Тактика римской армии. Убить и не быть убитым (Le Bohec Y.)

В XX в. отдельные солдаты, например, военнослужащие сил ООН, выполняют задачу поддержания мира. Римлянам такая цель показалась бы нелепой, и их концепция войны сохранялось в неизменном виде вплоть до XIX в.: «воин идет в бой не ради борьбы, а ради победы»¹. Боевой успех — искомая цель всякого военного предприятия — зависел в значительной мере от применения определенной тактики. Согласно ей, требовалось прежде всего, чтобы войско совершило перемещение и затем, чтобы оно вступило в сражение.

Многие мыслители эпохи Империи размышляли и писали об искусстве ведения боя. Тем не менее, несмотря на обилие источников, этот вопрос не был достаточно исследован современными историками, быть может, из опасения написать «историю битв». Однако кампании Траяна в Дакии, например, не остались без последствий для экономической сферы², ибо они принесли огромное количество золота.

Первое наблюдение, которое бросается в глаза при изучении трактатов по тактике, таково, что авторы императорской эпохи часто пишут по-гречески или предпочитают обращаться к примерам, взятым из истории Спарты, Афин или эллинистических монархий³, словно подразумевая, что римляне не изобрели ничего нового в этой области. Но прежде чем решать, объяснить ли эту странность своего рода модой или неверно выбранной перспективой, будет небесполезным уточнить, какими средствами располагали сражающиеся для достижения своих целей.

Условия сражения — вооружение

Общие соображения

Прежде чем мы обратимся к тому относительно немногому, что известно о военных кораблях, остановимся на индивидуальном вооружении. Источниковая база — более чем обильна, кроме того, постоянно пополняется по мере появления новых археологических находок. Но уже давно мы располагаем двумя прекрасными и хорошо иллюстрированными «альбомами» — это Колонна Траяна (илл. XI—XXII) и Колонна Аврелия, хотя последняя, сильнее поврежденная, чем первая, подверглась в современную эпоху некоторой реставрации. Помимо того, археологические раскопки предоставили в наше распоряжение множество мечей, шлемов, тысячи других предметов так же, как и рельефы с изображением воинов (илл. XXIII—XXV. 14—17). Наконец, литературные источники тоже содержат немалое количество сообщений. Все это объясняет наличие хороших работ по данной теме⁴, в то время как многие направления исследования остаются еще открытыми.

Поражает прежде всего исключительная пестрота типов известного оружия. Так, один и тот же воин может предстать перед нами в четырех видах снаряжения: для парада он старается продемонстрировать свое богатство. В бою он использует более функциональные и удобные виды вооружения; на учениях, наоборот, он пользуется менее опасным, облегченным снаряжением (во избежание несчастных случаев). Наконец, он поручает вырезать свое надгробие скульптору, который тоже имеет право на некоторую фантазию и от которого иногда требуют подражания греческим образцам, так что художник делает римского воина похожим на одного из героев Эллады, чтобы наверняка угодить заказчику⁵.

Свое оружие воин должен содержать в полном порядке; помимо прочего, он ведь является его собственником. Но в таком случае, как определить прямые обязанности лица, называемого custos armorum? Известно, что всякий лагерь имел склады (armamentaria), за состояние которых нес ответственность этот человек и которые располагались в центральной части укрепления — principia. Большая часть историков считает, что воины содержали свое оружие при себе, пока им пользовались, но в остальное время они должны были сдавать его в этот арсенал под надзор custos armorum. В своей новой работе Х.Рассел-Робинсон⁶ выдвинул соблазнительную гипотезу, что данное должностное лицо ведало только запасным оружием. Добавим, что он мог отвечать и за метательные орудия: было необходимо, чтобы кто-нибудь следил за коллективным оружием, а раскопки обнаружили наличие каменных ядер в principia.

Какими бы ни были частности службы, античные авторы объясняли успехи Рима в значительной степени его превосходством в области индивидуального вооружения. Во время Иудейской войны, которая началась в 66 г., Иосиф Флавий безоговорочно восхищался своими противниками⁷: «Пехотинец одет в панцирь и шлем, он носит на каждом боку по мечу; но тот, что слева, заметно длиннее, а тот, что справа, имеет в длину не больше полу локтя. Пехотинцы из отборных частей, составляющих охрану полководца, имеют копье и круглый щит, остальные легионеры вооружены пикой и продолговатым щитом, и, кроме того, имеют при себе ножовку, корзину, лопату и топорик, не забудем и про ремень, серп, цепь и трехдневный запас провизии: так что пехотинец нагружен едва ли меньше вьючного мула. Конники носят на боку длинный тесак, а в руке большое копье, длинный щит, опирающийся одной стороной о лошадиный бок; в колчане, подвешенном с одной стороны, у них лежит еще три или более дротика с широким наконечником, длинных, как пики. Их шлемы и панцири такие же, как и у пехотинцев. Отборные всадники, составляющие личную охрану полководца, имеют такое же вооружение, как и обычные». Даже в III в. Геродиан⁸ считал, что военное превосходство Рима в значительной степени основывается на качестве индивидуального вооружения его солдат.

Нет оснований признавать какую-либо унификацию в этой области. Прежде всего, каждый или почти каждый ранг и тип военного отряда обладает своеобразием. Далее, практически не существует специфически римского оружия: после всякой кампании, начиная с республиканской эпохи, полководцы заимствовали у вчерашних побежденных весь их положительный опыт. Так, легко встретить во времена Августа на голове легионера галльский шлем, для защиты тела — греческий панцирь, а в его руке — испанский меч! Наконец, на протяжении трех веков истории нельзя не отметить определенную модификацию, которая, кстати, в значительной степени определялась удивительной способностью римлян к адаптации в области военного дела.

Вооружение легионеров

Итак, можно выделить оружие защиты и нападения, имея в виду изменения, происходившие с течением времени. А начать следует, конечно, с наиболее известных воинов — легионеров.

В эпоху Августа голову легионера защищал шлем (galea, cassis) очень простой формы: он состоял из каски с шишаком, снабженной иногда назатыльником. Далее, на воине надет панцирь (lorica), здесь уже наблюдается некоторое разнообразие. Греческий тип панциря, в основном использовавшийся командирами, называли также «мускулистый», так как он воспроизводил в бронзе форму грудных мышц человека; существует более редкий его вариант, «ламбрекенный». Римские образцы тоже можно подразделить на группы, скажем, кольчуга встречается гораздо чаще кожаной рубахи, покрытой металлической чешуей. Кроме того, солдат снабжен поножами. Наконец, он имеет щит (scutum) — обычно прямоугольный, он может быть плоским (в таком случае предполагают его галльское происхождение) или выпуклым (он был заимствован у самнитских гладиаторов).

Для нападения у пехотинца имеется пика (hasta) и метательное копье, короткое и более или менее толстое (pilum), для дальнего боя; для рукопашной схватки легионер пользуется коротким мечом; испанским мечом (gladius), а также кинжалом. Именно комбинация «меч — копье» наиболее характерна для легионера I и II вв.⁹ Разумеется, он орудует также и копьем, и кинжалом, но все реже и реже. Метательное оружие немного удлиняется, а благодаря перевязи (cingulum) можно носить ручное оружие¹⁰, которое, однако, сменяется в конце концов мечом большего размера (spatha), получившим распространение с конца II в.

Возможно проследить модификацию других элементов вооружения и прежде всего шлема. В I в. мы находим шлем галльского типа, с нащечниками и назатыльником без гребня. Затем появляется классический тип с плюмажем¹¹, а при Марке Аврелии распространяется еще одна форма, которая напоминает фригийский колпак с лишенным украшений навершием. Встречаются самые различные типы панцирей: получает все большую популярность так называемый «мускулистый» панцирь — его носят даже простые легионеры (чтобы отличаться от них, командиры высокого ранга отказываются от него в пользу укороченной модели); самая распространенная форма — это панцирь из металлических пластин, называемый «пластинчатым»¹², но известны также чешуйчатый панцирь¹³ и кольчуга¹⁴. Щиты также отличаются немалым разнообразим: наряду с прямоугольным выпуклым или плоским щитами, столь часто изображаемыми на Колонне Траяна, применяются щиты овальной формы¹⁵, а иногда шестиугольные и круглые — у конницы. Наконец, подчеркнем, что поножи используются постоянно.

По мере того как юридический статус различных воинов сближается, как мы видели выше, в оружии также проявляется тенденция к большей унификации. Для начала III в., а точнее для правления Каракаллы, Геродиан¹⁶ в духе антитезы, предложенной Эсхилом в трагедии «Персы», противопоставляет воинов Запада (в данном случае римлян) — пехотинцев и копьеносцев, воинам Востока (здесь парфянам) — конникам и лучникам.

Однако не следует заблуждаться: во время великого кризиса Империи пехота остается «царицей полей», но при этом роль конницы все более возрастает. Солдаты сохраняют старые виды шлемов, но отказываются от панциря; для защиты тела они рассчитывают в основном на свой щит — с этого времени обычно овальной формы. Из оружия нападения они предпочитают длинный меч (spatha), окончательно вытеснивший испанский, и копье, более легкое, чем древний pilum.

Вооружение вспомогательных войск

Если в эпоху Принципата для легионера характерна связка «меч—копье» (gladius-pilum), то ауксилиарий — воин вспомогательных частей — отличается иной комбинацией оружия — длинным мечом и пикой (spatha-hasta)¹⁷. Однако для этих частей трудно переоценить разнообразие, царившее в области вооружения и прежде всего противопоставлявшее пехоту коннице.

Пехотинцы в I в. слабо защищены. Со времен Траяна положение меняется. Они носят шлемы различной формы¹⁸ и кожаные панцири, иногда покрытые металлическими пластинками, или кольчуги; они прикрываются большими плоскими и узкими щитами. Для нападения они используют копье, длинный меч и кинжал. На протяжении II в. захватывается масса оружия, оно скорее доставалось ауксилиариям, чем легионерам.

Конница ал с I в. лучше защищена: у нее на вооружении уже имеются железные шлемы, железные нагрудные пластины и длинные щиты овальной формы. Они сражаются тем же оружием, что и пехотинцы из когорт; лучшие конники происходят из кельтских областей Империи¹⁹. Со времен Траяна они защищены еще лучше: на Колонне Траяна мы видим на них кольчуги поверх кожаных туник; в руках узкие щиты, иногда овальной формы²⁰. В эпоху Антонина Пия²¹ меч становится шире и к нему добавляются иногда дротики.

Но главный фактор, определяющий различия в вооружении вспомогательных войск, — это использование (особенно в III в.), специализированных подразделений. Так, представлялось весьма желательным иметь в своем распоряжении стрелков. Пращники упоминаются с эпохи Флавиев²²; их изображения присутствуют на Колонне Траяна, но особенно широко пращники использовались в III в., происходили они из Сирии. С той же целью командование прибегало и к услугам лучников²³. Обычно они набирались также в Сирии или в Аравии; осроенцы использовались против парфян и персов; были и лучники родом из Фракии. Лучники появились в римской армии в эпоху Нерона. Их можно видеть на Колоннах Траяна и Аврелия²⁴, но подлинное развитие их подразделения получают преимущественно с начала III в.²⁵ Они пользуются бирюзовым луком²⁶ (очевидно, имеется в виду «восточный» лук, так как бирюзовый по-французски – turquoise, это же слово означает «турецкий», тем более что речь идет о лучниках из Сирии и Аравии – прим. проекта «Римская Слава»); некоторые из них ездят верхом и составляют отряды легкой конницы²⁷.

В качестве ударных частей применялись главным образом контарии²⁸, где название происходит от contus — тяжелой пики. Эти воины, как правило, одетые в кольчуги, участвовали в сражениях, изображенных на постаменте трофея в Адамклисси и на Колонне Аврелия. Иерусалимский Талмуд²⁹ называет их оружие палкой. Римская армия располагала также «гезатами», воинами, получившими имя от gaesum, что значит рогатина; их набирали в кельтских областях, преимущественно в Реции.³⁰ На Колонне Траяна мы видим также свевов, сражающихся дубинами³¹.

Все эти виды войск, за исключением отдельных отрядов лучников, относились к пехоте. А командование хотело иметь также разнообразную конницу, легкую и тяжелую. Мавры, изображенные на Колонне Траяна³², особенно часто использовались в III в.; они давали двойное преимущество — высокую мобильность и умелое владение дротиком³³. В то же время известны конные подразделения, закованные в панцири — «катафрактарии», даже лошади которых покрыты доспехами. Они существовали уже в эпоху Адриана³⁴, мы видим их на Колонне Аврелия, но чаще всего они выступают в эпоху великого кризиса Империи в III в.

Вооружение воинов других видов войск

У нас меньше сведений о вооружении других видов воинов, за исключением, быть может, преторианцев и офицеров.

Прежде всего вкратце рассмотрим разные виды воинов. М.Клаусе³⁵ пишет, что speculatores имели меч и копье, фрументарии и бенефициарии — также копье. Это оружие было характерно для воинов, служивших в канцелярии наместника (в его officium). Кроме того, этот командир высшего ранга располагал конной (equites singulares) или пешей (pedites singulares) охраной. Первая не отличалась от легионной конницы, вторая имела на вооружении круглые щиты и пики³⁶. Что касается личных телохранителей императора (equites singulares Augusti), мы видим их на Колонне Траяна, где их легко узнать по овальным щитам, дротикам и пикам.

Снаряжение преторианцев, как уже было сказано, известно лучше³⁷ — это верно в особенности для II в. Вначале пехотинцы носили, как и легионеры, пластинчатый (segmentata) панцирь из металлических полос. Впоследствии, в эпоху Марка Аврелия они перешли на чешуйчатые, которые уже использовались тогда в коннице и стали если не исключительными, то очень характерными для этих частей; так что всадники с ними уже не расставались и сохраняли их и даже в 312 г. Боевой шлем пехотинца относился к «кольчатому» типу, парадный — к типу «с плюмажем». Напрашивается аналогия с легионерами, подобно которым преторианцы были оснащены таким же оружием нападения — мечом и копьем.

Снаряжение когорт ночной стражи было весьма своеобразным, потому что их основная задача состояла в борьбе с огнем. Для этой цели они пользовались пожарными насосами (siphones), баграми (unci), инструментами, похожими на косу (falces), а также покрывалами (centones), метлами (scopae) и ведрами (аптае). Лестницы (scalae) служили им для спасения людей, отрезанных огнем на верхних этажах, так как в Риме строилось большое количество многоэтажных жилых зданий.

Командиры, в свою очередь, должны были быть легко узнаваемы. Центурионы, вплоть до II в., носили на своем шлеме гребень, который проходил не продольно, а поперечно, от одного уха к другому. Эту деталь называют crista transuersa³⁸. Офицеры³⁹ были также защищены панцирем — в начале Империи он принадлежал к «мускулистому» типу, но в дальнейшем он был отвергнут в пользу другого, более короткого. На боку они носили небольшой меч, называвшийся parazonium.

В завершение обзора следует, как нам кажется, еще раз подчеркнуть существенную черту вооружения, использовавшегося римскими солдатами, — его удивительную неоднородность. Испанский меч и галльский щит соседствовали в нем с сирийским луком и греческим панцирем. Подобный отбор всего лучшего, что есть у побежденных народов, отчасти объясняет боеспособность легионов и вспомогательных войск.

Одежда воинов

Говоря о внешнем виде воинов, остается ответить на вопрос: каким образом они одевались? Ответ не очевиден, и специалисты⁴⁰ не всегда согласны друг с другом.

Несомненно, легионеры и преторианцы нередко изображаются в гражданской одежде, в частности, на надгробных рельефах. Дело в том, что ко времени кончины многие из них уже покинули армию, и все они стремятся продемонстрировать тогу, традиционную одежду римского гражданина. Как говорилось, солдаты, обладающие этим достоинством, весьма им гордятся.

С другой стороны, существовала одежда для боя — procinctus. Ее носят во время боевых действий, а также вообще с момента выступления армии в поход, а равным образом во время выполнения некоторых особых заданий и на учениях. Вот почему выражение «esse in procinctu», которое переводилось по-разному («быть готовым к бою» или «находиться в гуще боя»), означает просто-напросто «быть в военной форме»⁴¹. А его использование никоим образом не доказывает наличия военного конфликта. Некоторые античные авторы применяют для этой униформы существительное sagum, которое обозначает солдатский плащ — короткую накидку, что набрасывается поверх туники. На ногах у командиров были башмаки (calceus), в отличие от простых солдат, которые обуты в грубые сапоги (caligae). Кстати, имя императора Калигулы («Сапожок») — это ласковое прозвище, данное ему солдатами, когда еще ребенком он сопровождал своего отца Германика в лагерях, где тот был полководцем.

И все же историки не пришли к единому мнению относительно того, существовала или нет парадная одежда. Безусловно, на парадах было принято демонстрировать полученные награды. Кроме того, известно, что Септимий Север предоставил центурионам право одеваться на этих шествиях в белое (albata decursio), а Галлиен распространил данную привилегию на всех воинов.

Во вспомогательных войсках царила крайняя пестрота, в частности, среди варваров, служивших в numeri и сохранявших свою национальную одежду. Однако можно наблюдать некоторую тенденцию к униформизации. К примеру, в коннице ал, где часто накидывали плащ поверх короткой туники; некоторые из всадников носили штаны (истоки этой моды кроются, несомненно, в кельтских областях). He исключено, что брюки распространились именно благодаря военным⁴²!

Итак, мы видели, что в римской армии существовали многочисленные и разнородные подразделения с многочисленными и разнообразными функциями, а оружие и одежда еще более усиливали, если только возможно, эту поразительную пестроту.

Условия сражения: корабль

Для того чтобы понять тактику, а кстати, и стратегию, надлежит познакомиться с индивидуальным вооружением. Но кроме того, не вредно будет узнать, как выглядели боевые корабли. Для выяснения этой задачи мы располагаем исследованием М.Редде⁴³, из которого и позаимствуем нижеследующее описание.

Археологи обнаружили немало гражданских судов, затонувших и застывших на песчаном дне, где их удержал груз амфор. Благодаря этому подводная археология оказалась продуктивной. Но военный флот не перевозил подобные грузы, и тонувшие суда разбивались на тысячи кусков силой течений. От античного времени до нас дошел лишь один военный корабль — знаменитая карфагенская галера из Марсалы, датированная III в. до н.э. Исследования в этой области не могут, таким образом, опираться на непосредственное наблюдение. Необходимо изучать письменные источники и памятники изобразительного искусства, где часто жертвовали перспективой и деталями, поскольку трудно было изобразить на небольшом пространстве судно крупных размеров.

Тем не менее, есть основания для некоторых выводов. Важнейший результат, к которому пришел М.Редде, без сомнения, удивит многих читателей: судоверфи Италии строили корабли, значительно превосходившие греческие. Данное утверждение основывается на трех аргументах. Прежде всего римские суда — самые прочные; они строились встык, т.е. вирюры (доски бортов) соединялись одна с другой, край к краю. Плотники начинают с нижней части корпуса, затем они устанавливают распорки; после этого можно строить боковые перегородки, следуя той же технике; и лишь по окончании этой работы они устанавливают остальные распорки — бимсы. В конце они занимаются надстройками. После этого им остается лишь просмолить корабль и загрузить балласт (обычно камни или песок), прежде чем передать его заказчику.

Во-вторых, римские корабли самые совершенные. На память сразу приходит, что рулевые для управления ими пользовались двойным боковым рулевым веслом. Но скорость имеет не меньшее значение, чем маневренность, и потому применяли два движителя. Главный из них — квадратный парус, поднимался на основной мачте; другой парус меньшего размера — на вспомогательной мачте. Кроме того, все суда были также гребными, что позволяло им двигаться со скоростью 2 или максимум 2,5 узла. Но тут встает вопрос о количестве рядов весел и их расположении. Иллюстрацией служит надпись из Мизен⁴⁴. Это эпитафия: «[Посвящение] богам Манам. Титу Теренцию Максиму, воину с триеры «Юпитер», по национальности бессу (народ во Фракии.— Авт.); он прожил сорок лет и прослужил двадцать. Гай Юлий Филон с триеры «Меркурий» и Квинт Домиций Оптат с тетреры «Минерва», его наследники, взяли на себя попечение [о постройке этого памятника], когда Сульпиций Приск был опционом триеры «Юпитер»». В этом тексте упоминаются две триеры («Юпитер» и «Меркурий») и одна тетрера («Минерва»): первые, вероятно, относились к наиболее распространенному классу. Они представляли собой самый ходовой тип корабля с тремя рядами весел, расположенными один над другим, но смещенными по горизонтали относительно друг друга. Что касается судов с четырьмя и более рядами весел, следует признать, что до сих пор непонятно, каким образом на них размещались гребцы⁴⁵.

Известны другие типы кораблей. Либурна, почти так же хорошо знакомая, как триера, являлась более легким судном, и значит, более подвижным⁴⁶. Разные виды вспомогательных судов обеспечивали перевозку людей и имущества. Военный флот имел приблизительно двести пятьдесят судов — из расчета по шестьдесят на каждый из италийских флотов и по сто тридцать для провинциальных эскадр, согласно оценке М.Редде.

Более того, римские корабли были наилучшим образом вооружены. Метательные орудия позволяли поражать врага издалека задолго до абордажа, что приводило к упадку его морального духа и потерям среди личного состава до непосредственного соприкосновения. Каждый корабль был снабжен бронзовым тараном, укрепленным на килевом брусе. На палубе сооружались одна или несколько абордажных башен, что позволяло морской пехоте захватывать возможного противника, обрушив на него мощный удар. Наконец, должны были существовать десантные подразделения. Эти воины, очевидно, могли успешно действовать и в морском сражении, однако использовались также на суше для достижения эффекта внезапности. Они атаковали врага там, где он этого не ожидал — на флангах или в тылу.

Таким образом, римская армия блистала не только качеством своего вооружения; она превосходила всех противников качеством продукции своих судоверфей.

Армия в походе

Смысл существования армии заключается в сражении. Но хороший полководец не начинает боевые действия где попало: он должен выбрать место, которое ему покажется наиболее подходящим для сил и средств, находящихся в его распоряжении, и ему надо также при выборе этого места принять во внимание силы противника. Его первейшая задача состоит, таким образом, в том, чтобы хорошо знать войска, находящиеся под его командованием; он должен стараться учитывать не только численность конников и пехотинцев, вспомогательных войск и легионеров, которыми он командует, но также и их боевые возможности, иными словами, отдохнули они или устали, хорошо или плохо тренированы, имеют ли навык к ведению боевых действий и каков их моральный дух?

Во-вторых, ему следует разузнать о силах, собранных противником; далее он принимает решение о месте, где произойдет сражение. Наконец, он должен организовать свои войска для достижения цели; их диспозция имеет основополагающее значение, ибо противник может воспользоваться тем, что римляне не выстроены в боевые порядки, для того чтобы успешно их атаковать. Во время совершения переходов наибольшей опасностью остается засада, и тут мы должны вспомнить, что Публий Квинктилий Вар был побежден не в регулярном сражении. Поэтому в данной области действуют два важнейших момента — быстрота и безопасность. Полководец обязан стремиться как можно меньше времени пребывать в уязвимом положении и избегать всяких неприятных неожиданностей. Но следует, несмотря ни на что, предвидеть даже непредвиденное и стремиться действовать так, чтобы потери в случае атаки были минимальными. Римские теоретики-стратеги много размышляли по этому вопросу, который можно сформулировать следующим образом: в каком порядке расположить пехоту и конницу, легионы и вспомогательные войска и, главное, где поместить обоз.

Походный порядок

Конечно, на эти вопросы давались разные ответы⁴⁷. Однако можно выделить некоторые точки соприкосновения во мнениях полководцев, занимавшихся изучением походного порядка (илл. XXVI. 18). Во-первых, авангард, как правило, состоял из вспомогательных войск и конницы; в их задачу входила разведка местности и готовность при необходимости быстро отойти. Точно так же арьергард обычно образовывали подразделения меньшего значения. Наконец, обоз, как правило, находился в центре и был лучше всего защищен, ибо он представлял собой самое уязвимое место армии на марше, а его потеря несла риск дезорганизации колонны, так как солдаты, видя, что их имущество разграбляется врагом, обычно покидали свои ряды, чтобы попытаться вернуть его. Следовательно, защита обоза представляется обязательной. Чтобы ее обеспечить, необходимо учитывать топографию, и здесь стратеги выделяют два случая.

Если армии приходится войти в ущелье, пересечь долину, короче говоря, продвигаться по узкой территории, становится невозможным обеспечить эффективное прикрытие флангов, поскольку войска вытягиваются в длинную цепочку. Юлию Цезарю в 57 г. до н.э. (т.е. еще в эпоху республики) пришлось столкнуться с подобной ситуацией⁴⁸, когда он вел войну против белгов. В голове колонны он помещает конницу, лучников и пращников, т.е. вспомогательные подразделения, за ними следует основная часть его армии из шести лучших легионов, затем идет обоз и, наконец, два легиона новобранцев. Хотя автор об этом не упоминает, вполне возможно, что шествие замыкали несколько когорт союзников, так поступали другие известные стратеги.

В середине I в. н.э. Оносандр в трактате об обязанностях главнокомандующего рекомендует выбирать предпочтительно открытую местность. Когда это невозможно, когда необходимо пройти ущелье, он советует прежде всего занять высоты⁴⁹.

Тит поступал в Самарии примерно так же, как и Цезарь. Иосиф Флавий дает подробное описание его построения⁵⁰: «В своем продвижении по территории противника Тит имел в авангарде царские войска и все вспомогательные подразделения; за ними шли строители дорог и квартирмейстеры; далее следовал командирский обоз и после отрядов, охранявших его, ехал сам Тит с отборными солдатами и, в частности, копьеносцами; за ним легионная конница и метательные орудия, и непосредственно за ними следовали трибуны и префекты когорт с отборными воинами; за ними шли знаменосцы, окружавшие орла, а впереди них трубачи, потом главное ядро колонны рядами по шесть человек, позади шли слуги каждого легиона, предваряемые обозом; наемники двигались последними, за ними следил арьергард».

Поражает сходство походных порядков, выбранных Цезарем и Титом. Правда, здесь также наблюдаются различия. Так, Иосиф Флавий не сообщает, включал ли авангард конницу, что представляется вполне правдоподобным, но уточняет, что в арьергарде находились вспомогательные войска. Основное расхождение между строем обоих полковдцев состоит в том, что первый помещает обоз непосредственно позади основной массы легионеров, в то время как второй поступает наоборот.

Однако ситуации, при которой армия просачивается сквозь узкий проход, следовало избегать любой ценой. Следовательно, она носит исключительный характер. Обычно полководец выбирает ровную и открытую местность, чтобы избежать риска засады; но и в случае последней он сумеет обеспечить защиту флангов.

В самом начале правления Тиберия Германик ведет рейнскую армию в поход против узипетов и бруктеров: «Полководец, выступая в поход, приготовился к отражению неприятеля. Впереди шли часть конницы и когорты вспомогательных войск, за ними первый легион; воины двадцать первого легиона прикрывали левый фланг находившихся посередине обозов, воины пятого — правый, двадцатый легион обеспечивал тыл, позади него двигались остальные союзники»⁵¹. И в этом сообщении также мы видим важность обоза; он окружен со всех сторон и доверен отборным солдатам.

В скором времени, в середине I в. н.э., Оносандр в своем трактате «Об обязанностях полководца» дает советы, которые ни в чем не противоречат выбору, сделанному Германиком. Выше уже было сказано, что он советовал не вводить войско в ущелье, а выбирать как можно чаще плоские и открытые места. В этих условиях⁵² он требует, чтобы войска были построены сомкнутым каре так, чтобы обоз находился в середине и был хорошо защищен. В авангарде, как и все другие теоретики стратегии, он помещает конницу. Кроме того, он напоминает, что необходимо отправлять воинов за фуражом⁵³; они же одновременно служат разведчиками и передают сведения о присутствии или отсутствии поблизости вражеских сил.

Порядок продвижения по опасной местности представляется настолько важным, что в эпоху Антонина Пия ему был в значительной степени посвящен специальный трактат. Речь идет о произведении Арриана «Походное построение и боевой порядок в сражении против аланов». В нем рекомендуется следовать принципам, очень близким к тем, которые применял Германик более века назад. Впереди продвигались конные разведчики, затем алы и когорты вспомогательных войск. За ними следовали легионы, союзники и обоз. Остальные вспомогательные войска замыкали походный порядок (пехота) и прикрывали фланги (конница). Основное различие между двумя способами построения заключается в том, что Германик размещает легионеров на флангах своей армии, тогда как Арриан ставит туда вспомогательные войска.

Арриан дважды затронул один и тот же вопрос⁵⁴, и в «Тактике» его советы порой дополняют то, что говорится в «Походном построении», а порой расходятся с ним. Основной заботой остается безопасность обоза; его всегда следует размещать с противоположной от противника стороны — впереди, сзади, справа или слева; но разумно сосредоточить его и в центре, особенно если неизвестно, откуда следует ожидать опасности. Во всяком случае месторасположение конницы не обязательно строго фиксированно. Полководец использует ее в зависимости от местности и предполагаемых позиций противника. Легионы следуют в голове и в хвосте, а подчас на флангах, а пехота ауксилиариев (вспомогательных войск) идет за ними или по бокам от них.

Итак, констатируем еще раз (второе сочинение Арриана в этом смысле очень ценно), что римская тактика, как и вооружение, обладала способностью к видоизменению, адаптируясь к обстоятельствам. Тем не менее, можно выделить некоторые постоянные черты: полководец должен размещать обоз в центре, неподалеку от легионеров; он вперед высылает конницу и замыкает войсковую колонну на марше вспомогательными когортами.

Работы

Войско, совершающее марш по вражеской стране, не всегда встречает удобства, к которым оно привыкло на римской территории, и должно обустраивать пересекаемую им территорию для обеспечения максимальной безопасности, поэтому ему приходится строить дороги, мосты и лагеря.

Эти работы представляют собой один из многочисленных факторов успеха римских войск. Они производятся не как попало, под руководством кого попало. Как правило, рабочую силу поставляет пехота, в частности, легионная, в то время как конница, даже из вспомогательных частей, обеспечивает защиту строительства; здесь уместно вспомнить, что конные воины пользуются одной привилегией — они освобождены от нарядов (immunes). Такое разделение задач было хорошо объяснено Ж.-Ш.Пикаром⁵⁵. Кроме того, у нас имеется текст Псевдо-Гигина⁵⁶, показывающий очень правдоподобно разделение труда при Траяне: морская пехота строит дороги, а конники-мавры и паннонцы обеспечивают безопасность работающих.

Дороги и мосты

Чтобы быстро продвигаться по вражеской территории, полководцы стремились использовать пути, которые легко было занять. Не следует, однако, думать, что подобные дороги были мощеными. На самом деле пехотинцы ограничивались тем, что валили деревья, когда пересекали лес, убирали камни, мешающие проходу через ущелье, а на равнине осушали небольшие болота, если они там имелись. В остальном они довольствовались выравниванием земли или, еще проще, расстановкой вешек, указывавших направление. Ведь известно, что знаменитые римские дороги редко бывали вымощены камнем⁵⁷, кроме как на подходе к городам и внутри них. Подобная работа потребовала бы к тому же совершенно бесполезной траты времени и сил.

Переправа через реки представляла другую сложность, перед лицом которой можно было выбирать одно из трех возможных решений. Можно было вызвать флот, чтобы переправиться через реку на судах⁵⁸. Или же, тоже благодаря флоту, построить своеобразный понтонный мост⁵⁹ — корабли, поставленные борт к борту, надежно скреплялись друг с другом, затем поверх них укладывался настил. Наконец, имелась также возможность построить настоящий мост из дерева или камня⁶⁰.

Во время походов против даков Траян пользовался услугами архитектора Аполлодора Дамасского. Тот изображен на Колонне Траяна в момент организации переправы через Дунай⁶¹, и сам он в одном трактате⁶² раскрыл секреты его постройки.

Походный лагерь

Однако, какое бы восхищение ни вызывали эти постройки, имелось и кое-что похлеще. Каждый вечер солдаты, находившиеся в походе, должны были укрываться в лагере. Походные лагеря были временными (castra aestiva), порой строившимися и разрушавшимися каждый день⁶³, и отличались от постоянных лагерей (castra hiberna, stativa), к которым мы обратимся в следующей главе, своими размерами и использовавшимися материалами. Быстро возводимые и так же быстро сносимые постройки оставили мало археологических следов, чтобы познакомиться с ними, необходимо прибегать к литературным источникам⁶⁴, а также к изображениям на Колоннах Траяна и Аврелия⁶⁵.

Происхождение римских укреплений остается в значительной степени загадочным. Фронтин⁶⁶ говорит, что вначале римляне укрывались по когортам в хижинах. Первым мысль об оборонительном сооружении подал Пирр, царь Эпира; устройство одного из его лагерей, взятого штурмом италийскими солдатами, было изучено и впоследствии воспроизводилось. Если этот рассказ и не вполне достоверен, из него можно, по крайней мере, извлечь один момент — наличие греческих элементов. Но не следует полностью исключать возможное этрусское влияние, значение образцов, созданных на самом Апеннинском полуострове⁶⁷. Свою роль в этой области могли, вероятно, сыграть искусство авгуров и техника землемеров — составителей земельного кадастра. Между прочим, царь Македонии Филипп V так был восхищен римским лагерем, что заявил, что людей, способных возвести подобное сооружение, нельзя называть варварами⁶⁸.

Прежде чем строить лагерь, необходимо тщательно выбрать место. Участок на склоне подходит для этого лучше всего⁶⁹, так как он облегчает сток воды, проветривание и весьма удобен для вылазки против осаждающих⁷⁰. Далее надо следить, чтобы там была вода в количестве, необходимом для того, чтобы выдержать осаду. Наконец, ответственные лица должны были убедиться, что позиция удобна для обороны⁷¹. Следует избегать, например, высот, господствующих над лагерем, откуда враги могли легко метать дротики и обстреливать его гарнизон.

Солдаты начинают с выравнивания поверхности земли⁷². Затем они насыпают вал в походном лагере, охватывающий значительно меньшую площадь, чем в постоянном. Простейшее укрепление⁷³ (илл. XXVI. 19) состоит прежде всего из рва (fossa), чаще всего в форме буквы V в поперечном сечении. Вынутый грунт помещался непосредственно позади него, затем разравнивался, образуя нечто вроде приподнятого окружного бруствера (agger), над которым устанавливался деревянный частокол (vallum) или (значительно реже) дерновая либо каменная стена⁷⁴ с башнями или бастионами по углам, где устанавливались метательные орудия — скорпионы, катапульты и баллисты⁷⁵. Позади всегда находится пустое пространство (intervallum), где гасятся стрелы и дротики, которым удалось перелететь через укрепления; эта зона позволяет также ускорить передвижения внутри укреплений.

Надлежит тщательно укрепить четыре⁷⁶ входа в лагерь, так как, очевидно, они представляют собой слабое место в системе укреплений. Известны два типа ворот (илл. XXVI, 20). Либо солдаты строят небольшое заграждение, параллельное линии укреплений и расположенное точно на оси прохода (titulum)⁷⁷, так, чтобы разделить надвое поток наступающих. Либо укрепления продолжаются вовнутрь и наружу на две четверти круга: это то, что архитекторы называют «ключиком» (clavicula)⁷⁸.

В самом деле, учитывая относительную слабость подобных сооружений, строящихся за несколько часов, основную опасность представляет шоковый эффект, производимый штурмом. Преследуемая цель состоит, следовательно, в том, чтобы ослабить натиск наступающих. Для этого перед укреплениями легионеры выкапывают ямы, в дно которых втыкают стволы деревьев с ветвями — они называют такие рогатки «оленятами» (cervoli)⁷⁹. Псевдо-Гигин⁸⁰ говорит, что лагерь располагает пятью степенями защиты: рвом, валом, стеной, рогатками и оружием находящихся в нем солдат.

План всего сооружения варьирует в зависимости если не от эпохи, то по крайней мере от того или иного автора. Полибий⁸¹ (илл. XXVII. 21), писавший в эпоху Республики во второй половине II в. до н.э., указывает, что римляне в его время строили квадратные лагеря, разделенные на три части параллельными дорогами via Quintana и via Principalis; позади последней находились общественная площадь (forum), палатка квестора, ответственного за финансирование операций (quaestorium), и полководца (praetorium). Другие две трети пространства разделяла пополам via Decumana. И два века спустя Иосиф Флавий⁸² все еще ведет речь о квадрате.

Зато Псевдо-Гигин, писавший двадцать или тридцать лет спустя, рекомендует уже другие соотношения: он советует строить прямоугольник со сторонами, относящимися друг к другу как 2 к З⁸³ (илл. XXVII. 22). Организация внутреннего пространства также становится иной. Конечно, via Principalis и via Quintana делят лагерь на три части — претентуру (praetentura), бока претория (latera praetorii) и ретентуру (retentura). Но часть, расположенная за via Principalis, разделена надвое дорогой via Pretoria, преторий (палатка полководца) находится в центре лагеря, a quaestorium⁸⁴ расположен в середине последней трети, отделенной дорогой via Quintana.

Те же Псевдо-Гигин и Иосиф Флавий дают нам много сведений по использованию площади внутри укреплений, так как ничто не должно было делаться там случайно. Когда участок разравнивался, землемер ставил в его центре инструмент, называемый groma⁸⁵ (илл. XXVII. 23); состоящий из четырех отвесов — он позволяет проводить линии под прямым углом. Им можно также определять место для дорог и линий укреплений (представляется, что groma называлась также центральная точка лагеря). Улицы разграничивают прямоугольные участки, внутри которых устанавливаются палатки⁸⁶ (илл. XXVII. 24). При этом самая главная — палатка полководца, имеет те же сакральные черты, что и храм⁸⁷. Совсем рядом находился auguratorium, где совершались ауспиции⁸⁸ (полководец, чтобы узнать волю богов, наблюдал за полетом птиц). Трибуна, с которой главнокомандующий вершил суд и произносил речи, также была расположена неподалеку⁸⁹.

Ставились также другие палатки для командиров и солдат. Кроме того, следовало выделить определенное пространство для построек общественного назначения: мастерской⁹⁰, обеспечивавшей починку поврежденного оружия, госпиталя, где лечили больных и раненых, и даже ветеринарной лечебницы⁹¹. И конечно, поскольку речь идет о римской архитектуре, следует обязательно ожидать наличия общественной площади (forum)⁹².

Когда представляешь картину лагеря со всеми многочисленными видами работ, обеспечивавших его оборону, с крайне сложной организацией его внутренних частей, и когда задумываешься, что все это сооружение могло в случае необходимости возникать каждый вечер на новом месте и разрушаться каждое утро, то напрашивается вывод: каждый командир должен был в совершенстве знать, как ему надлежит действовать, а каждый солдат — хорошо усвоить свою задачу, чтобы не тратить лишнего времени. Эти требования подразумевают качественный воинский набор и развитую систему тренировки.

Роль флота

Для своих переходов римская армия прибегала к помощи флота⁹³, разумеется, если условия это позволяли. Часто пишут, что римский военный флот не имел никакого значения, так как Рим контролировал всю водную гладь Средиземного моря, что препятствовало появлению конкурирующих морских держав и делало невозможным возникновение пиратства, которое оказалось бы лишенным наземных баз. На самом деле, первая (и безусловно важнейшая) задача военных кораблей состояла в том, что они должны были обеспечивать надежный тыл.

На практике они служили для перевозки провианта⁹⁴ и людей. Равеннский флот мог, к примеру, участвовать в большой экспедиции против парфян в 214—217 гг.⁹⁵ В 231 г. мизенский флот перевозил на Восток деньги и имущество, собранные в преддверии войны против персов⁹⁶, можно привести и другие примеры. Кроме того, римские военачальники не могли игнорировать эффект внезапности, достигавшийся высадкой десанта, и часто к нему прибегали.

Таким образом, римский полководец выполнял целый ряд предосторожностей, когда предпринимал перед вижения своей армии. Эти меры безопасности имели целью избежать попадания в засаду или внезапной атаки во время привала войск. Безусловно, такая практика требовала от людей знаний и тренировки. Но она позволяла войску вступить в бой в наилучшем состоянии.

Армия в бою

Античные авторы оставили многочисленные описания сражений. Они видели в этих рассказах возможность прославления таких достоинств, как храбрость, и порицания таких пороков, как трусость. Совершенно очевидно, задачи историка нашего времени иные. Следует выявить некоторые постоянные характеристики, определяющие военное искусство, которое, как мы увидим в дальнейшем, не лишено социального значения. Римская тактика могла варьироваться в зависимости от того, шла ли речь об осаде, сражении в открытом поле или на море.

Морское сражение

Арриан упоминает о существовании специальной тактики морского боя⁹⁷, но не исследует ее. Отсутствие иных морских держав, кроме Рима, в Средиземноморье, трудность нахождения сухопутных баз для потенциальных пиратов делали чисто гипотетической вероятность какого бы то ни было военного столкновения в открытом море. Однако хороший полководец предвидит непредвиденное, и флоты Мизен и Равенны были готовы к любой неожиданности. На кораблях были установлены метательные орудия — катапульты и баллисты. Стрельба камнями и стрелами должна была нанести ущерб атакующим силам противника, убить или ранить кого-либо из его людей и ослабить его моральный дух еще до непосредственного столкновения. Для абордажа моряки использовали гарпуны и крючья, которые позволяли им скрепить борта своего и вражеского судов. После этого солдаты перебегали на корабль противника и сражение превращалось в серию поединков, как и на суше.

Осада

Источники часто упоминают осаду городов и крепостей. Античность жила городским строем; в одно понятие включались территория и город, к которому она принадлежала, отсюда овладение вражеским городом всегда считалось наилучшим разрешением конфликта. Поэтому древние авторы⁹⁸ много размышляли о полиоркетике — науке, которая (как показывает ее название) в значительной степени создана греками. Исторические повествования⁹⁹ заполнены подобными рассуждениями, а Колонна Траяна наглядно демонстрирует нам, как римляне предпринимают осаду столицы даков Сармизегетузы¹⁰⁰. И в этой области также проявлялось техническое превосходство римской армии. Никакой толпы, но каждый человек на своем месте, кроме того, самые разнообразные осадные орудия применялись для преодоления самых мощных стен, и на долю солдат оставались значительные инженерные работы.

Осажденные

Римляне располагали свои силы в зависимости от средств, которыми обладали осажденные. Но легионеры также могли быть взяты в осаду, и Колонна Траяна¹⁰¹ позволяет увидеть, как даков отбрасывают от крепости, которой они пытались овладеть. Следовательно, полиоркетика неминуемо включала искусство обороны в случае окружения варварами. Укрепления города представляли, конечно, главное препятствие. С них защитники города, прячась за зубцами (propugnacula)¹⁰², метали дротики, пускали стрелы и швыряли камни в осаждающих¹⁰³, даже когда последние еще не успевали подойти к подножию стены. Там их ждало новое испытание, так как они рисковали попасть под поток кипящей воды или раскаленного масла¹⁰⁴.

Второй проблемой, встававшей перед римским командованием, были люди: они представляли опасность не только, укрываясь за крепостными стенами, но и предпринимая массовые вылазки, чем вызывали серию поединков¹⁰⁵. Значит, требовалось отрезать осажденных. Такая тактика позволяла, кроме всего прочего, усилить у них лишения, вызванные недостатком продовольствия и воды¹⁰⁶, поэтому обычно нападали на солдат, посланных в наряд. Конечно, иногда казалось предпочтительнее способствовать дезертирству. Именно так поступил Тит при осаде Иерусалима, забыв о жадности некоторых солдат своих вспомогательных войск¹⁰⁷: «Одного из дезертиров (иудеев), находившегося у сирийцев, застали извлекающим золотые монеты из испражнений. Эти монеты они проглатывали перед уходом из города, потому что их целиком обыскивали мятежники. А золота в городе было в изобилии до такой степени, что они могли достать за двенадцать аттических драхм такое количество золота, какое обыкновенно стоило двадцать пять драхм. Но как только эта хитрость была раскрыта в отношении одного из перебежчиков, по всему лагерю распространилась весть, что дезертиры приходили, наполненные золотом. И арабский сброд вместе с сирийцами вскрывали им животы и копались во внутренностях. На мой взгляд, ничего более жестокого, чем это бедствие, не произошло с иудеями: за одну ночь было распорото до двух тысяч человек».

Весьма важным было предотвратить всякое сообщение осажденных с возможными союзниками: ни один гонец не должен был пересечь римские боевые порядки. При этом обычно рассчитывали на психологический эффект неуверенности, в которой пребывали осажденные вдобавок к голоду и жажде. Таким образом, запертость также препятствовала вызову подкреплений.

Осаждающие

Чтобы преодолеть два препятствия в виде стен и защитников города, имперские полиоркеты располагали тремя средствами: хорошо тренированными солдатами, орудиями и техникой инженерных работ. Как правило, проведение осады входило в компетенцию третьего по значению командира в легионе — префекта¹⁰⁸. Осадный лагерь представлял собой основной элемент использовавшихся сил и средств. Быстро возводимый и предназначенный для ограниченного по времени использования, он был больше похож на лагеря, строившиеся по вечерам после перехода, чем на постоянные крепости. Для сооружения укреплений использовали, как правило, дерево, реже дерн или камень.

Но здесь надо выделить две особенности. С одной стороны, объект атаки окружался многочисленными заставами¹⁰⁹; на главной из которых находился штаб, а целый ряд опорных пунктов дополнял эту систему. Такую организацию мы можем наблюдать уже при осаде Алезии в конце республиканской эпохи¹¹⁰. Под Иерусалимом¹¹¹ Тит остановился в большом лагере; затем он неоднократно перемещался по мере частичных успехов, которых добивались его люди. Лагерь дополняли тринадцать укреплений, которые также возводились или покидались в зависимости от потребностей дня. В 72 г. Флавий Сильва разместил вокруг Мазады отряды X легиона Fretensis и вспомогательных войск. Это предприятие представляет большой интерес для историка, который в данном случае располагает как описанием, сделанным писателем Иосифом Флавием¹¹², так и результатами раскопок¹¹³ (илл. XXVIII. 25). На этом месте открыты восемь поясов укреплений — шесть маленьких и два больших; один из последних был еще расширен добавлением второй стены. Все ворота относятся к типу «ключиков» (claviculae). Таким же образом римляне действовали при осаде Плаценции¹¹⁴ и Кремоны¹¹⁵ в период гражданских войн 68 — 69 гг., а также Сармизегетузы (см. примеч. 3 на с. 199) во время войны Траяна с даками (завоевание этой провинции произошло между 101 и 107 гг.).

С другой стороны, планы лагерей могли варьироваться в зависимости от топографии. На ровной местности они представляли собой квадраты и прямоугольники; в других местах становились возможными любые формы. В годы, предшествующие установлению Империи, Цезарь организовал таким образом осаду Алезии (см. примеч. 3 на с. 201). В Мазаде (см. примеч. 5 — 6 на с. 201 и илл. XXVIII, 25) в начале правления Веспасиана мы находим квадрат (Е), ромб (X) и неопределенные формы (F 2 и особенно G). Но и тексты, и археология показывают наличие серьезных дополнительных работ. Что касается Кремоны (см. примеч. 2 на этой странице), Тацит использует три термина: castra (лагерь), vallum (стена) и munimenta (укрепления в целом). Эти дополнительные работы имели тройную цель.

В первую очередь необходимо было полностью изолировать осажденных. Для этого их окружали стеной, называемой окружной, которая могла состоять только лишь из простого земляного вала — agger¹¹⁶. Этот палисад чаще всего дополняется рвом и частоколом, который скреплялся переплетением тростника¹¹⁷, воспроизводя таким образом уже описанное «элементарное укрепление». Под Иерусалимом Тит велел построить стену длиной 7,85 км, начинавшуюся от его ставки и кончавшуюся там же¹¹⁸. Раскопки Мазады, подтвердив сведения Иосифа Флавия¹¹⁹, позволили обнаружить подобную же постройку длиной 3,65 км. И если римляне опасались прибытия армии на помощь осажденным, как это было в случае с Цезарем под Алезией, то они защищались извне вторым рядом укреплений, еще длиннее первого — «контрокружной стеной».

Столь большие усилия говорят о заботе командования по защите своих людей и уменьшении потерь. В этом состоит вторая цель полководца. Для ее достижения римляне располагали прежде всего готовыми элементами укреплений — деревянными плетнями и щитами, за которыми укрывались воины¹²⁰. Использовались также подвижные средства защиты, позволявшие приблизиться к стене вражеского города и известные под двойным названием — «черепаха» (testudo) и «мышка» (musculus). Речь идет о галереях¹²¹, чаще всего поставленных на колеса, крыша которых была значительно укреплена металлическими пластинами и кусками кожи.

Но третьей и важнейшей целью римского полководца оставалось взятие города. Если город отказывался сдаться, приходилось идти на приступ. Но перед этим нужно было решить несколько проблем. В частности, укрепленный город имел, как правило, ров, засыпать который чаще всего не представлялось возможным за недостатком времени. Поэтому сооружали штурмовую площадку — узкую перемычку из земли и камней, выдвинутую как можно выше. При осаде Иерусалима¹²² Тит велел построить как минимум пять штурмовых площадок, под Мазадой¹²³ была только одна, ее остатки обнаружили археологи (илл. XXVIII, 25). В определенных случаях, если площадка чрезмерно узкая, говорят о «штурмовом мостике»¹²⁴.

Стена сама по себе представляет основное препятствие. Но ее можно попытаться разрушить, по крайней мере, в одном месте. Чтобы проделать в ней брешь, существует несколько способов — либо ее разрушают киркой или тараном, укрываясь в «черепахе», либо ее поджигают, заполнив стружками и хворостом отверстия, предварительно проделанные в облицовке¹²⁵, либо же, наконец, под нее подводят подкоп¹²⁶. Рытье подземного хода позволяет, кроме того, обойти препятствие и проникнуть в город. Враги Рима также порой пользовались этим средством. Так, в Дура-Европос¹²⁷ на глубине нескольких метров от уровня земли найдено тело солдата, убитого персами в середине III в. н.э. Можно также овладеть фортификационными укреплениями, построив башни¹²⁸, порой обшитые железом и поставленные на колеса; они служат пунктами наблюдения и площадками для стрельбы; на них размещаются тараны и лестницы или перекидные мосты, используемые для решающего штурма.

Наконец, следует назвать такой редко упоминаемый и еще реже исследуемый тип сооружения, как «лапа» (bracchium)¹²⁹. Тит Ливии яснее всего говорит, с чем мы имеем дело. В 438 г. до н.э. Ардея была осаждена войсками; римская армия, пришедшая на помощь, окружила последних и построила две «лапы», чтобы сообщаться с городом¹³⁰; но есть кое-что и более очевидное. Известны сооружения, к которым применялось это название. Три «Длинных Стены», построенные после Персидских войн, которые соединяли Афины с Пиреем, также определялись тем же автором как bracchia¹³¹; Фронтин тоже¹³² подтверждает такую интерпретацию. Мы, следовательно, будем называть bracchium «оборонительную линию» (стену), соединенную с «оборонительным пунктом» (городом или лагерем). Двойная «лапа» позволяет обеспечить безопасность пути сообщения, простой или одинарный bracchium представляет собой препятствие для эффективного окружения, например, если он связывает лагерь с рекой. Можно задать себе вопрос, не этот ли вид сооружений мы видим в одном месте Колонны Траяна¹³³?

Добавим в заключение, что римские солдаты располагали самыми разнообразными формами «черепах»¹³⁴, чтобы защищаться во время работ или в момент штурма и чтобы предотвратить разрушение орудий (таранов и т.п.). Это удивительное разнообразие сооружений подтверждает вывод, уже сделанный в отношении римской армии — она обладала высокой степенью техничности. Стратеги античности хорошо сознавали значение этих средств. Ссылаясь на великого полководца середины I в. н.э., Фронтин¹³⁵ ясно говорит: «Согласно Домицию Корбулону, нужно побеждать врага заступом, т.е. с помощью работ».

Штурм (илл. XXIX. 26)

Если рассмотренные выше работы не вызывают среди осажденных испуга, достаточного, чтобы привести к сдаче, остается только одно средство — бой. Непохоже, чтобы римляне регулярно практиковали общий приступ одновременно со всех сторон. Им казалось предпочтительным выбрать наиболее слабое место в укреплениях¹³⁶, перед которым сооружалась штурмовая площадка.

После этого начиналась «артиллерийская подготовка»¹³⁷, имевшая тройную цель: причинить дополнительные повреждения укреплениям, вызвать потери личного состава у противника и ослабить его моральный дух. Имелись орудия (tormenta)¹³⁸, пускавшие дротики и стрелы¹³⁹ (некоторые из них были зажигательными)¹⁴⁰ или камни (илл. XXIX. 27). Такие орудия, кроме того, использовались на море в морском бою и на суше в регулярном сражении. В случае осады они действовали с обеих сторон, по крайней мере, обычно. Защитники города ставили их на стены и башни; осаждающие использовали орудия на колесах или на военных кораблях, когда они атаковали порт. Подвижная «артиллерия», которая была в основном позаимствована из Греции, основывалась на силовом принципе. В предварительно перекрученную веревку из конского волоса вставлялся рычаг, который еще более увеличивал перекрученность; когда плечо рычага отпускали, высвобождалась значительная энергия. В 1902 г. император Вильгельм II велел восстановить римские метательные орудия: с 50 м стрела попадала в центр мишени, а вторая раскалывала на две части первую! С 340 м стрела длиной 60 см пробила насквозь доску толщиной 2 см.

Однако римская артиллерия ставит непростую проблему, так как нелегко дать название каждому орудию, тем более что и исследования по этому вопросу, как представляется, не были исчерпывающими (см. примеч. 5 на с. 205). В настоящее время историки, судя по всему, сходятся во мнениях относительно некоторых определений. В I в. каждая центурия имела катапульту — это название носило орудие, пускавшее стрелы, — и баллисту, чтобы метать камни. Во II в. слово «баллиста» служит для обозначения орудия, которое использует одновременно дротики и ядра, а в IV в. первоначальное значение этих терминов поменялось. Кроме того, маленькая катапульта называлась «скорпионом», маленький «скорпион» — «онагром»¹⁴¹, а колесное орудие — карробаллистой. Наконец, согласно Вегецию, легион использовал десять онагров (по одному на когорту) и пятьдесят пять карробаллист (по одной на центурию).

Перейдем от рассмотрения легиона к пятидесяти пяти центуриям. Однако надо отметить, что все специалисты по метательным орудиям без различия обозначаются в надписях словом ballistarii. Кроме того, Цезарь¹⁴² говорит о катапультах, которые мечут камни, и баллистах, которые посылают на врага бревна. Может быть, следует поискать в другом месте? Различие могло заключаться в том, что одни орудия предназначались для стрельбы прямой наводкой (катапульты), а другие — для навесной стрельбы (баллисты), если только этот последний термин не приобрел обобщающего значения. Добавим в конце, что большая часть метательных орудий использует кручение, а отдельные приводятся в действие с помощью металлических пружин.

Известны и иные виды орудий, которые также входят в число tormenta. Их обслуживание является обязанностью легионной пехоты¹⁴³. Стену пробивают с помощью гелиополы¹⁴⁴ или таранов; или также пытаются выломать ворота¹⁴⁵. Иосиф Флавий описывает одно из таких чудовищ, использованных при осаде города Иотапата (см. III. 7. 19): «Это чудовищная балка, похожая на мачту корабля, и снабженная крепким железным наконечником в форме головы барана — отсюда его название. Посередине подвешена на тросах, как коромысло весов, к другому бревну, которое опирается каждым концом на вбитые в землю столбы. Оттягиваемый назад множеством людей, а затем вновь толкаемый вперед теми же людьми, которые наваливаются на него всем своим весом, объединяя усилия, таран потрясает стену своей железной головой. И нет такой прочной башни, нет столь толстой стены, которая могла бы, даже выдержав первый толчок, сопротивляться повторным ударам «барана»».

В то же время римский полководец выстраивает свои войска напротив наиболее уязвимого, с его точки зрения, места. Тот же Иосиф Флавий¹⁴⁶ воспроизводит действия Веспасиана при осаде Иотапаты: «Желая освободить бреши от их защитников, он приказал спешиться самым смелым из своих всадников и построиться в три штурмовые колонны напротив обрушившихся частей стены — они были целиком закованы в панцири с копьями наперевес, готовые первыми проникнуть в город, как только будут приставлены штурмовые лестницы. Позади них Веспасиан расставил отборную пехоту; остальную конницу он развернул вдоль стены со стороны, обращенной к горе, чтобы никто из осажденных не мог ускользнуть незамеченным. В тылу конницы он поставил лучников с приказом быть наготове пустить стрелы, а также пращников и обслуживающих метательные орудия».

Теперь можно идти на приступ. Легионеры для безопасности «делают черепаху» при помощи своих щитов¹⁴⁷. Лучники и пращники выпускают последнюю порцию свинцовых шариков и стрел, пехотинцы добавляют к ним свои дротики. Штурмовые лестницы¹⁴⁸ прислоняют к стене или спускают с осадных башен. Верхушка стены достигнута. Происходит вереница стычек и поединков. Если римлянам удается овладеть этой позицией, они могут считать, что дело выиграно.

После этого начинается разграбление города, сопровождаемое ужасами, худшими, чем осада. Согласно традиции, добыча шла офицерам, если побежденные сдавались без боя, и солдатам, если понадобился штурм. Так, осада Иотапаты¹⁴⁹ заканчивается резней. Взятие Кремоны¹⁵⁰, возможно, оттого что оно произошло в ходе гражданской войны, вызвало еще больше жестокостей: «Сорок тысяч вооруженных солдат вломились в город, за ними — обозные рабы и маркитанты, еще более многочисленные, еще более распущенные. Ни положение, ни возраст не могли оградить от насилия, спасти от смерти. Седых старцев, пожилых женщин, у которых нечего было отнять, волокли на потеху солдатне. Взрослых девушек и красивых юношей рвали на части, над телами их возникали драки, кончавшиеся поножовщиной и убийствами. Солдаты тащили деньги и сокровища храмов, другие, более сильные, нападали на них и отнимали добычу. В течение четырех дней Кремона подвергалась грабежу и ужасу». И в Иерусалиме взятие каждого квартала заканчивалось резней.

Итак, проведение осады требовало применения множества знаний и умений: командиры, по крайней мере некоторые из них, должны были знать полиоркетику и архитектуру, что до солдат, то многие из них обязаны были иметь особые знания в той или иной области. Все они должны были быть подготовленными к этому путем упражнений.

Сражение в открытом поле

Чтобы победить в открытом поле, нужно, чтобы воины были хорошо тренированными, а технические навыки имеют меньшее значение, нежели для осады — здесь ее заменяет храбрость. Античные авторы¹⁵¹ оставили многочисленные описания сражений; археология предоставила нам несколько интересных рельефов¹⁵²; однако многие вопросы остаются пока непроясненными¹⁵³.

Ум, конечно, играет свою роль и в этом типе сражений, но здесь его сфера ограничивается «стратегическими» приемами (strategema), которые представляют собой высшую ступень тактики. Два автора оставили особенно интересные соображения по этому поводу. Фронтин, отмечая греческое происхождение слова «стратегема», приписывает изобретение этой дисциплины эллинам. Он разделяет свои советы на четыре части: прежде всего он исследует, что нужно делать перед боем, затем в ходе боя, далее во время осады; наконец, он приводит примеры достоинств, связанных с дисциплиной. Фактически его произведение скорее предстает как ряд рецептов, предназначенных для достижения успеха при тех или иных обстоятельствах, чем как рассуждение об искусстве побеждать. Так, в случае преследования для задержки противника следует разжечь огонь позади себя¹⁵⁴.

Перед сражением лучше всего измотать врага, как это сделал Тиберий¹⁵⁵, который «видя, что дикие орды паннонцев идут в бой с рассвета, задержал свои войска в лагере и оставил врага под проливным дождем, который шел весь день; и когда он увидел, что варвары, побитые бурей и усталостью, теряют мужество и слабеют, он подал сигнал, атаковал их и разгромил». Но прежде всего следует пользоваться обстоятельствами, особенно самыми неожиданными¹⁵⁶: «Божественный Веспасиан Август выбрал для нападения на иудеев субботу, день, когда им запрещено что-либо делать, и разгромил их».

Полиен также предписывает грекам заслугу изобретения стратегем. И чтобы никого не забыть, он начинает свой труд с мифологических времен. Случаи, о которых он упоминает, классифицированы по хронологическому и географическому принципу, и немногие римляне, за исключением Августа, удостоились чести фигурировать в его почетном списке. Оба автора не углубили свои рассуждения о тактике. Эта наука в действительности была прославлена римлянами, причем на поле боя, что и требуется сейчас рассмотреть.

Боевой порядок

Прежде всего командование принимает решение¹⁵⁷, что необходимо организовать боевое построение в зависимости от условий выбранной местности. Вначале благодаря тренировке солдат и гибкости когорт разумно соорудить заграждения, предназначенные для того, чтобы задержать варваров, и легко огибаемые легионами, для чего выкапываются рвы и вбиваются в землю столбы¹⁵⁸. Войска располагаются на местности с учетом имеющегося в их распоряжении пространства. Римские полководцы считали, как правило, что своим превосходством над толпой варваров они обязаны, по крайней мере частично, способности их воинов к маневру. Чтобы стал возможен охват или окружение, необходимо иметь центр и два крыла¹⁵⁹. Это тройное деление не учитывает легкую пехоту, в частности, лучников и пращников¹⁶⁰, которые поражают врага издалека и передвигаются врассыпную впереди войска, позади него или на флангах.

Агрикола в конце I в. н.э. дал пример простой тактики боя на ограниченном по ширине участке¹⁶¹ (илл. XXX. 28а): «Войско он (Агрикола) расположил таким образом, чтобы вспомогательная пехота, в которой насчитывалось восемь тысяч воинов, находилась посередине, а три тысячи всадников прикрывали ее с обеих сторон. Легионы он поставил перед лагерным валом, чем оказывал вспомогательным войскам великую честь добиваться победы без пролития римской крови, и на случай, если бы они были разбиты, сохранял в целости силы, на которые можно было бы опереться». Римский военачальник, кроме того, имел в своем распоряжении «четыре конных отряда, прибереженные им на случай возможных в сражении неожиданностей». Таким образом, Агрикола помещает вспомогательные войска в первую линию — 8 тыс. пехотинцев в центре, и 1500 всадников на каждом фланге; во второй линии находились 12 тыс. легионеров перед лагерем; и напоследок около 2 тыс. конников составляли подвижный резерв.

В середине II в. Арриан показывает, напротив, как могут быть расставлены войска на достаточно широком участке¹⁶² (Илл. XXX. 28Ь). Его построение более сложное; не говоря уже о возможном прогрессе в данной области, надо, по крайней, мере иметь в виду иную причину — Арриан, вероятно, был более тонким мастером маневрирования, чем Агрикола. Основу боевого порядка составляли легионеры, выстроенные в восемь шеренг, причем самые тренированные стояли справа. На обоих флангах этой фаланги пехотинцы, лучники и метательные орудия располагались в равном количестве на двух небольших холмах; несколько когорт вспомогательных войск были размещены впереди, у подножия этих высот. Позади отборной пехоты ряд лучников, как конных, так и пеших, предшествовал другим конникам и стрелкам, которые с началом боя просочатся на фланги, чтобы усилить их. Полководец располагал, кроме того, резервом, состоявшим из отборной конницы, телохранителей офицеров и двухсот легионеров.

Наконец, Тацит¹⁶³ приводит третью возможность. Когда войско проникает в варварскую страну, не зная, где находится противник, оно должно быть готово подвергнуться нападению и дать отпор в любой момент. В этих условиях солдат распределяют с учетом возможного сражения с утра перед лагерем, и они продвигаются вперед таким образом, пока не войдут в соприкосновение с противником: в этом случае походный и боевой порядки совпадают.

Осталось упомянуть последний момент — построение легиона в бою¹⁶⁴. Тактика Цезаря хорошо известна — солдаты у него располагались тремя боевые линиями (triplex acies). Но в эпоху Арриана они сплачивались в компактную фалангу, плечом к плечу, щит к щиту. При взгляде спереди они создавали впечатление железной стены, ощетинившейся копьями. На самом деле полководцы имели возможность выбирать из нескольких видов тактики. Они решали этот вопрос в зависимости от характера противника и местности. Но основным элементом всякого боевого порядка оставался легион, и его построение по когортам, манипулам и центуриям (см. илл. IV. 5) давало ему неизмеримое преимущество в маневренности. Историки не пришли к единому мнению о роли только что перечисленных подразделений в схватке. Нам представляется, что самой важной тактической единицей был манипул, самостоятельность которого определял signum. Конники тоже не выступали в беспорядке, а объединялись в ромбы, каре или клинья в зависимости от того, что казалось предпочтительнее для полководца.

Ход сражения

Итак, чтобы продемонстрировать свое превосходство, римская армия вступала в бой не прежде, чем она примет наилучший боевой порядок. Когда это сделано, сражение может начинаться, но и тогда нужно следовать определенному числу предписаний. В средиземноморских словесных цивилизациях, все начинается с речи, и воина не исключение из этого правила. Следовательно, когда каждый солдат займет свое место, полководец обращается к бойцам со словами воодушевления¹⁶⁵. Тацит, кстати, получает явное удовольствие, воспроизводя подобные обращения.

Собственно бой начинается сразу после этого. Первая цель достигалась «артиллерийской подготовкой»¹⁶⁶, в задачу которой входило уничтожить некоторое количество живой силы, чтобы деморализовать тем самым противника как можно сильнее и расстроить его боевой порядок. Залпам катапульт и баллист вторили одновременно лучники и пращники, а если враг был в пределах досягаемости, то метали дротики¹⁶⁷. Затем римляне поднимали невообразимый крик¹⁶⁸. Кличи имели большое значение в глазах древних авторов, поскольку предназначались для укрепления мужества тех, кто их издавал, и подавления слышавших их врагов.

Начиналось передвижение войск. Здесь возможны три варианта развития событий¹⁶⁹. Враги могли сразу же обратиться в бегство, устрашенные организованностью римлян, ослабленные первыми залпами, чьей мишенью они оказались. В этом случае фаланга разделялась на несколько частей, и конники проникали сквозь интервалы. Одни из них устремлялись вперед, чтобы убедиться в непритворности отступления, а другие выступали в строевом порядке, соблюдая меры предосторожности. Затем пехота спускалась с высот, на которых она стояла, чтобы овладеть полем боя. Во втором случае враг не только не спасается бегством, но и берет на себя инициативу и пытается обойти с флангов. Арриан рекомендует в этом случае противостоять таким попыткам, не растягивая фронт. Чтобы блокировать такой маневр, полководец, говорит он, должен послать конницу против нападающих.

Третье возможное развитие ситуации является для римлян предпочтительным. Они сохраняют за собой инициативу и производят маневры. Как при штурме городских укреплений, им надлежит выбрать самое слабое место в боевых порядках противника¹⁷⁰. Честь завязать сражение выпадает пехотинцам вспомогательных войск, устремлявшихся к месту, которое их командир считает наименее защищенным¹⁷¹. Во всех этих предприятиях проявляется постоянная черта — хотя конница играет все возрастающую роль в III в., пехота, в частности легионная, остается «царицей сражений» на протяжении всей Ранней империи¹⁷². Она имеет тройное преимущество: ударный, или массированный эффект¹⁷³, поскольку воины третьей линии, как правило, подпирают более молодых, стоящих впереди¹⁷⁴. Такой натиск смертелен, так как первая линия щетинится копьями. Наконец, тренированность римлян позволяет им двигаться, даже если они встречают препятствия (например, небольшой пригорок), при этом их фаланга не распадается. Кроме того, они хорошо защищены, потому что в этот момент «делают черепаху»¹⁷⁵: воины первого ряда, щит к щиту, образуют защитную стену против врагов; воины следующих линий держат свои щиты над головами, так что стрелы варваров не имеют никакой возможности их поразить. Одновременно, завязывая повсюду рукопашный бой, легкие пехотинцы, лучники и пращники поддерживали действия тяжелой пехоты. Во время своих маневров римские солдаты ни в коем случае не должны были терять из виду знамена (орлы, signa и vexilla)¹⁷⁶, им следовало внимательно воспринимать приказы, передаваемые с помощью труб и рожков.

В этих условиях коннице отводится второстепенная роль¹⁷⁷. Легкие отряды преследуют врага и осыпают его градом стрел и дротиков; но катафрактарии не производят такого же эффекта массы и удара, как легионеры — их панцири предназначены для защиты, а не для увеличения ударной мощи. Конник обладает лишь одним преимуществом — он подавляет пехотинца, потому что господствует над ним с высоты своего коня. В любом случае его действия заканчиваются индивидуальным поединком, в ходе которого он всегда может совершить какой-нибудь геройский поступок. Так, во время войны Тита против иудеев «один из конников когорт по имени Педаний, в то время как иудеи были уже обращены в бегство и их сталкивали в беспорядке в глубину оврага, пустил вскачь своего коня, бросив уздечку, вслед за ними и поймал одного из бежавших врагов, юношу массивного телосложения, вооруженного с головы до ног. Он схватил его за лодыжку, наклонившись всем телом со своего скакавшего галопом коня и показав исключительную силу рук и всего тела и не менее исключительную ловкость в верховой езде. Бодро ведя своего пленника, словно ценный предмет, он доставил его к Цезарю. Тит выразил свое восхищение силой того, кто совершил этот захват»¹⁷⁸.

Вернемся теперь к пехоте. Совершив приказанные маневры, она вступала в рукопашный бой в лучших условиях, если неприятельские ряды в момент столкновения были расстроены. В ходе сражения, которое происходило внутри Иерусалима, «стрелы и копья были бесполезны как для одних (римлян), так и для других (иудеев); выхватив свои мечи, они бились врукопашную. В пылу битвы нельзя было разобрать, на чьей стороне каждый в отдельности сражается, так как люди стояли густой толпой, смешавшись между собою в общей свалке, а отдельные крики из-за своей громкости сливались в общий»¹⁷⁹.

Все приведенные описания как бы объединяются и обобщаются в одном рассказе о сражении, который обязан большей частью своих достоинств удивительно четкому стилю Тацита¹⁸⁰. Дело происходит на острове Британия в 83 г. «Сначала, пока противники не сошлись вплотную, бой велся ими на расстоянии, и бритты при помощи своих огромных мечей и небольших щитов упорно и вместе с тем ловко или перехватывали пущенные нашими дротики, или отбивали их на лету, одновременно осыпая нас градом стрел, пока Агрикола не обратился, наконец, к четырем когортам батавов и двум — тунгров, призвав их пустить в ход мечи и вступить в рукопашную схватку, в чем благодаря длительной службе в войске они были опытны и искусны и что давало им перевес над врагами, ибо лишенный острия меч бриттов непригоден для боя, в котором враги, столкнувшись грудь с грудью, вступают в единоборство. И вот батавы стали обрушивать удары своих мечей на бриттов, разить их выпуклостями щитов, колоть в ничем не прикрытые лица и, сокрушив тех, кто стоял на равнине, подниматься, сражаясь, по склону холма, а остальные когорты, соревнуясь с ними и поддержанные их натиском, — рубить всех попадавшихся им навстречу; и, торопясь довершить победу, наши оставляли за собой легко раненных и даже невредимых врагов. Между тем и отряды конницы, после того, как колесницы бриттов были обращены в бегство, ринулись на неприятеля, с которым уже дрались наши пешие. И хотя они своим появлением вселили в него еще больший страх, все же из-за плотных скопищ врага и неровности местности их порыв вскоре выдохся; и все происходившее здесь меньше всего походило на боевые действия конницы, ибо с трудом удерживавшихся на склоне всадников теснили к тому же тела сбившихся в беспорядочную кучу коней; и нередко неведомо как затесавшиеся в эту суматоху колесницы, а также перепуганные, оставшиеся без всадников кони наскакивали на них, как кого заносил страх, и сбоку, и спереди. Тогда те из бриттов, которые, не участвуя в битве, все еще занимали вершины холмов и, стоя в бездействии, насмехались над малочисленностью римского войска, стали понемногу спускаться с возвышенностей и обходить побеждающих с тыла, в чем они и успели бы, если б Агрикола, именно этого и опасавшийся, не бросил на наступающего противника четыре конных отряда, прибереженные им на случай возможных в сражении неожиданностей; и чем яростнее враги набегали на них, с тем большим ожесточением были отбиваемы и обращаемы в бегство».

Когда варвары понимают, что они побеждены, некоторые из них сдаются, тогда их берут в плен, а в дальнейшем продают в рабство или немедленно убивают¹⁸¹.

Другие бегут. Тогда начинается преследование. Здесь все военные специалисты рекомендуют крайнюю осторожность¹⁸²; нужно не попасть в ловушку, засаду. Легионеры прежде всего методично прочесывают местность¹⁸³, затем конница бросается преследовать бегущих врагов¹⁸⁴. Одна недавно открытая надпись объясняет сценку с Колонны Траяна, которая также воспроизведена на памятнике в Адамклисси¹⁸⁵: Тиберий Клавдий Максим, родом из Филипп в Македонии, схватил царя даков Децебала и убил его, прежде чем последний успел покончить с собой; затем он отрезал голову своей жертвы и принес ее Траяну. Наконец, убедившись, что они больше ничем не рискуют, солдаты грабят обоз побежденных.

После сражения римляне обязаны проявить свою pietas, т.е. отдать людям и богам то, что им причитается. В то время как врачи ухаживают за ранеными, живые погребают мертвых¹⁸⁶. Марк Целий, центурион, убитый при поражении Вара, был похоронен в Ксантене, в провинции Германия¹⁸⁷. Победители сооружают трофей, для чего они устанавливают куклу и увешивают ее оружием, отнятым у противника. Подчас этот памятник великим событиям увековечивали в бронзе или высекали в камне, украсив мрамором. Самое внушительное из ныне известных подобных сооружений находится в Адамклисси¹⁸⁸. В завершение по возвращении в Рим, в случае, если солдаты провозгласили это на поле боя, римский полководец мог получить от императора овацию¹⁸⁹ или, за отсутствием триумфа как такового, триумфальные украшения (в связи с их религиозным значением эти церемонии далее будут исследованы подробнее).

Заключение

Итак, чем дальше, тем больше мы убеждаемся, что римская армия никогда не представляла собой толпы: когда боевые отряды перемещались, каждое из них занимало свое определенное место; при осадах и в сражениях в открытом поле они занимали четко установленное положение. Ни один маневр не проводился по воле случая, и (что не менее важно) теоретики немало размышляли по поводу походного построения и боевых порядков: следовательно, существовала настоящая римская военная наука, хотя она часто и основывалась на греческих идеях. Но применение этих знаний требовало четкого взаимодействия между командирами и солдатами; первые должны обладать знаниями, вторые — уметь подчиняться. Подобная гармония не могла существовать без качественного набора и постоянной тренировки.

Примечания:

[1] Ardant du Picq Ch. Etudes sur le combat. 1903. P. 5. Конечно, в Риме существовала мифологема мира (Алтарь Мира Августа); однако она воспринимается только как следствие Победы.
[2] Об этом см., например: Petit P. Histoire generate de l’Empire romain. 1974. P. 158.
[3] Арриан в «Тактике» ссылается на Пирра Младшего, Клеарха, Павсания, Полибия и т.п.
[4] Couissin P. Les armes romaines. 1926; хорошо иллюстрированная книга: Russel Robinson H. The Armour of Imperial Rome. 1975; Salama P. // Bull. Soc. Ant. Fr. 1984. P. 130-142 (парадное оружие).
[5] Waurick G. // XIIе Congres du limes. 1980. P. 1091-1098.
[6] Russel Robinson H. Op. cit. P. 9.
[7] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 5 (94-97).
[8] Herod. III. 4. 9.
[9] Тас. Ann. XII. 35. 5; Колонна Аврелия. Илл. № III. XVI; XXXI —XXXII (ред. Carcopino С. и др.). 1955.
[10] L’arme de poing (фр.) — дословно «оружие кулака» (прим. ред.).
[11] Колонна Аврелия. Илл. № III.
[12] Ibid. Много пластинчатых панцирей можно видеть на Колонне Траяна.
[13] Ibid. № XXXI-XXXII.
[14] Ibid. № XVI.
[15] Ibid. № XVI; № XXXI-XXXII.
[16] Herod. IV. 10. 3; 14. 3.
[17] Тас. Ann. XII. 35. 5.
[18] Russell Robinson H. Op. cit. P. 86-87.
[19] Arr. Т. XXXIII.
[20] Колонна Траяна. № 15.
[21] Arr. Т. IV.
[22] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 18 (211).
[23] Stein H. Archers d’autrefois, archers d’aujourd’hui. 1925; Weerd H. van de, Lambrechts P. // Diss. Pann. 1938. X. P. 229 — 242: 6 ал, 28 когорт и 10 numeri.
[24] Колонна Аврелия. № XXXIX.
[25] Herod. III. 9. 2 (Септимий Север против парфян).
[26] Medinger Р. // Revue Arched. 1933. P. 227-234.
[27] Sulimirski Т. // Rev. Intern. d’Hist. Milit. 1952. P. 447-461.
[28] Arr. Т. IV; Eadie J.W. // Journal of Rom. St. 1967. LVII. P. 167.
[29] Иерусалимский Талмуд: Taanith. XII. 8; Berakoth. IX. 1, говорит о essedarii, бойцах на колесницах, в римской армии (речь идет, несомненно, об анахронизме).
[30] Heuberger R. // Klio. 1938. XXXI. P. 60-80.
[31] Колонна Траяна. № XVII, XLIX.
[32] Колонна Траяна. № XLIII, XLIV.
[33] Herod. I. 15. 5.
[34] CIL. XI. №b 5632.
[35] Clauss M. Untersuchungen zu den principales des romischen Heeres. 1973. P. 78, 97.
[36] Magi F. I rilievi flavi del Palazzo della Cancelleria. 1945 (эти рельефы, возможно, более поздние, чем полагает автор).
[37] Durry M. Les cohortes pretoriennes. 1939. P. 195-236.
[38] Durry M. // Revue Archeol. 1928. P. 303-308.
[39] Russell Robinson H. Op. cit. P. 136 ff., 147 ff.
[40] Sander E. // Historia. 1963. XII. P. 144-166; Mac Mullen R. Soldier and Civilian. 1967. P. 179-180; Speidel M. // Bonner Jahrb. 1976. CLXXVI. P. 123-163.
[41] Gaius. Inst. II. 101; Goetz G. // Corpus gloss, lat. V. 576. 43 (и 137. 25); Le Bohec Y. La IIIе Legion Auguste. 1989. P. 163.
[42] Ville G. Africa. 1967-1968. II. P. 139-182 (вопрос, требующий более углубленного рассмотрения).
[43] Redde M. Mare nostrum. 1986.
[44] Dessau H. Inscr. lat. selectae. № 2833.
[45] На выносных кринолинах (прим. ред.).
[46] Panciera S. // Epigraphica. 1956. XVIII. P. 130-156. Либурна — это большой корабль, см.: Вавилонский Талмуд: Baba Mezia. 80 b.
[47] См. пред. примеч.; не забывать о Колоннах Траяна и Аврелия.
[48] Caes. B.G. II. 19. 2-3.
[49] Onosander. VII; см. Колонна Аврелия. Илл. № XIV.
[50] Ios. Flav. Bell. lud. V. 2. 1 (47-49).
[51] Тас. Ann. I. 51. 5-6.
[52] Onosander. VI.
[53] Onosander. X. 7.
[54] Arr. Т. XI; XIII; XVI; Аланы.
[55] Picard G.-Ch. Castellum Dimmidi. 1947. P. 45 et suiv.
[56] Ps.-Hyg. XXIV.
[57] Davin P. // Bull. Com. Trav. Hist. 1928-1929. P. 665-682; Le Bohec Y. Op. cit. в примеч. 1 на с. 184. См. также Колонну Траяна.
[58] Колонна Аврелия. № XIII, XXX и LXXXI.
[59] Колонна Траяна. № 4 — 5 и 34.
[60] Колонна Аврелия. № III, LXXVIII, LXXXIV и CVIII; Dio. Cass. LXVIII. 13.
[61] Колонна Траяна. № 74.
[62] Apollod. IX.
[63] Front. Strat. I. 5. 3.
[64] Polyb. VI. 27—42 (республиканская эпоха); Onosander. VIII-IX; Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1 (76-78); Ps.-Hyg.
[65] Колонна Траяна. № 1-3, 9-12, 29, 36, 41, 45, 48, 53, 69, 78-79, 90, 98; Колонна Аврелия. № LXXXII, XCIV.
[66] Front. Strat. IV. 1. 14.
[67] Le Gall J. // Mel. Ecole Fr. Rome. 1975. LXXXVII. P. 287-320.
[68] Liv. XXI. 34. 8.
[69] Ps.-Hyg. LVI.
[70] Ps.-Hyg. LVII.
[71] Ps.-Hyg. XXVI- XXVII; LVII; Veget. III. 8.
[72] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1 (77).
[73] Ibid. III. 5. 1 (79, 84); Ps.-Hyg. XLVIII.
[74] Колонна Траяна. № 46, 55 и т.д.; Ps.-Hyg. L.
[75] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1 (80); Ps.-Hyg. LVIII.
[76] Ibid. III. 5. 1 (81).
[77] Ps.-Hyg. XLIX.
[78] Ibid. LV; Lenoir M. // Mel. Ecole Fr. Rome. 1977. LXXXIX. P. 697-722.
[79] Ps.-Hyg. LI (M.Lenoir: «слуги»); Front. Strat. I. 5. 2.
[80] Ps.-Hyg. XLIII.
[81] Polyb. V. 27-42.
[82] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1 (76-78); 9. 7 (447); 10. 1 (462).
[83] Ps.-Hyg. XXL
[84] Ibid. VIII.
[85] Ibid. XII.
[86] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1 (79).
[87] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1 (82); 9. 2 (447); 10. 1 (462).
[88] Ps.-Hyg. XI.
[89] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1 (83); Ps.-Hyg. XI.
[90] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1; Ps.-Hyg. IV; XXXV.
[91] Ps.-Hyg. IV; XXXV.
[92] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 1 (83).
[93] Redde M. Mare nostrum. 1986.
[94] Колонна Траяна. № 3, 24—25, 34 и 59.
[95] Starr Ch.G. The Roman Imperial Navy. 1941. P. 191-192.
[96] CIL. VIII. No 1322 = 14854; Dobson B. Die Primipilares. 1978. P. 301. № 205.
[97] Redde M. Op. cit.; Marsden E.W. Greek and Roman Artillery. 1969. P. 164 ff.
[98] Onosander. XLII; Vitruv. X. 13 etc.; Apollod.
[99] Например, Иосиф Флавий и Тацит (примеч. см. далее).
[100] Колонна Траяна. № 86—87.
[101] Колонна Траяна. № 46, 101-102.
[102] Rebuffat R. Latomus. 1984. XLIII. I. P. 3-26.
[103] Tac. Hist. II. 22; Колонна Траяна. № 46, 87-88 и 101-102.
[104] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 28 (271—275) описывает в подробностях воздействие раскаленного масла; Apollod. VIII. 2 (вода).
[105] Колонна Траяна. № 46, 101—102.
[106] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 13 (186); V. 10. 3; Front. Strat. III. 4. 7.
[107] Ios. Flav. Bell. Iud. V. 13. 4 (550-556).
[108] Тас. Hist. III. 84. 2.
[109] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 4 (146).
[110] Le Gall J. Alesia. 1963. P. 85 (по материалу раскопок, осуществленных при Наполеоне III); Harmand J. Une campagne cesarienne. Alesia. 1967.
[111] Ios. Flav. Bell. Iud. V. 2. 3 (72); 3. 5 (133-134); 7. 2 (303); 12. 1 (499).
[112] Ios. Flav. Bell. Iud. VII. 8.
[113] Schulten A. // Zeitschrift d. deutsch Palastina Vereins. 1933. LVI. P. 1-185; Hawkes Ch. // Antiquity. III. 1929. P. 195-213; Richmond I.A. // Journ. Roman St. 1962. LII. P. 142-155.
[114] Тас. Hist. II. 19 etc.
[115] Ibid. III. 26. 2.
[116] Ibid. III. 84. 2.
[117] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 8-9.
[118] Ibid. V. 12. 1 (499).
[119] Ibid. VII. 8. 2 (276-277).
[120] Колонна Траяна. № 90 (перед Сармизегетузой).
[121] Caes. В. G. VII. 84. 1; В. С. II. 10; Apollod. I.
[122] Ios. Flav. Bell. Iud. V. 3. 2 (107); 9. 2 (358); 11. 4 (467); VI, 2, 7 (149); 8, 1 (374).
[123] Ibid. VII. 8. 5 (304).
[124] Ibid. II. 9. 2 (402).
[125] Apollod. III. 5; IV. 1-2.
[126] Vitr. X. 16; Front. Strat. III. 8. 1; Ios. Flav. Bell. Iud. VI. 4. 1 (222); Apollod. II.
[127] Excavations at Dura-Europos, Preliminary Reports et Final reports. 1929. I ff.
[128] Vitr. X. 15; Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 30 (284); V. 7. 1 (291); VII. 8. 5 (309); Apollod. VI-VII.
[129] Collingwood R.G., Wright R.P. // The Roman Inscript. of Britain. 1965. I. № 722 (если не следует восстановить, опираясь на CIL. IX. № 2018: [aquam]; Saxer R. Die Vexillationen // Epigr. Stud. 1967. I. P. 73. № 188. См. также след. примеч.
[130] Liv. IV. 9. 14. Многочисленные ссылки, особенно на корпус произведений Цезаря см. в: Thesaurus linguae latinae. 1900. II. Col. 2160.
[131] Liv. XXXI. 26. 8; см. также: XXII. 52. 1 (Ганнибал, 216 г. до н.э.).
[132] Front. Strat. III. 17. 5.
[133] Колонна Траяна. № 72.
[134] Vitr. X. 13 etc.; Apollod. I.
[135] Front. Strat. IV. 7. 2.
[136] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 5 (151).
[137] Marsden E.W. Greek and Roman Artillery. 1969.
[138] Tac. Hist. III. 23. 4; 84. 2 (см. также 33, 4).
[139] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 5 (151); 9 (167-168); Иерусалимский Талмуд, Horaioth. III. 2.
[140] Tac. Hist. III. 84. 2.
[141] Picard G.-Ch. Dimmidi. 1947. P. 95; ядра от 300 до 400 граммов в IV в.
[142] Caes. В. С. II. 2; 9. 4.
[143] Тас. Hist. II. 22. 3 (осада Плаценции).
[144] Vitr. X. 16; Ios. Flav. Bell. Iud. V. 11. 5 (473); VI. 1. 3 (26).
[145] Vitr. X. 13; Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 19 (214-217): Иотапата; VII. 8. 5 (310): Мазада; Apollod. V.
[146] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 24 (254-256).
[147] Tac. Hist. III. 31. 1; 84. 2; Arr. Т. XI; Колонна Траяна. № 50; Колонна Аврелия. № LIV.
[148] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 21 (252); Apollod. VIII. 2; Колонна Траяна. № 86.
[149] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 34 (329-331); 36.
[150] Tac. Hist. III. 33.
[151] Caes. В. G. III. 24. 1; IV. 14. 1; Onosander. XV—XXI; Ios. Flav. Bell. Iud. III. 10. 3-5 (важно); Tac. Agr. XXXV; Ann. XIII. 38. 6; Arr. Alan. XI-XXX; Dio. Cass. LXII. 8. 3; Veget. II. 20.
[152] Колонна Траяна, везде (№№ 17—18, напр.); памятник в Адамклисси (Florescu F.B. Monumentul de la Adam-Klissi. 1959); Speidel M. // Revue Archeol. 1971. P. 75-78.
[153] Kromayer J., Veith G. Heerwesen und Kriegsfuhrung // von Muller I. Handbuch. 1928. IV. 3. 2. P. 249 if.; Thouvenot J. // Mel. J.Carcopino. 1966. P. 905-916.
[154] Front. Strat. I. 5. 1-8.
[155] Front. Strat. II. 1. 15.
[156] Front. Strat. II. 1. 17.
[157] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 5. 6 (98-100).
[158] Front. Strat. II. 3. 17-18.
[159] Ibid. II. 3.
[160] Onosander. XV-XXI; Dio. Cass. LI. 10.
[161] Tac. Agr. XXXV. 2-3; XXXVII. 1. Этот порядок рекомендует Оносандр.
[162] Arr. Alan.
[163] Tac. Ann. XIII. 40. 3-4.
[164] Фаланга: Tac. Hist. IV. 78. 4; V. 18. 5; Dio. Cass. LXII. 8; Arr. (см. примеч. 1 на с. 211). Когорты и манипулы см.: Тас. Hist. IV. 78. 2; Harmand J. L’armee. 1967. P. 236-237 (Республика); Parker H.M.D. Legions. 1928. P. 31; Kromayer J., Veith G. Heerwesen und Kriegsfuhrung // Miiller I. von. Handbuch. 1928. IV. 3. 2. P. 550-552; Delbruck H. Art of War. 1975. I. P. 415-416; Wheeler E. // Chiron. 1979. IX. P. 303-318; Speidel M. // Epigr. Stud. XIII. 1983. P. 50 (верит, в отличие от Х.М.Д.Паркера, в тактическую роль когорт и центурий).
[165] Onosander. I. 13; Tac. Agr. XXXIII-XXXIV (в качестве примера!); Колонна Аврелия. № IV, LV, LXXXIII, XCVI, С.
[166] Tac. Hist. III. 23. 4.
[167] Ios. Flav. Bell. Iud. VI. 1. 7 (75); Arr. Alan. XXV.
[168] Ios. Flav. Bell. Iud. III. 7. 25 (259); Arr. Alan. XXV.
[169] Arr. Alan. XXVI-XXX.
[170] Front. Strat. II. 3.
[171] Tac. Agr. XXXVI. 1; Hist. II. 22. 1 ff.
[172] См. пред. примеч.
[173] Arr. Alan. XXIV; XXV; Ardant du Picq Ch. Etudes sur le combat. 1903. P. 19-20, 72.
[174] Вавилонский Талмуд: Nazir. 66 b.
[175] Front. Strat. II. 3; 15; Колонна Траяна. № 50—51.
[176] Tac. Hist. II. 41. 7; 43. 2; Иерусалимский Талмуд, Sota. VIII. 1.
[177] Tac. Agr. XXXVI. 3; Arr. Т. II. 2; XVI; Ardant du Picq Ch. Op. cit. P. 73—75; Vigneron Ch.P. Le cheval dans l’Antiquite. 1968. P. 238. Как представляется, автор верит в ударную мощь, несмотря на отсутствие у всадников стремян.
[178] Ios. Flav. Bell. Iud. VI. 2. 8 (161—163); см. также, например: V. 7. 3 (313).
[179] Ios. Flav. Bell. Iud. VI. 1. 7 (75).
[180] Tac. Agr. XXXVI; XXXVII. 1.
[181] Tac. Agr. XXXVII. 3.
[182] Onosander. VI. 11; XI; Tac. Agr. XXXVII. 6; Front. Strat. II. 9. 7.
[183] Tac. Hist. III. 54. 4; Front. Strat. I. 2.
[184] Колонна Траяна. № 106—108; Колонна Аврелия. № LXXII.
[185] L’Annee epigraphique. 1969-1970. № 583; Speidel M. // Rev. Archeol. 1971. P. 75—78 (Колонна Траяна, пред. № 106—108).
[186] Ios. Flav. Bell. Iud. VI. 1.5 (46); CIL. XIII. № 7323.
[187] Dessau H. Inscr. lat. selectae. № 2244.
[188] Florescu F.B. Monumentul de la Adam-Klissi. 1959.
[189] Tac. Hist. III. 19.

Источник:

Ле Боэк Я. Римская армия эпохи Ранней Империи. «Российская политическая энциклопедия». Москва, 2001.
Перевод: М. Н. Челинцева.