Последние приготовления к войне в Германии (Парфенов В. Н.)Первые военные столкновения римлян и германцев относятся к концу II в. до н. э., когда племена кимвров и тевтонов, разгромив несколько римских армий и наведя ужас на Италию, были в конце концов уничтожены Марией. Галльские войны Цезаря сделали германцев постоянными (и беспокойными) соседями римлян — естественной границей между римскими владениями и свободной Германией являлся Рейн. После Цезаря и до начала кампаний Друза римские войска форсировали эту реку лишь однажды: когда в 38-37 гг. до н. э. Агриппа вел в этом регионе боевые действия против восставших галлов, он, видимо, стремясь покарать их германских союзников, вторгся на правый берег Рейна.1 Эпизодические столкновения имели место и в 20-е годы до н. э.: в 29 г. Гаю Каррине пришлось иметь дело со свевами, поддержавшими восстание галлов, а в 25 г. Марк Виниций совершил карательную экспедицию против германцев, которые убили римских купцов.2 Новые неприятности, чувствительно задевшие римский престиж, принес 16 г. до н. э.: сугамбры и их союзники узипеты и тенктеры перешли Рейн, разграбили подвластные римлянам территории, разбили Марка Лоллия, наместника этой провинции (взяв при этом орла V легиона), и без особой спешки возвратились к себе на родину.3 Некоторые исследователи полагают, что именно это событие повлекло за собой решение Августа покончить с германской проблемой военным путем.4 Однако можно усомниться в том, что частному эпизоду римско-германских отношений император придавал такое значение, тем более что конфликт с сугамбрами был урегулирован по их же инициативе.5 Очевидно, начавшиеся через несколько лет после набега сугамбров германские войны Рима, судя по их масштабу и продолжительности, нисколько не зависели от «мелочей», подобных этой. Главная цель трехлетнего (16-13 гг. до н. э.) пребывания Августа в Галлии понятна: император и его штаб занимались подготовкой крупномасштабной наступательной войны. Подробности этой грандиозной подготовительной работы источниками отражены слабо, но ясно, что она подразумевала создание системы снабжения действующей армии, переброску войск для концентрации ударной группировки, строительство флота и инженерное обеспечение его выхода в открытое море, сбор информации о противнике и о будущем театре военных действий.6 Командующим армией вторжения был назначен младший пасынок императора Нерон Клавдий Друз, который после окончания альпийской кампании находился вместе с Августом в Галлии.7 Возможно, этот выбор был продиктован таким непредвиденным обстоятельством, как смерть Агриппы: Г. Ферреpo убедительно показал, что план завоевания Германии, предусматривавший мощное техническое обеспечение операций и широкое использование флота, носит несомненный отпечаток незаурядной личности Марка Агриппы, который должен был руководить осуществлением этого плана, если бы смерть не постигла его столь неожиданно.8 Чтобы понять, почему выбор Августа остановился на Друзе, надо учитывать, что пятидесятилетний принцепс постоянно держал в поле зрения вопрос о своем преемнике; внезапная смерть его друга, соправителя и ровесника Агриппы, не только вновь остро поставила эту проблему, но и самым неделикатным образом напомнила Августу, что и он не вечен. В свое время, с рождением у Юлии, единственной дочери Августа, сыновей Гая и Луция и последующим усыновлением императором своих родных внуков, будущее династии казалось гарантированным, пока был жив Агриппа. Его кончина создавала иную династическую ситуацию: если бы столь же внезапно умер и Август, императорскую власть было бы невозможно передать его прямым наследникам из-за их малолетства. Проанализировав династическую политику Августа, Б. Левик предлагает вернуться к созданной в свое время Э. Корнеманом схеме «двойного принципата».9 Она полагает, что Август стремился вообще снять проблему наследования императорской власти, создав пары правителей — с тем, чтобы освобождавшаяся в старшей паре вакансия автоматически замещалась кем-то из младшей. По ее мнению, до смерти Агриппы эта система выглядела следующим образом: действующую пару властителей составляли Август и Агриппа; «в запасе» были (возможно) Тиберий и Друз, и Гай и Луций Цезари (безусловно).10 Хотя эта точка зрения безоговорочно принята, к примеру, Ш. Джеймсон,11 она, как и любая другая схема, едва ли может претендовать на абсолютное понимание династических планов Августа. По внешнему впечатлению, карьера обоих пасынков принцепса развивалась строго параллельно, причем Тиберий как старший шел с опережением (его консулат относится к 13 г. до н. э., Друза — к 9 г. до н. э.), оба они, и в первую очередь Тиберий, получали все магистратуры досрочно.12 Однако нельзя не учитывать роли того, что можно назвать личностным фактором: к старшему, замкнутому и надменному Тиберию, Август и тогда, и позже относился достаточно прохладно,13 тогда как к Друзу он явно благоволил, снисходительно смотря даже на его республиканские увлечения.14 Только в отношении Друза принцепс счел возможным официально заявить в сенате, что младший пасынок является его сонаследником вместе с Гаем и Луцием.15 Римское общественное мнение видело в Друзе «будущего великого принцепса и уже великого полководца» (Sen. Cons. ad Marc. 3. 1). Подлинной причиной предпочтения, которое Август явно оказывал Друзу, были не только его личные качества и огромная популярность, хотя все это не могло не импонировать принцепсу. Отношение императора к его младшему пасынку необходимо оценивать с учетом одного постоянного фактора в династической политике первого принцепса: «Август, сам лишь приемыш в роде Юлиев, во что бы то ни стало хотел, чтобы наследники его принадлежали к роду Юлиев…».16 Казалось бы, это не имело отношения к Клавдию Друзу, если не учитывать одного любопытного обстоятельства, которое не особенно тогда и скрывалось: Друз, официальным отцом которого считался Тиб. Клавдий Нерон, в действительности был родным сыном Октавиана.17 Смерть Агриппы четко выделила расстановку фигур в династической партии, которую разыгрывал Август: Тиберий, которому было приказано развестись с дочерью Агриппы и жениться на его вдове,18 должен был выполнять трудную и неблагодарную задачу по подавлению очередного восстания в Паннонии (Dio Cass. LIV. 31. 2-4), Друзу же, по выражению современного исследователя, предстояло вести в Германии «молниеносные войны в стиле Александра».19 Справедливости ради надо отметить, что он действительно подходил для такой роли гораздо лучше, чем медлительный и осторожный Тиберий, так что выбор Августа был оправдан и в этом отношении, хотя сам он считал качества своего старшего пасынка наилучшими для полководца.20 Для претворения в жизнь плана германской войны, который предусматривал стремительные марши в глубину вражеской территории, рискованные обходные маневры, короче говоря, умение и желание полководца рисковать, был нужен именно Друз, в котором «горела искра гения Цезаря».21 Назначение Друза на пост командующего армией вторжения показывает, что предстоявшая война преследовала далеко идущие цели. Те историки, которые считают европейскую политику первого принцепса оборонительной в своей основе, утверждают, что германские войны должны были всего лишь обеспечить безопасность Галлии и сократить линию границы, которую римлянам приходилось защищать.22 Последовательное применение этого постулата к фактической внешней политике Августа приводит к выводу, граничащему с абсурдом: «Оборона Империи требовала политики агрессивных войн, беспрецедентных в римской истории».23 Р. Сайм уверен в наличии «грандиозного плана Августа по завоеванию Центральной Европы»,24 суть которого автор гипотезы определил по-военному четко: продвижение римской границы с линии Кёльн — Базель — Вена на рубеж Гамбург — Лейпциг — Прага — Вена.25 Соблазнительное своей простотой и логичностью, это предположение, к сожалению, является «не более чем современной спекуляцией — в античных источниках об этом нет ни единого слова».26 П. Брант с полным основанием иронически заметил: нельзя забывать, что в распоряжении Августа не было современных географических карт, один взгляд на которые обнаруживает целесообразность установления римской границы по схеме Р. Сайма.27 С другой стороны, противоположной крайностью является точка зрения К. Криста, полагающего, что у Августа вообще не было определенной концепции внешней политики и вытекающих из нее «крупных проектов, твердых планов и стратегических догм» — формирование внешней политики Рима при первом принцепсе было процессом, в котором взаимодействовали «очень разнородные силы» внутри Империи и вне ее, а равнодействующая этих сил складывалась стихийно.28 На это можно возразить, что Августу не было необходимости изобретать в этой сфере что-либо принципиально новое — справедливо подчеркнул Г. Д. Мейер, что «претензия на мировое господство… стала составной частью идеологии принципата».29 Рассмотрение германских войн Августа как раз позволяет оценить степень соответствия теоретических выкладок современных историков конкретным действиям Рима на внешнеполитической арене. Перед тем как перейти к освещению фактов, относящихся к военно-политической деятельности римлян в Германии, имеет смысл обратить внимание на состояние самого мощного орудия внешней политики — армии — после преобразований 14-13 гг. до н. э. Как уже упоминалось, после окончания гражданских войн в строю было оставлено 28 легионов, и к началу широкомасштабных боевых действий в Германии их количество не изменилось. Но много это или мало для великой средиземноморской державы? Достаточно давно было высказано убеждение в том, что Август, исходя из внутриполитических и экономических соображений, сознательно «запрограммировал» военную слабость Римской империи; это мнение имеет авторитетных сторонников и в наше время.30 Однако в справедливости такого утверждения позволительно усомниться по следующим соображениям. Если в конце Республики (ок. 60 г. до н. э.), по подсчетам Р. Смита, в римских провинциях дислоцировалось 14 легионов, то удвоение их количества, даже с учетом новых территориальных приобретений Рима, невозможно объяснить, исходя только из оборонительных потребностей Римской державы — это явно была «армия мирного времени в масштабах времени военного».31 Еще Г. Дессау подчеркнул, что при Августе штатная численность и боевые возможности легиона значительно возросли по сравнению со временем гражданских войн.32 Кроме того, ударная мощь римской армии времени Августа практически удвоилась за счет так называемых вспомогательных сил, по численности примерно равных легионам.33 Наконец, нельзя забывать о наличии «огромной качественной диспропорции между римской армией и ее вероятным противником».34 Учитывая все это, трудно спорить с Г. Дессау, пришедшим к заключению, что такая армия «не имела иного права на существование и, по старой традиции, не могла иметь иной цели, кроме прогрессирующего (fortschreitenden) завоевания».35 Даже современный стратегический анализ, сделанный профессиональным специалистом в этой области, показывает, что военная система Августа «была достаточна не только для обороны Империи, но и для поддержания экспансии — крупная войсковая группировка для завоевательных войн могла быть сосредоточена в любой момент…».36 Первым полигоном для выяснения эффективности этой системы и должна была стать Германия… Примечания: [1] Dio Cass. XLVIII. 49. 3. Как показал дендрохронологический анализ, тогда же (38 г. до н. э.) римлянами было заложено новое укрепление на левом берегу Рейна (oppidum Ubiorum), позднее ставшее крупным городским центром (совр. Кёльн) (Doppelfeld D., Biegel A., Bracher J. Das r?mische K?ln. I. Ubier-Oppidum und Colonia Agrippinensium // ANRW. 1975. Tl. II. Bd. 4. S. 718 f.). Источник: Парфенов В. Н. Император Цезарь Август: Армия. Война. Политика. «Алетейя». Санкт-Петербург, 2001. |