Македонское войско (Delbruck H.)

Тактические идеи Эпаминонда были переняты и развиты царем Македонии Филиппом II. Македония была преимущественно земледельческой равнинной страной, с весьма незначительным городским населением. Скотоводы и земледельцы были недостаточно богаты, чтобы иметь тяжеловооруженных гоплитов, и не могли легко стягивать в одно место большие силы: для того чтобы из отдаленных пограничных местностей дойти до главного города Пеллы, расположенного внутри страны, требовалось от 4 до 5 дневных переходов. Поэтому образовалась особая военная каста, – аристократы, сражавшиеся на конях, – тогда как народ выставлял только пельтастов, которые сражались без определенного тактического распорядка, рассматривались как вспомогательный род войск и не могли противостоять греческим гоплитам.

Фукидид (IV, 126) в обращении к воинам полководца Брасида превосходно разъясняет разницу между греческим и варварским способами сражаться. Спартанскому полководцу пришлось отступить перед превосходившими его силами воинственных иллирийцев; его солдаты объяты страхом, но он говорит им: только вид варваров страшен, страшна их численность, их воинственные боевые крики и бряцание их оружия. Но в рукопашном бою они никуда не годятся, ибо не сохраняют стройных рядов и не видят ничего постыдного в том, чтобы отступить со своих мест. А раз каждому из них предоставляется на усмотрение – драться или отступать, мотивы к уклонению от боя всегда найдутся. Вот почему варвары предпочитают грозить издали, не вступая в рукопашную схватку¹.

Но так как собственно военная группа, группа знати, не могла быть многочисленной, то и вся Македония в древнейшие времена представляла собой очень слабое в военном отношении государство. Только прочный монархический строй, установленный царем Филиппом II, создал из этих элементов военную силу, которая вскоре превзошла всех соседей. Царь собрал средства, чтобы кроме греческих наемников, принятых им на службу, содержать также постоянное войско из своих подданных, дал им военное воспитание, нашел для этого войска новые и своеобразные формы ведения боя и развил тактическое искусство так, что оно стало новой отраслью военного искусства, превзошедшей греческое влияние. Мы начнем с описания кавалерии.

Кавалерия

Греческая конница представляется нам в виде довольно беспорядочных отрядов, которые, будучи снабжены доспехами, хотя и стремились в бою к удару холодным оружием, но употребляли копье больше для метания, чем для ударов.

Ксенофонт, у которого есть два труда о коннице, а именно: «О конном искусстве» и «О вождях конницы», говорит, что он предпочитает для вооружения два коротких копья одному длинному². Последнее неудобно и ломко; из двух коротких копий, более крепких и удобных, одно можно бросить, а другим колоть во все стороны³.

Кроме копий, всадники были вооружены также мечом или кривой саблей; последняя, говорит Ксенофонт, удобнее, так как всадник рубит сверху. Ксенофонт советует одевать броню не только на всадника, но и на коня; он не снабжает всадника щитом. Стремена тогда еще не были изобретены: всадник сидел на плотно пригнанных попонах или подушках. Поэтому удар пикой должен был передаваться главным образом силой всей руки, тогда как сейчас всадник может дать толчок всей силой тяжести своего корпуса и силой разбега лошади. В многочисленных дошедших до нас изображениях на вазах, где представлены сцены сражения, я никогда не видел, чтобы всадник держал пику так, как это предписано в нашей кавалерии (зажатой между корпусом и верхней частью руки). На мозаике, изображающей, по всей вероятности, сражение при Иссе, Александр держит очень длинное копье свободно в руке.

Македонская кавалерия по снаряжению и вооружению походила на греческую. Образовавшийся из македонской знати конный корпус назывался «свитой», «гетэрами» царя. Они дрались копьем (употреблявшимся как для метания, так и для ударов) и мечом. Броня на коне, о которой говорит Ксенофонт, очевидно, не вошла в употребление. Гетэры, однако, были снабжены щитами⁴.

Преимущество македонской конницы перед греческой состояло главным образом в том, что она была гораздо дисциплинированнее. Ее «илы» мы можем считать настолько сплоченными, что можно их обозначать как «тактические единицы». Понятия «конница» и «кавалерия» надо различать так, что в первом случае речь идет о массе отдельных всадников, тогда как во втором случае всадники сведены в дисциплинированные эскадроны.

В таком случае можно сказать, что первая кавалерия была создана македонянами. Образовать тактические единицы из всадников по многим причинам, о которых речь будет впереди, гораздо труднее, чем создавать пехотные единицы. Поэтому понятно, что греческие кантонные республики не пошли дальше фаланг гоплитов; однако самодержавный авторитет македонских царей втиснул даже стремившихся вразброд всадников в крепкие рамки покорных единой воле эскадронов.

Смешанных войск «гаммитов» у македонцев мы не находим, из чего также можно заключить, что у них были более крепко сплоченные тактические единицы, чем у беотийцев.

Кроме кавалерии гетэрийской, у македонян были также сариссофоры, вооруженные копьями, которые обычно рассматривались как отряды легкой кавалерии. Однако я не мог ни в каких источниках найти основания для подтверждения этого взгляда. Вооружение длинной сариссой, пожалуй, скорее говорит о тяжелой кавалерии. Хотя гетэры и вели бой главным образом врукопашную, но при некоторых обстоятельствах они пользовались своим копьем по старому способу, т.е. для метания. Сарисса, однако, была слишком длинной, чтобы ее можно было бросить; поэтому ее носители были еще больше, чем гетэры, вынуждены к рукопашному бою; следовательно, тут приходится подумать о броневых доспехах, а это говорит о существовании тяжеловооруженной кавалерии. В бою сариссофоры находят то же применение, что и гетэры, а эти в свою очередь используются для разведки и преследования. Выходит как будто, что между обоими родами войск в снаряжении и в вооружении была только незначительная разница. Может быть, она заключалась только в разном происхождении воинов.

Во время войны с Дарием Александр образовал из азиатов корпус конных стрелков-лучников.

Фаланга

Македонские всадники издавна назывались «гетэрами» царя; вновь созданной пехоте Филипп дал почетное название «пецетеров», т.е. «пешей свиты». Их обучали сражаться в фалангах, в тесно сомкнутом тактическом порядке, подобно грекам.

Все же наблюдалась некоторая разница: македонская фаланга была построена теснее, чем у греков, и вооружена длинными копьями, сариссами, которые позволяли одновременно пустить в ход копья нескольких шеренг. Таким же образом Фридрих Великий теснее построил свою пехоту, чем было принято раньше, – по 4 чел. на протяжении 3 шагов вместо 4 шагов, – для того чтобы иметь одновременно больше ружей на линии огня⁵.

Как именно была построена фаланга сариссофоров в классическую эпоху македонской истории, мы подробно не знаем, в частности не знаем, какой длины была самая сарисса. Я предполагаю, что первая или две первые шеренги фаланги и прежде, и потом имели ручное копье, как у гоплитов, и только у задних шеренг было длинное копье, однако оно, вероятно, не было настолько длинным, чтобы им нельзя было управлять одной рукой⁶.

Причины такого отступления от старого дорического порядка не дошли до нас, но их можно вывести из природы самого явления.

Мы можем установить, что опыт многих столетий научил греков сделать свое главное оружие – пику – наиболее пригодным для боя, т.е. соответственно соразмерить ее длину, толщину и вес: сделать ее по возможности длинной, чтобы достать до врага, но не настолько длинной, чтобы нельзя было уверенно направлять ее рукой и чтобы противник мог легко парировать удар. Судя по изображениям на вазах, пика была немного выше человеческого роста, т.е. около 2 м⁷.

Возможно, что происходили всякие изменения. Какая длина является лучшей, об этом до сих пор в военной среде не пришли к общему заключению. В немецкой кавалерии длина пики 3,52 м, в русской – 3,16, во французской – 3,29, в австрийской – 2,63⁸. Если македоняне превзошли самый длинный размер, позаимствованный путем опыта у греков, то это было недостатком в рукопашном бою, причем тесное построение еще больше увеличило эти неудобства, так как мешало свободным движениям каждого воина. Но фаланга сариссофоров, очевидно, больше действовала напором всей массы, а не рукопашным боем. Если такая масса занимает оборонительную позицию, то в колючую толщу копьеносцев проникнуть абсолютно невозможно. Филипп, очевидно, выбрал этот способ ведения боя, так как сознавал, что его заново созданные войска не устоят при равных условиях против греческих гоплитов, опытных старых воинов, полных веры в свои силы. Возможно также, что вначале у него не было средств приобрести для всех своих солдат дорогостоящее полное вооружение гоплитов. В тесно сомкнутом строю, который почти не допускал рукопашного боя, задние ряды фаланг могли обойтись без полного защитного вооружения. Но это лишь предположение, которое может быть отставлено. Существенно то, что македонскую фалангу надо рассматривать не как введение новых, высших военных форм, а как упадок предшествовавших ей достижений пехоты. Новая фаланга тяжеловеснее старой, легко приходит в беспорядок, еще чувствительнее на флангах; для рукопашного боя, который воин должен суметь выдержать, несмотря на многочисленные задачи, поставленные ему вне боя, носители сарисс были слишком неуклюжи. Старая дорическая фаланга гоплитов, которая соединяла в себе сплоченность тактического целого с боеспособностью каждого входящего в нее воина, может быть рассматриваема как высшая тактическая форма. Впрочем, во времена Филиппа и Александра разница не была столь существенной. Во всех боях той эпохи, о которых сохранились рассказы, фаланги двигаются с такой легкостью, а разница между ними и старой гоплитской фалангой столь незаметна, что можно было бы ею совсем пренебречь, если бы не было некоторых указаний на то, что перемены, ставшие впоследствии очень значительными, а именно более длинное копье и более тесный строй, уже были введены при Филиппе.

Избранная часть, гипасписты, была вооружена совершенно так же, как старые гоплиты, может быть, немного легче, так как они были уверены, что смогут при рукопашной схватке возместить легкое оружие большей ловкостью. Гипасписты в бою являлись связующим звеном между нападавшим крылом кавалерии и огромной массой вооруженных сариссами фаланг, которая медленно передвигалась.

Македонское войско было сильно также легкой пехотой, пельтастами, лучниками и метателями копий⁹.

Тактика соединенных родов войск

Успехи македонян были достигнуты благодаря органическому соединению всех родов войск в одно действующее целое. Эпаминонд положил этому начало, но все же пехота оставалась главным родом войск, а кавалерия только поддерживала ее.

Филипп с самого начала, – а особенно с тех пор, как он подчинил Фессалию своему господству, – стал в отношении кавалерии сильнее, чем когда-либо была Беотия. Он мог поэтому не только разбивать своей кавалерией вражескую кавалерию, но также нападать с фланга на вражескую пехоту. Мы знаем еще по Марафонскому бою, как чувствительны были фаланги греческих гоплитов в этом пункте.

С этих пор кавалерия не сопутствует пехоте, а имеет одинаковое с ней значение и даже ведет главное нападение; может случиться, что фаланга только тогда подойдет к противнику, когда одно крыло его уже будет разбито, и македонская кавалерия нападающего крыла уже атакует главные силы. Может также случиться, что вражеская армия обратится в бегство, так что фалангам даже не придется идти в бой.

Рюстов и Кёхли зашли даже так далеко, что полагают, будто кавалерия стала отныне главным родом войск, а фаланги – уже не свет, а тень, не ядро, а масса всего войска. Задача фаланг состоит в том, чтобы вести затяжной бой, организовать несокрушимую оборону, пока кавалерия не добьется решения. Но тщательный анализ сражений эпохи Александра показывает, что это слишком сильно сказано. И тяжелая пехота, гипасписты, и фаланги принимают активное, положительное участие в победе. Кавалерия со своей стороны поддерживается подвижной, легко вооруженной пехотой, которая пробивается и помогает копьями, стрелами и метанием пращи. В спаянности отдельных частей была органическая сила македонского войска. Всем руководит единая мысль полководца, который одновременно является создателем войска и командующим. Македонское военное искусство – плод царской деятельности.

Своеобразие греческой фаланги привело к тому, что Эпаминонд при создании косого боевого порядка, поставленного им на место параллельного, должен был предоставить нападение левому крылу и задерживать правое. Филиппу не пришлось придерживаться этой схемы. Он мог поставить кавалерию на то крыло, где было удобнее по условиям данной местности; то, что по дошедшим до нас описаниям боя решительный удар врагу почти всегда наносит кавалерия правого крыла, не основывается ни на чем и должно рассматриваться как отголосок греческой традиции или просто как случайность. Как результат сосредоточения всего военного дела в руках и голове одного лица надо рассматривать также то, что македоняне перенимают и развивают далее очень продвинувшееся к тому времени искусство осады. В середине столетия еще очень мало знали об изобретениях Дионисия Сиракузского из Греции; Филипп провел две больших осады – Коринфа и Византии – с применением всех средств техники.

В подробности технического характера мы вдаваться не будем. Однако самый факт имеет величайшее значение в общем ходе военной истории. Стратегическая задача Александра была бы невыполнима, если бы он мог одолеть Тир, Галикарнасс и Газу не при помощи мощного нападения, где искусство одних столкнулось с искусством других, а только медленным измором.

1. О военных реформах царя Филиппа можно судить по методам ведения боя и войны Александром; при этом суждении выводы совпадают с тем немногим, что мы знаем о самом Филиппе. О первом сражении Филиппа в 359 г. против иллирийцев рассказывает Диодор (XVI, 4) так: на правом крыле Филиппа были его всадники; он пустил их на варваров с фланга, и под двойным напором спереди, с фланга и, наконец, с тыла враги сдались после храброго сопротивления. «Филипп, имея на правом фланге отборнейших македонских бойцов, приказал коннице, обойдя кругом, атаковать неприятеля с фланга, сам же напал на него с фронта, нанося ему, таким образом, мощный двойной удар… Конница начала теснить противника с фланга и тыла» (Диодор, XVI, 4).

Также и о сражении в Фессалии в 353 г. Диодор определенно говорит (XII, 35), что Филипп выиграл его благодаря кавалерии.

2. О сражении при Херонее мы имеем весьма недостаточные сведения. Но из описаний Диодора (XVI, 86) и Полиэна (VI, 2, 2 и 7) можно сделать вывод, что и оно было фланговым нападением. Царь командовал крылом, противостоявшим афинянам и отступившим перед ними, а его сын Александр командовал нападавшим крылом против беотийцев и решил победный исход сражения. И если у Диодора царь начинает наступление, когда видит победу сына и не желает ему одному предоставить славу победителя, или если у Полиэна автор, не думая о совместных действиях обоих флангов македонян, вдруг заставляет Филиппа после отступления самостоятельно победить слишком горячих афинян, то все эти рассказы надо рассматривать просто как народные предания, которые не вникают в самую суть причин, обусловивших победу.

Когда предыдущий отрывок был уже написан, Кромайер произвел топографические исследования поля битвы и соответственно этому попытался точнее восстановить течение сражения. Но попытка такой реконструкции, как указывал Ролоф и как признал Э. фон Штерн, ему абсолютно не удалась, потому что была принята не только на основании совершенно недостаточных и недостоверных источников, но также на невероятнейшем представлении, будто фаланга Филиппа отступала на 600 м, не повернувшись кругом (прим. на стр. 167). Пройти 600 м, пятясь назад и не спотыкаясь, пожалуй, не сможет даже один человек на прекрасной дороге, а бойцы фаланги, которая попробовала бы это сделать в открытом поле, неминуемо в самом непродолжительном времени лежали бы на земле, друг на друге. Если войсковая часть во время обучения на плацу отходит назад, не поворачиваясь, то она может сделать только несколько шагов, не нарушая строя. И самое характерное то, что у Кромайера представление об отходе назад, не поворачиваясь, сплоченной массой в 15 000 чел., не случайный ляпсус, так как автор в «Histor. Zeitschr.» (т. 95, стр. 20) пытается свое нелепое предположение подробно обосновать. Отсылаем тех, кто не сможет найти его изложение, к «Preuss. Jahrt», т. 121, стр. 164.

Ролоф и Штерн еще пытались признать заслуги Кромайера по установлению места сражения. Но и эта заслуга не выдержала дальнейших испытаний. Г. Сотириадес (G. Sotiriades) в «Mitteil. d. К. deutschen Arch. Insl. in Athen», т. XXVIII, стр. 301 (1903 г.) и т. XXX, стр. 113 (1905 г.) опубликовал тщательные исследования о поле сражения, в которых устанавливается ряд ошибок в наблюдениях Кромайера и разрушаются его обоснования. В решающем вопросе – о положении македонского могильного кургана – Кромайер уступил. («Histor. Zeitschr.», т. 95, стр. 27). Что касается других упреков, то он оправдался только в одном: он действительно не выдавал остатки стены турецкого хана за античные, как его в том упрекает Сотириадес на стр. 326 и как я прореферировал в «Preuss. Jahrb.» (т. 116, стр. 211). Он только поднял вопрос и оставил его неразрешенным: не были ли это остатки античной перестройки? Но остальные его ошибки остаются, – особенно умолчание о Брагамском ущелье, по которому, как указывает Сотириадес на стр. 328, ведет тропа не хуже тропы через Кератский проход, что очень существенно для отступления в этом направлении.

3. Господствующим воззрением является мнение, что фаланги сариссофоров, какими их встречаем в сражениях македонян с римлянами и как их описывает Полибий, совершенно сходны с теми, какие имелись уже во времена Филиппа и Александра. Но уже Дройзен («Untersuchung», стр. 64) обратил внимание, с какой легкостью двигались фалангиты Александра; и я тоже постепенно пришел к убеждению, что произошли какие-то более поздние усовершенствования. Более подробное подтверждение этого взгляда, основанное на источниках, см. далее, ч. VI, гл. I.

4. Рюстов и Кёхли («Griech. Kriege», стр. 240) представляют себе гипаспистов снабженными маленьким щитом пецетеров, латами, легкой обувью, македонской шапкой, копьем и, может быть, длинным мечом. Мне кажется, что для воина в принципе, а не только в силу случайной необходимости, предназначенного для ближнего боя и не имеющего дальнобойного оружия, такое вооружение является слишком легким; названные авторы (стр. 241) тоже вводят ограничение, говоря, что вооружение гипаспистов, может быть, было немногим легче вооружения гоплитов.

Дройзен, напротив, лишает их даже лат («Heerwesen», стр. 110). Он ссылается на монеты царя пэонов, Патраоса, жившего во времена Александра. На них изображен пэонский всадник, который собирается пронзить копьем поверженного на землю воина. Последний одет в хитон и каузию и вооружен щитом и копьем. Щит по своим своеобразным украшениям похож на известные македонские щиты, как их изображают на монетах более поздних царей Македонии; следовательно, изображенный воин – македонянин, но не пецетер, так как у него не хватает прежде всего сариссы, а гипаспист («Untersuchung», стр. 41–42).

С этими взглядами Дройзена соглашается и Ад. Бауэр, который тоже приводит изображение монеты; но я полагаю, что эти взгляды вызывают значительные сомнения. Пэонийцы были принуждены Филиппом Македонским в 359 г. признать его господство и после попыток освободиться были в 358 г. снова покорены Филиппом, а в 335 г. – Александром. Патраос был их князем с 340 по 315 г. Неужели вассал посмел бы поместить на своих монете изображение, на котором явственно можно было видеть, как пэониец побеждает воина на личной стражи своего господина? А если действительно знаки на щите не позволяют иного толкования, то кто может поручиться, что изображен воин именно из новообразованных войск гипаспистов? Ведь это, может быть, выдуманное изображение, а, может быть, это – пельтаст. Поэтому по данной монете ничего заключить нельзя, а применение гипаспистов в бою не оставляет сомнений, что они были не легкой, а тяжелой пехотой с полным вооружением.

Примечания:

[1] Фукидид не упоминает о более совершенных доспехах греков; быть может, иллирийцы были лучше снабжены ими, чем македоняне, которые стояли ближе к культурной хозяйственной воинственны, хотя Арриан (I, 1, 12) называет именно иллирийских и фракийских варваров как «людей полунагих и плохо вооруженных».
Вообще же Брасид настойчиво сопоставляет иллирийцев с македонянами, ввиду чего мы можем отнести это описание и к ним.
[2] «Вместо пики с длинным древком» (Ксенофонт, О коннице, XII, 12).
[3] Замечание Ксенофонта можно связать с конным боем («Hell.», III, 4, 13). Но из описания видно, что эллинские всадники были вооружены именно не короткими, а длинными копьями. Не совсем ясно в этом рассказе, почему персы имели такое глубокое построение. Из задних рядов они не могли метать копья. Может быть, это объясняется тем, что персы рассчитывали прорвать линии греков своей колонной и бросать копья при этом направо и налево.
[4] Ад. Бауэр (стр. 313, во 2-м изд. – стр. 433) заключает из Арриана (I, 6, 5), что у гетэров обычно щита не было. Я не нахожу, что данный отрывок вынуждает к такому заключению, – пожалуй, даже он его и не допускает. Щиты конников были, конечно, гораздо меньше, чем щиты пеших войск. Так как у Плутарха (Алекс, 16) ясно говорится о щите, который царь имел в бою, а судя по Полибию (VI, 25, 7), македонские всадники имели, без сомнения, щиты, то мне кажется неоспоримым, что и в более древние времена было так же.
[5] См. т. IV нашего труда, стр. 307.
[6] О неудобстве носки и трудностях фехтования копьем ср. т. IV, стр. 14,61.
[7] Ад. Бауэр( стр. 272) дает длину в 3 м, но во всех изображениях на вазах, которые я просмаливал, я нигде, — даже там, где места много, — не нашел таких длинных гоплитских пик.
[8] R. Wille (P. Вилле), Waffenlehre, стр. 79.
[9] A. Krause (А. Краузе), Hermes, 1890 г., стр. 66, довольно убедительно доказал, что Александр имел в своем войске также метателей копий и что Арриан под словом «то^отш» понимает этих метателей.

Источник:

Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. «Директмедиа Паблишинг». Москва, 2005.