Восточный поход: европейский вариант (Парфенов В. Н.)

Последовательность действий Друза в кампании 12 г. до н. э., которой началась серия германских войн, занявших всю последнюю четверть века правления Августа, установить довольно сложно: как отметил еще Ферреро, Орозий и Флор, вероятно, вообще пренебрегли событиями этого года, а Дион Кассий явно путает происшедшее в 12 и 11 гг. до н. э.¹ Между тем именно события 12 г. до н. э. являются ключом к германской политике Августа, так как анализ действий римлян в течение этого года позволяет определить масштабы и цель намеченных ими завоеваний.

Предварительное строительство в низовьях Рейна уже упомянутого «канала Друза» свидетельствует о плановом характере операций 12 г. до н. э. и не позволяет согласиться с И.-С. Кюльборном, который считает, что поход Друза был спровоцирован сугамбрами, отправившимися в новый набег на римские владения.² В данном случае нет оснований не доверять Диону Кассию, сообщающему, что Друз атаковал германцев при их переправе через Рейн.³ Отсюда логично заключить, что в этот момент римляне тоже были в положении нападающей стороны и сумели навязать противнику встречный бой в самых невыгодных для того условиях.

О деталях сухопутной кампании этого года можно спорить, но ясно, что она имела место по обе стороны Рейна, однако заняла недолгое время, так как «важнейшим событием 12 года была морская экспедиция».⁴ Если ограничиться имеющейся у Диона Кассия информацией, то придется констатировать, что действия римского флота тоже не отличались особенным размахом: спустившись по Рейну, римляне вышли в Океан (Северное море). Фризы, жившие на побережье, изъявили им свою покорность и должны были сопровождать римские корабли, двигаясь по берегу.⁵ Затем Друз вторгся в страну хавков и посадил при этом свои суда на мель, так как не учел опасности отлива, незнакомого жителям Средиземноморья. Будучи выручен из беды фризами, он вернулся назад из-за приближения зимы, чем и завершилась кампания этого года (Dio Cass. LIV. 32. 2).

Однако имеются веские основания полагать, что сообщение Диона Кассия восходит к традиции, сложившейся в годы принципата Тиберия и намеренно преуменьшавшей достижения Друза. Начало этой традиции мы можем видеть в освещении действий римского флота в германских войнах Веллеем Патеркулом, участником походов Тиберия. Этот автор сообщает, что, когда в 5 г. н. э. сухопутная армия под командованием самого Тиберия достигла Альбиса (Эльбы), то с ней соединился вошедший в реку флот, который прибыл через «неведомое и не исследованное прежде море» (II. 106. 3). Таким образом, хотя офицер штаба Тиберия не мог не знать истинного положения дел, он все же предпочел «ложь in maiorem Tiberii gloriam», приписав своему покровителю честь первого достижения Эльбы морским путем.⁶ Это намеренное искажение истины оказалось живучим — до сих пор принято считать, что именно в 5 г. римский флот впервые достиг этих мест и, в частности, Ютландии, где жили остатки племени кимвров, давних знакомцев римлян.⁷ При этом упускается из виду, что флоту Тиберия не было ни времени, ни необходимости достигать Кимврского мыса (северная оконечность Ютландии), чтобы войти в устье Эльбы, которое находится западнее этой точки. Если привлечь другие источники, то становится очевидным, что территории кимвров, которые при этом направили к Августу посольство с просьбой простить вину их предков перед римлянами (Strab. VII. 2.1 ), достигла какая-то другая экспедиция, не имевшая отношения к Тиберию. Ее отмечает в списке своих достижений Август,⁸ о ней же в своей «Естественной истории» пишет Плиний Старший,⁹ но ни в том, ни в другом случае имя флотоводца не названо. И только Тацит, отдавая должное отваге римлянина, который едва не достиг северных пределов Европы (где, по слухам, тоже находились столбы Геркулеса), констатирует: «У Друза Германика не было недостатка в смелости, но сам Океан воспротивился исследованию как себя, так и того, что касается Геркулеса. С тех пор на это никто больше не решался, считая, что благочестивее и почтительнее верить в деяния богов, чем постигать их разумом».¹⁰ Информация эта принципиально важна в трех отношениях: во-первых, речь идет именно о Друзе, посмертно получившем имя Германика, а не о его сыне, который был бы назван Цезарем Германиком; во-вторых, Друз, похоже, не собирался на этом останавливаться, но дальнейшему плаванию каким-то образом помешала сама морская стихия; в-третьих, до времени Тацита подобных попыток больше не предпринималось. Таким образом, есть все основания согласиться с Г. Лабуске, доказывающим, что плавание римского флота до Кимврского мыса относится к 12 г. до н. э. и является неотъемлемой частью намеченного Августом плана завоевания Европы.¹¹ Цитированные выше слова Плиния Старшего доказывают, что Друз действовал по приказу императора, а отнюдь не по личной инициативе.¹²

Установление точной даты сверхдальней морской рекогносцировки Друза позволяет возвратиться к вопросу о цели германских войн Августа и предположить, что они замышлялись в качестве решающего рывка к мировому господству, уже не фиктивному, а подлинному. Новая война обещала иметь примерно такую же степень трудности, как галльские войны Цезаря. Более того, шансы Августа на успех выглядели гораздо предпочтительнее: в его распоряжении были ресурсы всей огромной державы, кампания была тщательно подготовлена в техническом отношении,¹³ римские войска приобрели ценный боевой опыт в Испании и в Альпах, а сильные и слабые стороны германцев на поле боя были со времен Мария и Цезаря хорошо известны.¹⁴ Плавание Друза должно было подтвердить самые оптимистические прогнозы: когда взорам римлян предстало море, якобы простиравшееся до Скифии (на самом деле это была Балтика), это, казалось, подтверждало мысль о сравнительно небольших размерах той территории ойкумены, что еще не была завоевана. Если учесть, что на карте Агриппы Каспийское море было обозначено как залив Океана, а расстояние от Рейна до побережья Дальнего Востока составляло всего 3,5 величины протяженности Галлии с запада на восток (около 3 300 римских миль безлюдного или малонаселенного пространства),¹⁵ то вполне возможно предположить, что в кампании 12 г. до н. э. Август видел пролог к полному покорению мира.¹⁶

Достаточно веским доводом в пользу того, что Августом вынашивался именно такой план, служит внимание, которое уделялось в официальной пропаганде образу Александра Македонского.¹⁷ Разумеется, имя Александра было связано с идеей покорения Востока, однако сопоставление Августа с великим македонским завоевателем было возможно и по другой линии: если последний был окружен славой покорителя Востока, власть которого будто бы признали и народы Запада, то принцепс выступал в роли завоевателя Запада, которому без боя подчинились жители Востока.¹⁸ Упоминаемое Светонием изображение Александра на личной печати Августа (Suet. Aug. 50) тоже выглядит достаточно многозначительно — Г. Бенгтсон, безусловно, прав, заметив по этому поводу: «В основе здесь лежит Alexander-Ideologie, идея мирового господства».¹⁹ Но если Август был римским Александром, так сказать, в теории, то на практике образ действий македонского завоевателя демонстрировал Друз, который и внешне подходил для этого амплуа гораздо больше, нежели пожилой уже Август. Создается впечатление, что Друз прекрасно сознавал это и намеренно подражал Александру как своей отвагой на поле боя (Suet. Claud. 1. 4), так и стремлением проникнуть как можно дальше в неведомое.

Таким образом, кампания 12 г. до н. э. имела прежде всего рекогносцировочный характер и, казалось, подтвердила возможность достигнуть восточного предела ойкумены. На следующий, 11 г. до н. э., римляне приступили к последовательному осуществлению стратегического плана Августа. Проведя зиму в Риме, в то время как войска зимовали на своих базах на левом берегу Рейна, весной Друз во главе сухопутной армии вновь пересек Рейн.²⁰ Цель этого сезона была достаточно ограниченной (не в манере молодого римского военачальника — видимо, он должен был следовать полученным зимой жестким инструкциям Августа, который всегда предпочитал избегать неоправданного риска): подчинение узипетов, тенктеров и хаттов, поэтому боевые действия развернулись на пространстве между Рейном и Везером. Без неожиданностей, однако, не обошлось: Друз все же «перевыполнил задание». Воспользовавшись тем, что сугамбры ушли в поход на хаттов, которые отказались вступить с ними в союз, римская армия, не встречая на пути серьезного сопротивления, вторглась на территорию племени херусков. Друз повернул назад лишь от Визургиса (Везера), и то, по словам Диона Кассия, только из-за нехватки продовольствия и приближения зимы.

На обратном пути римляне постоянно подвергались нападениям из засад и однажды едва не были истреблены полностью, но дисциплина и организованность выручили их — рискнувшие вступить в большое сражение германцы были разбиты. Этот контрудар был настолько ошеломляющим, что Друз, как сообщает Дион Кассий, счел возможным основать за Рейном два укрепления, одно из которых должно было держать под контролем сугамбров, другое — хаттов.²¹ Тот факт, что римляне впервые оставили гарнизон на зиму во вражеской стране, доказывает, что стратегическая ситуация в это время стабилизировалась.²²

10 г. до н. э. обещал быть тревожным, причем настолько, что во время боевых действий за Рейном Август вместе с Тиберием находился в Галлии, ожидая вероятного германского контрнаступления (Dio Cass. LIV. 36. 3). Столь серьезный прогноз был сделан, очевидно, потому, что римляне получили сведения о том, что несколько германских племен объединились и противопоставили силу силе.²³

Хотя эти тревожные ожидания не сбылись — новая кампания принесла новые успехи римскому оружию — блицкриг за Рейном явно не получался: сопротивление германцев носило ожесточенный характер, несмотря на то, что римляне предавали все на своем пути огню и мечу, порой война принимала характер настоящего геноцида.²⁴ Несомненно, римская жестокость была вполне сознательной и должна была подавить волю противника к сопротивлению. Похоже, временный эффект такой способ ведения войны все же возымел, что позволило Друзу на следующий год предпринять беспрецедентный по дерзости рейд в глубину вражеской территории.

Подробный анализ последней кампании Друза, предпринятый Д. Тимпе, привел германского исследователя к предположению о том, что, кроме армии самого Друза, за Рейном на этот раз действовала еще одна римская войсковая группировка под командованием одного из его легатов. Таким образом, наступление 9 г. до н. э. представляло собой попытку захватить противника в клещи (das Zangenangriff) — «хорошо знакомую для времени Августа и вообще для ранней Империи стратегему».²⁵ Надо отметить, что этот стратегический прием, целью которого было окружение и уничтожение живой силы противника, был перед германскими войнами хорошо отработан в горах Испании и в Альпах. В данном случае его применение явно означало, что 9 г. до н. э. должен был принести решающий успех в деле покорения Германии.

Противостоял римлянам тот же противник, что и в кампании предыдущего года — хатты, свевы и херуски. Последние находились на направлении главного удара, и их покорение должно было ознаменовать торжество Рима на всей территории Германии.

Военные действия 9 г. до н. э. носили, как подчеркивает Дион Кассий, исключительно ожесточенный характер и сопровождались большими потерями с обеих сторон; Друз, сея на своем пути смерть и разрушения (????? ??????), продвигался все дальше на восток (Dio Cass. LV. 1.2). Однако, хотя свевы подчинились Риму, херуски, как полагает Д. Тимпе, уклонились от решающего столкновения, и Друз безрезультатно преследовал их до самой Эльбы.²⁶ Отказавшись по какой-то причине от форсирования реки, он двинулся назад к Рейну. По пути молодой полководец очень неудачно упал с лошади: результатом был сложный перелом бедра и, очевидно, гангрена, которая послужила причиной смерти.²⁷

Причина прекращения победоносного марша Друза на восток интриговала античных авторов и продолжает занимать современных исследователей. У античных историков объяснение этого факта облечено в мифологическую форму. По словам Светония, Друзу явился «призрак женщины-варварки, более величественный, чем свойственно человеку, и на латинском языке запретил победителю продвигаться далее вперед» (Suet. Claud. 1. 2). Дион Кассий сообщает, что «ему явилась некая женщина, более величественная, чем свойственно человеческой природе, и сказала: «Куда же ты спешишь, ненасытный Друз? Не суждено тебе познать абсолютно все. Но уходи — ведь уже близится конец твоим подвигам и самой жизни»» (Dio Cass. LV. 1.3).

Это явление римскому полководцу чужеземного божества не раз было предметом рассмотрения в научной литературе.²⁸ По мнению Д. Тимпе, в трактовке окончания похода Друза отчетливо прослеживается уподобление молодого римского военачальника Александру Македонскому: здесь и воздвигнутый в знак завершения похода трофей на берегу Эльбы (наподобие алтарей на Гифасисе), и употребление в обращении загадочной женщины к Друзу определения ????????? («ненасытный») — типичного для исторической традиции, негативно оценивающей Александра. По мнению исследователя, «контекст и слова не оставляют никакого сомнения в критическом, порицающем смысле избранной параллели. Таким образом, Друз является ненасытным завоевателем, которому присуще опасное отсутствие такой добродетели, как чувство меры; юным героем, ранняя и внезапная кончина которого на вершине успеха явно выдавала роковое внутреннее сходство с македонским царем».²⁹ Эта мысль Д. Тимпе, безусловно, справедлива, и к его подбору системы аналогий Друз—Александр можно добавить примечательно ??? ??? ??? («ведь и у тебя») оригинала в обращении к Друзу загадочного призрака. Можно согласиться с германским коллегой и в том, что мнение о «ненасытности» Друза сложилось в историографии в годы принципата Тиберия, будучи экстраполяцией на уже далекие годы начала германских войн неодобрительного отношения принцепса к действиям Германика.³⁰ Римское общественное мнение, напротив, смотрело на Друза и его старшего сына совсем по-иному; трагический смысл сходству Друза с македонским завоевателем придает не молодость римского «двойника» Александра, не блестящие достижения и популярность, а неожиданная смерть на вершине военного счастья и славы. Печальная участь Друза и его фамилии дала основание для горького замечания Тацита о том, что «недолговечны и несчастливы любимцы римского народа».³¹

Обосновывая решение Друза отказаться от форсирования Эльбы, Д. Тимпе полагает, что к прекращению похода римского командующего могли побудить позиция армии и мнение штаба: войска не хотели воевать на краю света, а военные специалисты считали продолжение кампании непростительным легкомыслием.³² Однако эта гипотеза не подтверждена вескими доказательствами, и думается, что не следует преувеличивать как степень самостоятельности Друза в его планах и действиях, так и его влияние на Августа.³³ В настоящее время следует решительно отказаться от устаревшего взгляда на политику первого принцепса, согласно которому Август отличался лишь осторожностью, медлительностью да осмотрительностью: как справедливо заметил П. Брант, человека, который в девятнадцать лет дерзнул включиться в борьбу за единоличную власть, а в тридцать два добился ее, можно упрекнуть в чем угодно, но только не в недостатке решительности и отваги.³⁴

Император был не из тех людей, что легко поддаются чьему бы то ни было влиянию, и можно не сомневаться, что Друз должен был действовать в соответствии с планами Августа, а не наоборот. Косвенным, но, думается, надежным свидетельством тому являются ежегодные, по завершении каждой военной кампании, возвращения Друза в Рим, где Август, несомненно, принимал у него отчет и снабжал инструкциями на предстоявший сезон.³⁵

Об усиленном внимании, которое Август уделял германским войнам, свидетельствует и тот факт, что во время кампаний 10-9 гг. до н. э. он находился вблизи театра военных действий.³⁶ Наконец, отказ Друзу в титуле императора, несмотря на уже состоявшуюся аккламацию, тоже наглядно демонстрирует понимание принцепсом значения этой войны.³⁷

* * *

Неожиданная смерть Друза явилась тяжелым ударом для Августа и потому, что она стала очередным потрясением для столь заботливо сооружавшейся и, казалось, обладавшей многократным запасом прочности династической конструкции, и из-за невозможности найти ему равноценную замену в командовании действовавшей на территории Германии армией. Но император вовсе не собирался отказываться от по-прежнему маячившей на горизонте глобальной цели. Правда, походы Друза показали, что единственного мощного рывка для достижения мирового господства оказалось недостаточно — до возобновления экспансии необходимо было закрепить римское господство между Рейном и Эльбой. В этом отношении смерть Друза была символична: она ознаменовала переход к новому этапу германской политики Рима, на котором блестящие импровизации в стиле Александра и Цезаря должны были уступить место планомерному освоению захваченной территории.

Примечания:

[1] Ферреро Г. Указ. соч. С. 97. Прим. 1.
[2] K?hlborn J.-S. Op. cit. S. 531 f.
[3] Dio Cass. LIV. 32. 1. Ср.: Liv. ер. 139. Оба автора сообщают, что военная активность германцев была связана с волнениями в Галлии, вызванными цензом, который провел перед этим Друз.
[4] Ферреро Г. Указ. соч. С. 97. Прим. 1.
[5] Кроме «налога кровью», Друз приказал им выплачивать римлянам подать бычьими шкурами, шедшими на изготовление военного снаряжения (Tac. Ann. IV. 72. 1).
[6] Labuske H. Die R?mer am Kimbernkap. S. 139.
[7] Christ K. Op. cit. S. 129.
[8] «Мой флот проплыл через Океан от устья Рейна в восточном направлении до самой области кимвров, которой не достигал до этого времени ни один римлянин ни сушей, ни морем» (RgdA. 26. 4).
[9] «Флот по поручению божественного Августа обогнул Германию до Кимврского мыса, увидел оттуда лежавшее перед ним необъятное море и, как говорят, услыхал, что оно простирается до страны скифов и до крайне влажной местности» (Plin. N. h. 11. 167).
[10] Tac. Germ. 34. 2. Пер. С. П. Моравского.
[11] Labuske H. Op. cit. S. 138-145. Впрочем, эта мысль не нова. См.: Древние германцы. Сб. док-тов. Сост. Б. Н. Граков, С. П. Моравский, А. И. Неусыхин / Под ред. А. Д. Удальцова. М., 1937. С. 75. Прим. 1.
[12] Компетентность Плиния Старшего в германских делах не вызывает сомнений: он был автором капитального (в двадцати книгах) сочинения о германских войнах Рима. Роль Друза интересовала его особенно: Плиний Младший сообщает со слов дяди, что, когда тот проходил военную службу в Германии, ему однажды приснился Друз, который «поручил помнить о нем и просил защитить его от незаслуженного забвения» (Plin. Min. Ер. III. 5. 4).
[13] О размахе приготовлений, кроме упомянутых уже фактов, свидетельствуют и такие детали: вдоль Рейна Друз поставил свыше пятидесяти крепостей (Flor. II. 30. 26), которые, несомненно, должны были служить базами для операций армии и флота. Как выяснил Н. Рид, не позднее 12-10 гг. до н. э. возникли две связанные между собой военной дорогой военно-морские базы в Бонне (для германского флота) и Булони, причем тот флот, что базировался на берегу Ла-Манша, видимо, сразу же получил многозначительное название Британского (Reed N. Drusus and the «Classis Britannica» // Historia. 1975. Bd. 24. H. 2. P. 315—323)
[14] Ср.: Caes. BG. VI. 24. 1 ; Strab. IV. 4. 2; VII. 1.2; Tac. Germ. 24. 1.
[15] См.: Brunt P. A. Op. cit. Р. 175 f.; Wells С. M. The German Policy of Augustus. P. 6 f.; Labuske H. Op. cit. S. 141, 145.
[16] Дальнее плавание 12 г. до н. э. должно было «прежде всего наметить операционную область. В основу при этом были, несомненно, положены планы мирового господства в стиле Александра. (Labuske H. Op. cit. S. 141).
[17] См.: Sidari D. Problema partico ed imitatio Alexandri nella dinastia giulio-claudia. Venezia, 1982. P. 18-46.
[18] Oros. VI. 21. 19. См. к этому: Sidari D. Op. cit. P. 37.
[19] Bengtson H. Kaiser Augustus. S. 306.
[20] Нарративные источники по реконструкции событий этого года: Flor. II. 30.23; Dio Cass. LIV. 33.1 -4; Oros. VI. 21.5. В этот и последующие годы война шла главным образом на суше, действия флота, о которых источники, как правило, умалчивают, явно играли вспомогательную роль.
[21] Dio Cass. LIV. 33. 4. Можно согласиться с мнением, что уже упоминавшийся постоянный лагерь у Оберадена (в месте слияния Липпе и Сесеке) был первым из этих укреплений (Schnurbein S. Die Archaeologie der augusteischen Feldz?ge nach Germanien // Altertum, 1989. Bd. 35. H. 2. S. 97). Этот лагерь, рассчитанный на два легиона, был, как показывает дендрохронологический анализ остатков укреплений, разбит в конце лета или осенью 11 г. до н. э.
[22] K?hlborn J.-S. Op. cit. S. 533.
[23] Видимо, к кампании 10 г. до н. э. относится сообщение Флора о союзе херусков, свевов и сугамбров, которые при заключении договора заранее определили долю добычи каждого племени (II. 30. 24).
[24] Ср.: Tac. Germ. 37.4; Oros. VI. 21. 15.
[25] Timpe D. Drusus’ Umkehr an der Elbe // RM. 1967. Bd. 110. H. 4, S. 303.
[26] Timpe D. Op. cit. S. 304.
[27] Друз умер 14 сентября 9 г. до н. э. в возрасте 29 лет. Перечень источников, сообщающих об этом событии, дает Штайн (Stein. Op. cit. Sp. 2715).
[28] К библиографии вопроса см.: Timpe D. Op. cit. S. 290. Anm. 4.
[29] Timpe D. Op. cit. S. 291; Vgl.: Labuske H. Op. cit. S. 144.
[30] Timpe D. Op. cit. S. 294.
[31] Tac. Ann. II. 41. 3 (пер. А. С. Бобовича).
[32] Timpe D. Op. cit. S. 294, 304 f.
[33] Особенно рельефно это преувеличение выступает у Г. Лабуске, полагающего, что вместе с Друзом «была похоронена и его германская политика» (Labuske H. Op. cit. S. 144).
[34] Brunt P. A. Op. cit. P. 176.
[35] 12 г. до н. э. — Dio Cass. LIV. 32. 3; 11 г. — Dio Cass. LIV. 33. 5; 10 г. — Dio Cass. LIV. 36. 3.
[36] Dio Cass. LIV. 36. 3-4; LV. 2. 1.
[37] Вместе с тем, если Тиберию за подавление восстания 12 г. до н. э. в Паннонии Август позволил лишь триумфальные отличия, запретив уже вотированный сенатом триумф (LIV. 31. 4), то Друз, кроме триумфальных отличий, был удостоен овации и получил проконсульские полномочия сразу после претуры (Dio Cass. LIV. 33. 5).

Источник:

Парфенов В. Н. Император Цезарь Август: Армия. Война. Политика. «Алетейя». Санкт-Петербург, 2001.