, очевидно, не имелись в виду25. Во-вторых, епископ спрашивает себя, как поступать с христианками, подвергшимися насилию. Его ответ ясен, человечен и соответствует доброй традиции. Кто вел и ранее бесчестную жизнь, тот не должен обвинять готов в своем бесчестии. В противном случае справедлива фраза из Ветхого Завета: «Кто без своего участия потерпит насилие, тот не будет поставлен вне общества». Снова помыслы человека — критерий виновности и невиновности26. Вслед за этим большое место в наставлении занимают вопросы о преступлениях, касающихся собственности и сотрудничества с врагом. Нет сомнения, что низшие слои населения устраивали заговоры совместно с готами, показывали им пути, равно как участвовали или пытались участвовать в захвате добычи. Иногда кое-кто кое-где и сам проявлял активность и грабил на свой страх и риск. Все эти лица не были больше ни христианами, ни понтийцами; напротив, они вели себя по отношению к соотечественникам, «как готы и бораны». В прощении, на том основании, что они, дескать, лишь хотели вернуть потерянное, им, разумеется, отказывалось. Вторжение 256/257 г., однако, действует не только как сигнал для бедных и угнетенных к переделу собственности по их желанию. Лица, принадлежавшие к высшему слою, тоже стремились обогатиться и реализовать свое социальное и экономическое преимущество за счет своих сограждан. Есть известие о пленных, которые перешли из рук готов в руки их римских «освободителей», не обретя вновь свою свободу. Самыми суровыми словами осуждает епископ столь «немыслимое» отношение, которое не может быть терпимо в среде христиан ни при каких обстоятельствах. Здесь с моральной точки зрения осуждается процесс, который сопровождал разложение римского государства. Могущественные землевладельцы окружали себя частными армиями и тем самым все больше брали на себя государственные функции, например заботу о мире, полицейскую службу, правовые гарантии. Им поневоле приходилось это делать, если вспомнить о роли римских солдат при взятии Трапезунта и Халкедона. Это вело к усилению зависимости, прежде всего сельского населения; проявляется тенденция, возможно даже необходимость, брать деньги и людей там, где их находили. Еще законодательство V в. тщетно внушало господам и предводителям удачливых отрядов самообороны, что они должны возвращать законным собственникам отнятую у варваров добычу27. В 257 г. готские морские разбойники впервые опустошили юго-западное побережье Черного моря. Кроме того, они проникли в Пропонтиду. В то время как сухопутная армия двигается вдоль побережья на юг, готский флот выходит из устья одной из украинских рек. Он проходит мимо Том и Анхиала и в районе озер Теркос настолько усиливается рыбацкими барками, что кораблей хватает для того, чтобы готские воины переправились из Филеатинской бухты на северную оконечность мыса Малой Азии. После этого готский флот проходит Босфор и под Халкедоном соединяется с сухопутным войском. Римский гарнизон города отходит, не приняв боя. Совместное продвижение флота и сухопутных сил открывает готам путь в богатую Вифинию. Кроме Халкедона им удалось взять Никомедию, Никею, Киос, Апамею и Прусу. Когда их продвижение на Кизик было прервано неудачей у Риндака (совр. Орханели), готы возвращаются в Никомедию и Никею и разрушают оба города. Говорят, что Никомедия попала им в руки благодаря греку по имени Хрисогон («Золотой ребенок»). Вторгшиеся в 257 г. готы имели базу, которая находилась несомненно западнее Крыма. Напротив, в 256 г. готско-боранские корабли выходили из гаваней Боспора Киммерийского. Теперь же морские разбойники хотели отправиться в неразграбленную страну; кроме того, повторение армяно-понтийского вторжения казалось им слишком опасным. Расположение готских исходных позиций на западном побережье Черного моря, конечно, предполагает, что греческие города Ольвия (совр. Николаев) [На самом деле древнегреческий город Ольвия расположен на окраине современного села Парутино южнее Николаева. — Примеч. ред.] и Тира (совр. Белгород-Днестровский, рум. — Четатя Альбэ) у устья южнорусских рек принадлежали готам. Их жителями были, вероятно, римские купцы и пленные, которые поддержали поход готов 257 г.28 Варвары могли снаряжать свои корабли уже в родных гаванях. Не позднее чем в 268 г. Тира была засвидетельствована как одна из таких гаваней29. До 257 г. готы выступают вместе с карпами, боранами, с бастарнскими певкинами, равно как и с вандальско-сарматскими группами. Кроме того, к ним присоединились гуннские уругунды [Этническая принадлежность уругундов спорна из-за недостатка источников. — Примеч. ред.]. Места их обитания локализуются в Крыму или на Дону30. Кроме них в эту же общность, располагавшуюся на Черном море, с давних пор входили и другие германские народы31. В 267 г. в Причерноморье стал проявлять активность совершенно новый элемент, а именно эрулы на Азовском море. Если эрулы, а многое говорит в пользу этого, сначала стали конкурировать с готами, то произошло такое же нарушение племенного равновесия, какое повлекла за собой готско-сарматская конфронтация в начале века23. Похоже, что одновременно наметился процесс последующего разделения племени. Дело в том, что уже к этому времени относятся действия, последствия которых в дальнейшем связаны с одним из двух готских племен. Так, вероятно, «западные» готы в 257 г. похитили предков Вульфилы. В целом взятие в плен каппадокийских христиан, из которых происходил готский епископ, относят к событиям либо 264-го, либо 267 г., во всяком случае это связывают с одним из готских вторжений, случившимся незадолго до смерти Одената, короля Пальмиры. Вероятно, во время этого похода была разрушена Гераклея. Так как о падении города имеется достаточно информации, то следует признать историчность этих сражений33. Разумеется, город был разрушен варварами, которые «пришли через Черное море», напали сначала на северное побережье Малой Азии, а затем через Каппадокию вторглись в Галатию34. О том же сообщает и «Origo Gothica», но она также, вероятно, соединяет события нескольких следовавших друг за другом лет. Так, она называет в качестве предводителей похода 267 г. вождей готов Респу, Ведуко и Таруаро, которые якобы проникали в Эгиду35. Здесь появляются следующие возражения. Во-первых, готам не удалось до 268 г. достигнуть морских проливов. Во-вторых, в том году «восточные» готы были в пути. Предки Вульфилы были приведены, однако, не в Крым и не в Южную Россию [Автор имеет в виду территорию современной Украины. — Примеч. ред.], а на Дунай. Поэтому сложное предание следует систематизировать заново36. Готское вторжение в Эгеиду Весной 268 г. случилось варварское нашествие невиданных прежде масштабов37. Большой флот, который вышел из нескольких опорных пунктов — назовем Меотиду, то есть Азовское море (эрулы), а также устье Днестра (готы), — напал на Римскую империю. Современники знают названия только этих двух народов, но причисляют эрулов к готам. Дальнейшая этническая дифференциация нападавших является анахронизмом и не принимает в расчет того факта, что речь шла о масштабном нападении с моря, которое только позднее, и то вследствие необходимости, превратилось в сухопутное предприятие. Дунайскую границу можно было удержать в любом случае, и Дакия была защищена от варваров лучше, чем это допускают историографы-очернители и их современные последователи. Объединенные отряды готов смогли очень быстро оценить положение вещей в Мёзии, когда они высадились у Том и хотели двинуться на Маркианополь, но были вынуждены немедленно отступить. А вот внутренние римские территории были защищены гораздо хуже. После неудачи на суше готы проходят Боспор по направлению к Византию, где их флот понес первые потери — то ли от неумелых маневров, то ли от римских защитников38. Затем готско-эрульская армада отступает в Гиерон. Реорганизованные части силой прокладывают себе путь через морские проливы. В Пропонтиде целью неудавшегося нападения снова становится Кизик. Хотя после этого объединенные флоты отходят от города, им все же удается впервые прорваться через Дарданеллы в Эгеиду. На пути к Афону был опустошен остров Лемнос. Самое позднее после отдыха на восточном побережье полуострова флот варваров разделился на три эскадры, которые в дальнейшем действовали независимо друг от друга. У Фессалоники и Кассандрии наХалкидике высадились преимущественно эрульские части. Между тем «группа Эллады» напала на Аттику и, вероятно, также на Пелопоннес. В этом отряде скорее всего доминировали готы. Но если учесть, что Дексипп, с одной стороны, лично столкнулся с «группой Эллады», а с другой — он, вероятно, первый античный автор, назвавший имя эрулов39, то можно сказать, что они тоже входили в состав этого отряда. По пути в Грецию готы опустошили остров Скирос; на материке их жертвой пали Афины и, вероятно, также Коринф, Аргос, Спарта и Олимпия. Третья группа, которая либо уже изначально состояла из готов и эрулов, либо последние внесли в нее струю свежей крови только в следующем, 269 г., отправилась в Малую Азию: Родос, Кипр, Крит и Сида на материковой территории Памфилии — вот цели их нападений. Вероятно, смешанный союз флотов получил контрибуцию от Трои и от храма Артемиды Эфесской, пригрозив им сожжением, хотя самому Эфесу, хорошо укрепленному крупному городу, вреда они нанести не смогли. Предводители разбойничьего похода уже назывались в связи с событиями 267 г., но все же очевидно, что они участвовали именно в эгейской авантюре40. Первое вторжение в Эгеиду поставило перед «скифами» большую проблему, решение которой стало значительным техническим и интеллектуальным достижением. Правда, уязвимость варварских плавсредств была велика. Флот, как сообщается, насчитывал от пятисот до двух тысяч лодок, но этого в любом случае было недостаточно, чтобы вернуть домой всех воинов вместе с их добычей. Качество кораблей и другого водного транспорта, равно как и профессиональные способности команды, уже в проливах, а затем и в самой Эгеиде подверглись серьезным испытаниям. Опыта, приобретенного в Черном море, при этом хватало не всегда. Так, как только «группа Эллады», отошла от побережья Афона, она попала в область северо-восточного пассата, ветра Мельтеми и была, — по-видимому, без остановок — отнесена на Скирос. Готы дорого заплатили за приобретенный опыт и понесли тяжелые потери даже не вступая в столкновения с превосходящим их римским флотом. Однако они учились быстро; под Филиппополем, Фессалоникой и Сидой готы использовали даже осадные машины41, и именно тем, кто так и не покинул корабли, посчастливилось опять увидеть свою родину42. Удивительно, насколько быстро и эффективно сработала римская система обороны, если принять во внимание большую численность вторгшихся противников и разнообразные направления ударов. Римская армия III и IV вв. в целом могла гораздо легче отражать крупные нападения, чем действия мелких разбойничьих групп. Ударная кавалерия Галлиена была страшной силой, когда она вступала в дело43. И она вступила в дело. Император лично со своими далматинскими всадниками встретился с эрулами, находившимися под Фессалоникой. Эта группа, видимо, незадолго до этого разделилась, так как ее отряды действовали как в области вокруг Добера, северо-восточнее Фессалоники, так и на фракийской реке Нест (совр. Места). Здесь были остановлены и разбиты главные силы вторгшегося противника. Сообщается о том, что эрулы потеряли три тысячи убитых — количество, равное племенному войску. Их предводитель Навлобат поступил на римскую службу и был пожалован консульскими инсигниями44. Однако Галлиену не суждено было полностью использовать этот крупный успех. Командующий мобильными войсками изменил ему, а командир тех отрядов, которые должны были преградить путь «группе Эллады», составил заговор против императора. Очевидно, несколько мелких успехов вскружили ему голову. В то время как высадившиеся в Греции готы были оттеснены Дексиппом и его аттическими отрядами самообороны и отступили в Эпир, сначала потерял власть и расстался с жизнью Галлиен, затем нашел свою смерть изменивший ему командир мобильных войск, и, наконец, Клавдий II добился императорского титула. Ему удалось одержать победу над готами под Наиссом (совр. Ниш), в результате чего в первую очередь была выведена из игры «группа Эллады», а также предопределено поражение пелагонских эрулов, западной части фессалоникской группы. Фонетическое сходство названий Наисс и Несс (совр. Нест), а равно и то, что приводится одинаково высокое число потерь варваров в обеих битвах, — все это позволяет сомневаться в историчности победы Клавдия. Однако с определенной долей осторожности все же можно констатировать как победу Галлиена в 268 г. на Несте, так и разгром под Наисом в 269 г.45 Этой победой Клавдий II начал очищение Балканского полуострова. Остатки готов сперва вновь потянулись в направлении Македонии, то есть во внутренние области Империи, так как лишь там они, вероятно, надеялись пережить зиму. Голод, эпидемии и начало неблагоприятного времени года потребовали больших жертв от разбитых врагов Империи, которые разделились на небольшие отряды. Им постоянно угрожала римская кавалерия, которая в конце концов вынудила готов изменить направление движения. Те из варваров, кто еще остался в живых и не попал в плен, были в конце концов блокированы у фракийской горы Гессак, которую следует искать в стране бессов или в Родопских горах. Вначале им удалось с большими потерями отбить атаку римской пехоты. Две тысячи легионеров поплатились жизнями за то, что их командиры не хотели иметь дело с новым видом войск — ударной кавалерией — и напали на готов без ее поддержки, но в результате именно эти римские всадники и смогли предотвратить самое худшее46. Наконец окруженные капитулировали; они были либо включены в римскую армию, либо расселены в качестве колонов южнее Дуная. Лишь немногие из отправившихся в поход готских воинов вернулись на родину. Особенно большие потери понесла «западная» группа47. Поэтому кажется жестом отчаяния предпринятый весной 270 г., после смерти Клавдия и еще до провозглашения императором Аврелиана, некий готский поход мести против Мёзии. При этом сообщается об отправке кораблей48. Анхиал и его горячие бани свидетельствуют об участии в этом готов. После этого готы покинули побережье и заняли Никополь (совр. Стары Никюп). Однако местные ополчения быстро покончили с этим призраком49. Немного успешнее, чем обе группы, высадившиеся на сушу, действовала третья группа, а именно готско-эрульский флотский союз в Эгеиде. Хотя личный состав этой группы понес тяжелые потери от предпринятых римлянами контрмер, голода и холода, все же многие из них возвратились на родину. Как только префект Египта Проб начал очищать от них Эгеиду, произошло несколько морских сражений, закончившихся победами римлян. Эти предприятия пришлись уже на 269 г., однако их следствием была потеря Египта, отошедшего властителям Пальмиры50. Следует считаться и с тем, что в этом году произошло усиление варварского флотского союза за счет других эрулов. Базы этих флотов находились в Крыму и на Меотиде. Клавдий II был первым римским императором, который принял победный титул Gothicns или, строго говоря, получил его от сената. Это триумфальное звание может считаться главным источником готско-римских столкновений, происходивших в течение последующих десятилетий. Титул «Готский» засвидетельствован и для тетрархов. Аврелиан, Тацит и Проб были следующими, кого чествовали как победителей готов51. Аврелиан и разделение готов Клавдий II умер зимой 269/270 г. от «чумы», и Аврелиан, как и его предшественник — главнокомандующий ударной кавалерией, после недолгого правления брата Клавдия, Квинтилла, был провозглашен императором52. Еще в 270 г. Аврелиан победил в Венгерской низменности вандалов, также как и вторгшихся в Италию германских ютунгов. Весной 271 г. со своей привыкшей к победам армией император отправился на восток, чтобы завоевать Пальмиру. По пути римляне очистили иллирийско-фракийские территории от отрядов вражеских воинов, среди которых, вероятно, в первую очередь были карпы. Но там, где появлялись карпы, там, как правило, недалеко были и готы. Фактически произошло столкновение между римлянами и готами; однако остается неясным, был ли враг настигнут до вторжения в Империю или на обратном пути, когда он шел с добычей. Во всяком случае император преследовал и победил готов на их собственной территории по ту сторону Дуная в нескольких напоминавших сражения столкновениях53. В конце концов готы потерпели сокрушительное поражение. Пали пять тысяч воинов и их король Каннаба-Каннабавд54. Казалось, что готская угроза навсегда была устранена. Аврелиан по праву заслужил свой победный титул Gothicus Maximus, так как он не только одержал победу над врагами, но и добился заключения мира55. «Разбитые Аврелианом, храбрым мужем, строгим мстителем за их злодеяния, они (готы) многие столетия хранили спокойствие»56. Это не преувеличение, если понимать спокойствие как прочность дунайской границы и заменить форму множественного числа «столетия» на единственное. Но сто лет мира — тоже много. Имея сильные позиции, император решился на то, чтобы отказаться от административного управления траяновой Дакией, которую он, однако, продолжал контролировать в военном отношении57. Насколько правильным было решение Аврелиана, выяснилось в следующие десятилетия. «Западные» готы полностью были поглощены тем, чтобы захватить территорию к северу от Дуная по ту и по эту сторону Карпат, поделить ее с тайфалами и сохранить. Их прежние союзники: дакийские карпы, бастарнские певкины и вандальские группы — стали в этом деле конкурентами58. Бастарны должны были уступить: в 280 г. Проб принял, вероятно, большую часть племени в Римскую империю и поселил ее во Фракии; в 295 г. то же самое произошло и с остальными бастарнами, таким образом завершилась их почти пятисотлетняя история59. Такая же участь — правда, через некоторое время — была уготована и карпам. В том же 295 г. их отряды стали пробиваться на юг. Галерия, который по поручению Диоклетиана вел борьбу с новыми-старыми врагами, войска приветствовали как Carpicus Maximus. Вскоре южнее Дуная поселились группы карпов, к которым в 303 г. присоединились их изгнанные готами соплеменники60. И наконец пришли гепиды; с их появлением в 290/291 г. произошло окончательное разделение племени готов. Западнее Верхнего Днестра и Нижнего Прута теперь целое столетие живут везские тервинги, а восточнее — остроготские гревтунги61. Аврелиан принял разбитых вандалов, заключив с ними договор62. Заключил ли император подобный союз с готами и, если да, то с какой группой, остается спорным. Нападавшие в 276 и 277 гг. на Понт, Галатию и Киликию готы пришли с Азовского моря. Они утверждали, что хотели поддержать давно уже покойного императора против персов. Если при этом они ссылались на союз, то это, очевидно, относилось ко всему племени, живущему между Дунаем и Доном. Но вероятно, это просто повтор сообщения о событиях 297 г., когда союзные готы действительно участвовали в походе Галерия против персов, в то время как готы 276/277 г. были просто разбойниками из восточной группы. С расколотым и боровшимся за выживание племенем Аврелиан, как и его преемники, не могли заключить союз63. Напротив, это стало возможно в 90-х гг., когда казалось, что обе группы готов хотя и находились под угрозой, но все же у них было более прочное положение64. Примечания: [1] Alfoldi, Weltkrise. Очень полезный обзор и оценка литературы, посвященной римско-готским отношениям в III в., представлены в работе: Scardigli В., Gotisch-romische Beziehungen 200 ff. [24] Gregorios, Epistola canonica, col. 1019 sqq., особ. 1038 sq. Schmidt L., Ostgermanen 213. Источник: Вольфрам Х. Готы. «Издательский Дом «Ювента». Санкт-Петербург, 2003. |