Германская война (Delbruck H.)

Покорение Германии римлянами

Когда римляне победили галлов и сделали Рейн своей границей, то они поставили перед собой задачу за­щищать своих новых подданных от германцев. Галлы бросились на шею Цезарю, чтобы только не подпасть под иго этих варваров, а римское правление в Галлии началось с из­гнания Ариовиста соединенными силами римлян и галлов. Но начатая здесь таким образом борьба продол­жалась. Дикие германские орды все снова и снова переправлялись через Рейн. Чем пышнее расцветала новая провинция под мирной сенью миро­вой римской державы, тем больше она манила к себе жадных до добычи и сознававших свою силу сыновей первобытного леса. Поэтому римля­не принуждены были прибегнуть к самой решительной мере для того, чтобы раз и навсегда пресечь эту по­стоянно им грозившую опасность, и — как ни мало влекла их к себе эта суровая и туманная страна — были вынуждены вступить в собственные владения германцев и положить ко­нец их свободе, как это они сделали раньше по отношению к галлам.

После того как Август привел в порядок внутренние дела империи, покорил альпийские страны и ото­двинул границы Римской империи вплоть до Дуная, он поручил своему пасынку Друзу, а после его смерти Тиберию дело укрощения племен, живших от Рейна до Эльбы. И тогда римляне принялись систематически выполнять эту задачу.

Хотя отдельные германские пле­мена были слишком незначительны по своей численности и хотя даже многие племена, собравшись вмес­те, могли выставлять войска лишь средней численности, а когда им уда­валось собрать более крупные войска, то они не умели ими оперировать, — все же, несмотря на это, всюду, куда только ни являлись римляне, каждый мужчина был воином. Поэтому втор­гаться в страну этих варваров, кото­рые презирали не только раны, но даже смерть, римляне могли отважи­ваться лишь с крупными и крепко сплоченными войсками.

Но снабжать продовольствием во внутренней Германии большие армии было весьма трудным делом. При незначительном количестве своих пашен страна сама по себе давала очень мало. А для того чтобы отправлять по проселочным дорогам на большие расстояния продовольственные обо­зы, необходимы были большие при­способления; при этом следует иметь в виду, что за исключением мостов через топи, которые были возведе­ны германцами с удивительной за­тратой труда и с необычайным ис­кусством, в Германии не было никаких мощеных дорог. Поэтому Друз, вынужденный из-за недостат­ка продовольствия вернуться после своего первого похода вглубь страны, создал для своего дальнейшего про­движения вперед двойную базу. Глав­ным складом оружия римлян на Нижнем Рейне был лагерь Ветера (Биртен) у Ксанта, расположенный против места впадения Липпы в Рейн. Липпа судоходна для небольших су­дов почти вплоть до своих истоков не только весною, но также и в те­чение некоторой части года. Поэто­му Друз, продвигаясь по Липпе, ос­новал на том месте, где ныне стоит собор в Падерборне, форт Ализо, который должен был служить скла­дочным пунктом (11 г.).

Было бы неправильно видеть в основании форта или крепости не­зависимо от его размеров средство для укрощения строптивых и для ус­тановления господства над соседни­ми племенами.

Существуют такие условия и та­кие народы, среди которых можно устанавливать свою власть путем раз­мещения гарнизонов и основания этапных пунктов. Это возможно имен­но в тех случаях, когда нет основа­ния ожидать открытия военных дей­ствий или когда покорение страны достигло такой степени, что остает­ся преодолеть лишь самое незначи­тельное сопротивление. Здесь уже дело не в стратегии, а только в по­литике.

В Германии такая политика рим­лян привела бы к печальным для них результатам. Германцев можно было покорить, лишь ведя войну в круп­ном масштабе. И пока германцы не были окончательно покорены, един­ственной задачей гарнизона крепос­ти могло быть лишь защита себя и обнесенного стенами крепости клоч­ка земли от местного населения. И от Цезаря мы также не слышим, что­бы он в Галлии строил крепости, за исключением одного форта, который должен был обеспечивать мост через Рейн, так как крепости требуют гар­низонов, а постоянным стремлени­ем Цезаря было никогда не разби­вать своих войск, но всегда их держать вместе, для того чтобы, пользуясь безусловным численным перевесом в открытом поле, победить галлов и обратить их в бегство.

Существовало также и такое мне­ние, что Друз основал форт на Липпе, чтобы всегда иметь в своем рас­поряжении открытую и защищенную переправу через реку и что именно по этой причине он искал место для этого форта, идя вниз по реке. Но это не является решающим соображени­ем, так как Липпа — сравнительно небольшая река, по обеим сторонам которой идут дороги, хотя и не все­гда пролегающие в непосредственной близости от берега. Несмотря на то, что вследствие болотистых берегов Липпу бывает часто трудно перейти даже на большом протяжении, все же германцы не могли и думать о том, чтобы закрыть переправу через эту реку римлянам, обладавшим много­численными вспомогательными сред­ствами и всегда имевшим возмож­ность обойти неприятеля. Поэтому форт на Липпе также не мог иметь значения предмостного укрепления. Совсем иначе будет обстоять дело, если мы на него посмотрим с точки зрения продовольственного снабжения армии. Это снабжение нуждалось в водном пути сообщения, а водный путь требовал конечного пункта, складочного места, где суда могли бы оставлять свой груз, а про­довольственные обозы их принимать для дальнейшей отправки вглубь страны. Ведение войны в централь­ной Германии принимало совершен­но иной характер в том случае, ког­да уже не нужно было везти с собой зерно или муку от самого Рейна, а можно было нагружать их на расстоя­нии 150 км по прямой линии от Рей­на в верховьях Липпы и здесь снова пополнять их запасы. Цезарю не нуж­но было в Галлии основывать скла­дочные пункты и отделять от легио­нов гарнизонные части для их защиты.

О снабжении армии должны были заботиться покоренные и союзные племена, пользуясь для этой цели помощью римских поставщиков. В Германии же под влиянием необхо­димости римляне были принуждены отказаться от этого основного прин­ципа снабжения. Друз основал Ализо не для того, чтобы посредством него держать окружные племена в пови­новении, так как это было бы для такой цели слишком недостаточным средством, а для того, чтобы создать твердую базу для римских военных операций в центральной Германии.

Когда же форт был построен, то, естественно, он стал служить и дру­гим целям, как, например, для при­емки больных, для наблюдения за страной и за людьми, для полицей­ского надзора в той области, на ко­торую распространялась его власть, в качестве убежища, но все же глав­ной и основной его целью, характе­ризовавшей его значение и опреде­лившей его деятельность, было служить в качестве складочного пун­кта, расположенного на входном пути, где должна была происходить перегрузка на сухопутный транспорт.

Помимо Ализо, Друз, как гово­рят, основал еще 50 фортов на Рей­не. Это на первый взгляд кажется противоречащим плану покорения Германии, так как снабжение этих 50 фортов гарнизонами потребовало бы значительной части наличных войск; а если бы удалось покорить германцев, то эти форты оказались бы уже излишними. Это обстоятель­ство можно объяснить лишь тем, что когда армия отправлялась в поход, то ополчение (ландштурм) должно было занимать эти форты и охранять их в качестве убежищ для местного населения в тех случаях, когда германцы, не имея возможности защи­тить свою страну от римлян, пыта­лись бы облегчить свое положение, делая диверсии в сторону этих рим­ских фортов. Кроме того, в больших лагерных стоянках, очевидно, остав­лялись части войск, участвовавших в походе, для того чтобы они могли приходить на помощь туда, где в этом появлялась необходимость. Помимо пути от Рейна по Липпе, был еще и другой путь, идя по которому вой­ско могло достигнуть внутренних об­ластей Нижней Германии. Этим пу­тем было море и впадающие в него реки. Первым делом, за которое взял­ся Друз, после того как он принял командование над римскими войска­ми в Германии, было прорытие ка­нала, соединяющего Рейн с Исселем, который должен был дать возможность прямо достигнуть через Зюдерзее германских берегов Север­ного моря. Еще и теперь существует «ров Друза», который Светоний на­зывает («Клавдий», гл. 1) «новым и громадным предприятием». Римская торговля в Северном море не была настолько велика, чтобы оправдать столь большие расходы, связанные с этой работой, но с точки зрения стратегии это предприятие становит­ся понятным. Когда Тиберий совер­шал свой поход к Эльбе (4 г.), то у устья Эльбы сухопутное войско встре­тилось с флотом, который вез «гро­мадное количество всяких вещей» (Веллей, II, 106). Римские корабли достигали Ютлан­дии, а на реках они много раз всту­пали в бой с германскими корабля­ми (Страбон, VII, I, 3. Веллей II, 121). Когда бруктеры несколько позднее, во время войны римлян с Цивилием, захватили в качестве во­енной добычи преторскую галеру с тремя рядами весел — адмиральский корабль римлян, то они повезли его по Липпе, чтобы принести его в дар своей жрице и пророчице Веледе (Тацит, «Истории», V, 22).

Уже Друз построил форты близ устья Везера и даже Эльбы, а для несколько более позднего времени у нас есть более надежные свидетель­ства о существований римского гар­низона близ устья Везера. Эти форты должны были служить опорным пун­ктом для военного и грузового фло­тов римлян.

Таким образом, это тщательно подготовленное предприятие римлян увенчалось полным успехом. Уже Друз принудил прибрежные племена — фризов и хавков — признать верхов­ную власть римлян, а Тиберий при­нял присягу на верность от всех пле­мен, живших вплоть до самой Эльбы, причем дело даже не дошло до более или менее крупных боев. Эта изуми­тельная податливость германцев объясняется тем же, чем в свое вре­мя объяснялся тот факт, что галлы пошли навстречу Цезарю. Именно в эти годы князь маркоманов Марбод основал большое германское коро­левство. Простираясь из пределов Богемии, оно охватывало ряд пле­мен вплоть до Нижней Эльбы. Для того чтобы избегнуть его власти, племена, жившие около Везера, присоединились к римлянам (в годы 11—7 до н. э.).

Сперва взаимоотношения римлян с германцами носили характер лишь свободного союза, так что римляне каждую зиму снова отводили свои войска к Рейну или к близлежащим местам. Конечно, совершенно ясно, насколько было убыточно для рим­лян постоянно менять место для ла­геря. Германцы не могли сами на себя смотреть как на окончательных под­данных Римской империи, да и рим­ляне им настолько еще не доверяли, что остерегались оставаться на зиму среди них. Этот факт опять-таки объясняется необходимостью продо­вольственного снабжения.

Путешествие по Северному морю и вверх по Эмсу, Везеру и Эльбе было даже летом рискованным предприя­тием, зимой же навигация вовсе пре­кращалась. Поэтому мы узнаем, что нужно было снова покорять то одно, то другое племя; лишь в 4 г. Тиберий, вторично посланный на север, по-видимому, окончательно покорил эти оседлые племена. Он отважился оставить на зимовку свое войско око­ло истоков Липпы, т. е. вблизи от Ализо.

Римляне основывали города и рынки, и германцы, казалось, при­выкали к новому образу жизни, по­сещали рынки и вступали в сноше­ния с новыми поселенцами. Римляне готовились покорить и германское королевство Марбода в Богемии; под­властные римлянам племена по Май­ну должны были служить базой для этого похода. Начать эту войну поме­шало римлянам большое восстание, вспыхнувшее среди также недавно покоренных племен, живших к югу от Дуная, и отвлекшее на себя рим­ские силы на три года. Но и в это время германцы, населявшие Север­ную Германию, оставались совер­шенно спокойными.

Однако, наконец, когда римля­не при наместнике Варе стали впол­не серьезно относиться к своему гос­подству в Германии, среди народов, живших между Эльбой и Рейном, вспыхнуло большое, всеобщее вос­стание.

Источники

В то время как мы можем нарисо­вать ясную и достоверную картину харак­тера, условий жизни и занятий германцев, мы с гораздо меньшей достоверностью можем говорить об отдельных историчес­ких событиях нашей древнейшей истории. Источники многочисленны и подробны, но подобны блуждающим огням. Если мы были принуждены с большой осторожностью пользоваться рассказом Цезаря о покоре­нии Галлии, ибо этот рассказ не только дает одностороннее римское освещение, но даже не может быть проконтролирован при помощи других римских источников, то гораздо хуже обстоит дело с эпохой боев римлян с германцами. Хотя мы здесь име­ем не один, а несколько источников, но по­чти все они черпают информацию из вто­рых, третьих и четвертых рук. Главный рассказ о сражении в Тевтобургском лесу, которым мы располагаем, — рассказ Диона Кассия — написан лишь через два сто­летия после этого события, и даже Тацит жил на столетие позже тех походов Германика, которые он описывает. Но этот недостаток наших источников является одним из самых .незначительных их недо­статков, ибо наши рассказчики пользова­лись хорошими свидетельствами современ­ников, а, кроме того, в лице Веллея Латеркула мы имеем хорошо осведомлен­ного современника, которым мы можем пользоваться в качестве свидетеля. Гораз­до худшим обстоятельством является то, что литература этой эпохи насквозь про­никнута риторикой. Эти писатели вовсе не стремятся рассказывать о том, что было на самом деле или что данные собы­тия развертывались именно так, как это они хотят изобразить, заставив читате­ля верить их рассказу, но они прежде всего стремятся к тому, чтобы своим оратор­ским искусством произвести на читате­ля определенное впечатление.

Римский пост у устья Везера

Друз, по свидетельству Флора, пост­роил укрепления также на Везере и на Эльбе. Тацит («Анналы», I, 28) рассказы­вает нам, что во время большого восста­ния римских солдат в 14 г. бунтовал также и гарнизон крепости Вексиллары в стране хавков. Здесь, очевидно, идет речь о крепости, построенной Друзом на Везере, а именно у устья этой реки.

Хавки, как это принято считать, жили по обоим берегам Везера вплоть до Эмса. Крепость у хавков имела смысл лишь при устье Везера, может быть, на дюнном острове. Именно здесь, если только римляне серьезно относились к установ­лению своего господства в области Везе­ра, необходимо было создать укрепленный пункт.

Сражение в Тевтобургском лесу

Базой римлян было с одной сто­роны море, а с другой — водный путь р. Липпы с укрепленным пунктом Ализо. По ту сторону Ализо они дол­жны были пересечь горный кряж Оснинг, который отделяет бассейн Рейна от бассейна Везера.

Близ устья Везера, в области хав­ков, находился римский гарнизон, который продержался там даже пос­ле поражения Вара, вплоть до 14 г. Учитывая эту необходимость установ­ления связи с Северным морем, мы обязательно должны прийти к тому выводу, что изо всех пунктов на Ве­зере, находящихся на одинаковом расстоянии от Ализо, лишь самый северный мог быть местом располо­жения лагеря, ибо лишь он давал возможность установить самую быс­трую связь как с Ализо, так и с усть­ем Везера.

Этим пунктом являются Вест­фальские ворота (Porta Westfalica), у южной части которых лежит деревня Реме, а близ северной находится го­род Минден. Расстояние от Ализо до Рема равняется по прямой линии приблизительно 7 милям (около 50 км); дорога проходит через гор­ную цепь Оснинга по глубокой, из­далека видной долине, получившей название Дэре (Тюре), или Дэрского ущелья. Именно по этому ущелью с древнейших времен проходила до­рога. Направление этого пути пока­зывают многочисленные курганы, которые отчасти сохранились до на­шего времени, а несколько десятков лет тому назад были еще в гораздо большем количестве. Они тянутся от долины Верры через Дэрское ущелье вплоть до Ализо, обходя вдоль по горам глубоко лежащие долины род­никовых ручьев Сенны. Обычай воз­двигать курганы вдоль военного пути восходит к глубокой древности. Рим­ляне могли воспользоваться лишь этой дорогой, чтобы проникнуть из долины Липпы в северогерманскую низменность.

У Вестфальских ворот скрещива­ются два стратегических направле­ния, открывавших римлянам доступ во внутреннюю Германию. Здесь на­ходилось самое удобное место для лагерной стоянки, опираясь на ко­торую можно было господствовать над областью Везера. Здесь можно было поддерживать двустороннюю надежную связь с основной базой, причем римляне находились в цент­ре тех народов, которых они должны были держать в повиновении. Отсю­да они могли оперировать вверх и вниз по Везеру, пользоваться рекой для наиболее легкой доставки про­довольственного снабжения и, пост­роив крепкий мост через реку, по мере необходимости продвигаться по правому или левому берегу.

Несмотря на то, что римлянам удалось установить твердую двойную связь со своим лагерем у Ворот, они все же не решались оставаться здесь, на Везере, на зиму и поэтому либо возвращались к Рейну, либо к Хальтерну на Липпе, где были обнаруже­ны остатки большого лагеря. Таким образом, лагерь Вара был лишь лет­ним лагерем. Даже если предполо­жить, что римляне тотчас же приня­лись за улучшение дороги, то все же эта дорога проходила через девствен­ный лес, горы и ущелья. Большое же войско, нуждавшееся в постоянном подвозе, безусловно, должно было зимой иметь надежную связь со сво­ей основной базой.

Вар находился в своем летнем лагере, когда ему сообщили, что вос­стали племена, жившие на довольно далеком расстоянии. Для того чтобы их усмирить, он двинулся со всем своим войском, за которым следо­вал большой обоз, состоявший из женщин, детей, рабов и вьючного скота. Этот обоз, сопутствовавший войску, совершенно определенно указывает нам тот путь, по которому шло войско. Совершенно невероят­но, чтобы Вар, хотя он и был по­средственным полководцем, мог ве­сти за собой такой обоз, углубляясь на далекое расстояние в германские леса. Было довольно трудно передви­гать и снабжать войска во внутрен­них областях Германии. Поэтому не­обходимо признать, что всякий римский полководец должен был ограничить свой обоз лишь самым необходимым. Можно себя, пожалуй, спросить, не впадает ли в риторику или в преувеличение наш источник, описывающий те трудности, которые испытывало во время этого похода войско, обремененное громоздким обозом. Но вся цепь фактов с несом­ненностью подтверждает реальность этого похода. Твердо установлено, что сражение произошло осенью. Вар, без сомнения, не предполагал возвра­титься на зиму к лагерю близ Ворот. Поэтому он был принужден покинуть лагерь, забрать с собой весь обоз, и этот обоз занимает такое крупное место в описании сражения, что здесь исключена возможность какой-либо фикции. То же обстоятельство указы­вает, что Вар должен был пойти именно по большой дороге, ведущей к Липпе, к Ализо.

Местность к югу от Реме — Липпская страна, «Глиняный округ» — со своей тяжелой глиняной почвой была в то время, без сомнения, покрыта первобытным лесом, и даже теперь еще здесь отчасти сохранились дре­мучие леса. Дорога шла не по долине Верры, в которой слишком много болот, но прямо на юг через холми­стую местность, пересеченную уще­льями. Сильная непогода, дождь и ураган настигли войско в пути, раз­мягчили почву и сделали ее топкой. Не следует думать, что это была хо­рошая, содержавшаяся в порядке римская военная дорога; это была простая лесная дорога, которую рим­ляне слегка подправили, построив кое-где мосты, укрепив ее насыпя­ми и местами отведя воду. Прочной постоянной дороги за время своего краткого господства им не удалось провести даже в долине Липпы, а здесь тем более. Нас теперь поражает то обстоятельство, что дорога проходила по горам, а не по доли­не. Но древние дороги, как правило, почти всегда проводились именно таким образом. Римские помильные камни, сохранившиеся до наших дней, появляются лишь со времени Траяна. Дожди сделали в некоторых местах дорогу трудно про­ходимой, так что приходилось ее то здесь, то там огибать и для этой цели местами срубать деревья. Буря разла­мывала мосты, сбрасывала на про­ходившее войско обломанные ветки и даже обрушивала на них целые де­ревья. Кроме того, и германцы поло­мали много мостов, стремясь по воз­можности задержать войско.

Хотя Вар и был предупрежден Сегестом, однако особенных мер предосторожности он не принял: сол­даты не были готовы к бою, обоз же был довольно беспорядочно разбро­сан между отдельными войсковыми частями. Германцы внезапно высту­пили из леса и всей своей массой обрушились на длинную колонну римских войск.

Судя по римскому рассказу, вос­стание, которое должен был усми­рить Вар, было планомерно органи­зовано германскими заговорщиками.

Если заговорщики действительно имели какое-либо отношение к дан­ному восстанию и действовали согла­сованно с восставшими, то, конеч­но, для наилучшего достижения своей цели они должны были бы не заманивать римлян в определенную местность, а, скорее, пытаться открыто собрать и привести к римля­нам свои войска под тем видом, что они собираются сопутствовать рим­лянам, чтобы оказать им помощь.

Римское войско состояло из трех легионов, шести когорт вспомога­тельных войск и трех эскадронов кон­ницы. При этом источники опреде­ленно указывают, что войско было значительно ослаблено выделением из него частей для занятия отдель­ных фортов, прикрытия транспортов, карательных экспедиций и экзекуций и преследования разбойников. Вой­ско насчитывало во время сражения от 12 000 до 18 000 бойцов, и Вар пытался его усилить, произведя на­бор вспомогательных германских войск в соседних областях специаль­но для предстоящего похода. Именно эти мнимые союзники и обрати­ли внезапно свое оружие против сво­их господ, напав на римское войско, бывшее в пути и шедшее в большом беспорядке.

Войско насчитывало со всем сво­им обозом от 18 000 до 30 000 чело­век. Учитывая ту низкую дисципли­ну, которая в нем царила во время похода, мы считаем, что оно долж­но было растянуться приблизитель­но на 2 мили. Римляне подверглись нападению, когда голова колонны после перехода в 2—2,5 мили нахо­дилась у «черной топи» близ Херфорда, в районе Зальцуфельн-Шеттмар.

Лишь только раздался крик, воз­вещавший нападение германцев, го­лова колонны, вполне естественно, тотчас же остановилась. Римляне вы брали подходящее открытое место и разбили здесь окруженный рвом и валом лагерь, в который постепен­но собрались подходившие части и колонны. Весьма возможно, что со­здавшееся положение должно было заставить Вара обсудить план возвра­щения в покинутый летний лагерь, который, понятно, давал возмож­ность лучше организовать оборону. Может быть, в этом лагере был даже построен род крепости и в ней ос­тавлен на зиму гарнизон. Но так как не было возможности снабдить этот гарнизон достаточным продоволь­ствием для долгой осады, то герман­цы могли завладеть летним лагерем, а обратный путь был не менее опа­сен, чем путь вперед. Поэтому Вар приказал сжечь весь лишний обоз и, приведя свое войско в порядок, дви­нулся вперед к своей цели — к Ализо — более дисциплинированным маршем, чем в первый день. Приве­дение войска в надлежащий поря­док, отбор и уничтожение лишнего обоза должны были потребовать не­которого времени, так что войску удалось выступить лишь довольно поздно. Теперь пришлось идти по открытому полю, но все же не обо­шлось без некоторых потерь. Однако из факта, что римляне вообще мог­ли еще продвигаться вперед, мы можем сделать тот вывод, что натиск германцев был еще довольно слаб и что они располагали незначительной конницей.

Двигаясь на второй день осторож­но, тесно сомкнутыми рядами, рим­ляне могли лишь медленно продви­гаться вперед, а напоследок они снова вошли в лес, где войска были затруднены в своем свободном дви­жении.

Даже теперь в этой местности ча­сто перемежаются леса и открытые места. У Зальцуфельна кончается гли­на и начинаются пески и болота, на которых уже не может расти преоб­ладающий в этих местностях буковый лес. Лишь кое-где на этой почве дер­жатся дубы. Сосновые леса, растущие теперь здесь на большом протяжении на песчаной почве, все позднейшего происхождения. Таким образом, у Зальцуфельна начиналось открытое поле, через которое должны были пройти римляне. Перед самым Оснингом возвышаются небольшие холмы из раковинного известняка, окруженные песками и идущие па­раллельно горной цепи. Нет никакого сомнения в том, что в те времена они были, так же как и вершины гор, покрыты лесом. Мы вполне можем предположить, что римская армия после хорошего двухмильного пере­хода приблизительно к вечеру подо­шла к этому лесу и к Дэрскому уще­лью и здесь узнала, что проход закрыт германцами и ими занят. Римляне должны были бы бросить все свои силы на штурм ущелья, чтобы про­бить заставу, так как число герман­цев непрерывно возрастало, а ночь дала бы им возможность соорудить искусственные преграды на пути римлян. Но для того, чтобы штурмо­вать ущелье, необходимо было про­извести обход с фланга, который требовал некоторой затраты време­ни. Помимо того, нельзя было начать сражение, не обезопасив невоору­женную часть войска каким-либо ук­реплением.

Нельзя себе представить, чтобы можно было тесно сомкнутыми ря­дами, защищаясь, насколько это было возможно, и не обращая внимания на потери, взять штурмом горное ущелье. Если римляне уже понес­ли большие потери в течение этого дня во время своего перехода через открытое поле, то нельзя было даже думать пройти через горный проход, так как холмы с обеих сторон были заняты германцами. Пройти можно было, лишь начав правильное сраже­ние, которому не мешали бы невоо­руженные спутники войска. Ведь нуж­но было выбить врага из прохода, чтобы тотчас же быстро через него пройти раньше, чем противник ус­пеет зайти в тыл. Поэтому Вар решил снова разбить лагерь, чтобы на сле­дующий день пробить себе путь че­рез ущелье.

Лишь очень краткий рассказ со­хранился о том сражении, которое здесь разыгралось на третий день. Но уже по опыту изучения Марафон­ского сражения мы знаем, что если известно, как были вооружены и как сражались войска, то местность яв­ляется настолько важным и красно­речивым свидетельством, характери­зующим сражение, что можно сделать попытку восстановить общий ход сражения, хотя результат его нам известен и не подлежит никакому сомнению.

Дэрское ущелье в своем самом узком месте образует узкий глубо­кий проход в горах Оснинга шири­ной около 300 шагов. Горы состоят из кремнистого известняка, окайм­ленного с двух сторон песчаными дюнами. Само Дэрское ущелье вни­зу покрыто глубоким слоем песка, на котором в то время не было де­ревьев. Дорога проходила не по се­редине ущелья, не по этому песча­ному грунту, а по двум сторонам, по склонам гор. Дюнные холмы перед ущельем и внутри него по боль­шей части покрыты вереском; кое-где встречается глина. В ущелье, ко­торое образует водораздел, течет в северном направлении маленький ручей. Здесь также попадаются болота и топи.

Как ни широко ущелье, но вслед­ствие такого строения почвы в него все же довольно трудно проникнуть. Приходится идти либо по глубокому песку, либо по грудам его. Весьма возможно, что уже в первый день Арминий поставил людей на рабо­ту, заставив их рубить деревья и в узких местах ставить засеки.

Мы можем поверить римлянам в том, что они направили свой удар на ущелье не только с фронта, но пы­таясь также пройти через горы и обойти ущелье, что вполне возмож­но, так как горы повсюду открыты доступу. Им удалось, как то повеству­ет сохранившийся рассказ, взять штурмом первые дюнные холмы у входа в ущелье и сбросить вниз гер­манцев. Но за этими холмами возвы­шались все новые и новые холмы. От края холмов до узкого места ущелья приблизительно 1,5 км. И чем боль­ше продвигались вперед римляне, тем больше они открывали свои фланги атакам германцев, спускав­шихся с высокого гребня гор. В том-то и заключалась военная мощь гер­манцев, что они могли вступать в бой с тяжеловооруженными римскими гоплитами то сомкнутым отрядом, несмотря на свое незначительное предохранительное вооружение, то по отражении их могли рассыпать­ся, не только не впадая в панику, а наоборот, учитывая преимущество более легкого вооружения, быстро переходить с одной хорошей позиции на другую, не менее для них удобную.

Но тем временем погода снова испортилась; пошел дождь, кото­рый затруднил римлянам штурм гладкого холма и движение по мок­рой почве в лесу. Арминий с самого начала приказал коннице, которую нельзя было использовать внутри ущелья, теснить противника с тыла и задерживать обходные колонны. Вместо того чтобы пробить себе до­рогу через ущелье, римляне, про­двигаясь вперед, стали все больше и больше чувствовать, что они в нем заперты.

Так, наконец, ослабела сила их натиска. Проливной дождь не только затруднял их движение, но и угнета­юще действовал на их настроение, на их психику. И лишь только когор­ты отступили на один шаг, как тот­час же германские сотни ринулись вниз отовсюду, со всех высот, и окончательно отогнали римское вой­ско к его лагерю. Всякая надежда на спасение была потеряна. Конница ускакала, надеясь в каком-либо ином месте пересечь горы. Вар и некото­рые из старших командиров покон­чили самоубийством. Знаменосец бро­сился вместе со своим орлом в болото, чтобы не дать врагам захва­тить в свои руки святыню легиона, если уже не было возможности ее спасти.

Наконец, остальная часть войска, во главе с лагерным префектом Цейонием, сдалась на милость победи­теля. В то время как велись перегово­ры относительно капитуляции, верные слуги Вара сделали попытку сжечь его тело, чтобы этим оберечь его от поругания, и все-таки успели его полусожженное тело предать погребению. Но Арминий приказал вы­рыть тело Вара и, отрубив его голо­ву, послал ее Марбоду, королю маркоманов.

Однажды Арминий — как расска­зывает один более поздний писа­тель, — для того чтобы устрашить гарнизон одной осажденной рим­ской крепости, велел насадить го­ловы убитых врагов на копья и об­нести их вокруг рва. Конечно, этот рассказ не может относиться к лаге­рю близ Дэрского ущелья, так как осажденные там были прекрасно осведомлены относительно случив­шегося, но весьма возможно, что этот рассказ все же относится как раз к этому походу, а именно — к гарнизону, оставленному в лагере близ Вестфальских ворот, или, мо­жет быть, к Ализо.

Это вполне вероятно, так как те римляне, которые прорвали кольцо германцев и спаслись через Дэрское ущелье или через горы, укрылись в Ализо и подверглись здесь длитель­ной осаде. Когда же у них кончились все съестные припасы, то они, под предводительством отважного старого солдата, лагерного префекта и ко­мандира первой роты Цедиция, сде­лали попытку в бурную темную ночь обмануть бдительность германцев. Они вышли из лагеря, и им, действи­тельно, удалось спастись при помо­щи военной хитрости: они приказа­ли горнистам трубить, чем вызвали тревогу среди германцев, решивших, что к римлянам спешат на помощь войска с целью снять осаду с крепо­сти. Благодаря этому римлянам уда­лось спастись от преследования. Все же остальные римские гарнизоны и войсковые части, рассеянные по внутренней Германии, попали в руки повстанцев, так что почти все три легиона Вара были целиком уничто­жены.

Буквальный перевод свидетельств источников

При том особенном значении, которое имеет для Германии сраже­ние в Тевтобургском лесу, многим читателям, не имеющим под рукой античных авторов, будет интересно прочитать в точном переводе те пер­воначальные источники, на которых строится наше изложение, чтобы та­ким образом установить, что ими было передано непосредственно и что является реконструкцией.

Веллей Патеркул

Лишь только Тиберий окончил Паннонскую и Далматинскую вой­ны, как через пять дней после этого пришла печальная весть из Германии о смерти Вара и о гибели трех легио­нов, такого же числа эскадронов и шести когорт. Судьба оказалась для нас, так сказать, милостивой лишь в том отношении, что вернула нам полководца, который мог отомстить за такое поражение, а именно Тиберия. Я должен несколько остановить­ся на причине этого несчастья и на личности Вара. Квйнктилий Вар, про­исходивший из почтенной, хотя и не очень древней, родовитой семьи, был мягким человеком, обладавшим спо­койным характером. Тяжелый на подъем как по своему характеру, так и по своему телосложению, он пред­почитал лагерный досуг военной службе. Как мало он презирал день­ги, показывает его поведение в Си­рии, которая до этого времени нахо­дилась в его управлении. Он вступил в эту богатую провинцию, будучи бедняком, а покинул ее богачом, оставив эту провинцию бедной. По­лучив верховное командование над войском, стоявшим в Германии, он решил, что жители этой страны не имеют в себе ничего человеческого, кроме голоса и тела. И он думал ук­ротить при помощи римского права тех людей, которых не смогли усми­рить мечи. С таким намерением всту­пил он в Германию, как будто он пришел к людям, которые радова­лись благословенному миру, и про­водил все свое время в летнем лаге­ре, торжественно разбирая дела с высоты своего судебного кресла.

Но эти люди — чему, конечно, не поверит тот, кто этого сам на себе не испытал, — при всей своей дико­сти чрезвычайно хитры и как бы рож­дены для лжи. Они вели и тянули длительные, изобретенные ими са­мими процессы и то жаловались друг на друга, то благодарили Вара за то, что он решал дела с римской спра­ведливостью и таким новым и неве­домым для них способом укрощал и смягчал их дикость и ставил право на место насилия. Таким образом, они усыпили бдительность Вара, ко­торый впал в такую беспечность, что ему уже стало казаться, что он не командует войском в Германии, а в качестве городского претора судит на форуме. Среди германцев находился в то время молодой человек, проис­ходивший из благородного рода, об­ладавший храбростью, сообразитель­ностью и таким умом, которого нельзя было бы предполагать в вар­варе. Его звали Арминием; он был сыном Сигимера, одного из князей этого народа. Его пламенная душа горела в его взоре и в его глазах. Он служил у нас на военной службе и был облечен званием римского граж­данина и всадника. Он решил исполь­зовать вялость полководца для того, чтобы совершить злодеяние, пра­вильно учитывая, что легче всего погубить того, кто ничего не боит­ся, и что уверенность часто является началом несчастья. Сперва он сооб­щил свой план лишь немногим, но вскоре и большему количеству лиц. Он их настойчиво убеждал в том, что германцы имеют полную возмож­ность одержать верх над римлянами. Вслед за решением должно было вскоре последовать и выполнение этого плана. Германцы установили время для нанесения удара.

Об этом сообщил Вару Сегест, преданный человек, принадлежав­ший этому племени и происходив­ший из благородного рода. Но судьба настолько ослепила Вара, что он уже не мог внять благоразумному совету. Так случается, что божество затем­няет по большей части рассудок тех, чье счастье оно хочет погубить, и делает так, что нам кажется, будто то печальное, что случается, проис­ходит по заслугам и что несчастье становится виной. Вар также отказы­вается верить этому и уверяет, что он сумеет оценить по заслугам это доказательство дружбы. Но после пер­вого доносчика уже не остается вре­мени для появления второго.

В особой книге я расскажу подроб­нее об этом ужасном несчастье — тяг­чайшем, которое испытали римляне среди чужих племен после поражения Красса. На этот же раз достаточно бу­дет сказать об этом плачевном походе следующее. Одно из самых храбрых римских войск, состоявшее из вои­нов, выделявшихся среди прочих римских воинов своей дисциплиной, сво­им мужеством и своим военным опы­том, оказалось окруженным вслед­ствие неспособности предводителя, вероломства врага и немилостивой судьбы. Не только не было никакой возможности сражаться или прорвать­ся, но даже те, кто, будучи одушев­лен римским мужеством, хотел вос­пользоваться своим римским оружием, были наказаны и заперты в лесах, бо­лотах и вражеской засаде. И все это войско было разбито и окончательно уничтожено тем врагом, которого до этого времени римляне убивали, как скот, так что теперь их жизнь и их смерть зависели от ненависти или от милости этого врата. Полководец ока­зался более мужественным перед ли­цом смерти, чем в борьбе; он после­довал примеру своего отца и своего деда и сам себя заколол. Один из двух лагерных префектов, Люций Эггий, дал войскам прекрасный пример, а другой, Цейоний, поступил позорно. После того как значительно большая часть войска погибла в сражении, он не захотел умереть в бою, а такой смерти предпочел казнь и сдал себя. Вала Нумоний, один из легатов Вара, бывший всегда рассудительным и че­стным человеком, дал внушающий ужас пример войскам тем, что бро­сил пехоту на произвол судьбы и вме­сте с конницей обратился в бегство, пытаясь достигнуть Рейна. Но судьба отомстила ему за этот поступок, так как он не пережил покинутых им, но умер смертью дезертира. Дикий враг растерзал полусожженное тело Вара; он отрубил ему голову и послал ее Марбоду, который, в свою очередь, отослал ее императору, так что ее смогли со всеми почестями похоро­нить в фамильном склепе.

Германик и Арминий

Римляне не были в состоянии тотчас же отомстить германцам за по­ражение в Тевтобургском лесу. Хотя Тиберий — единственный полково­дец, которому Рим мог доверить та­кое дело, — поспешил к Рейну, од­нако и он не смог ринуться в многолетнюю войну. Он был назна­чен наследником престола лишь в ка­честве приемного сына в ущерб пра­вам обойденного родного внука Августа; поэтому он должен был быть на своем месте в Риме в момент смер­ти старого императора. Ввиду этого Тиберий ограничился тем, что обе­зопасил рейнскую границу, попол­нил армию и снова восстановил до­верие. Лишь пять лет спустя, получив известие о смерти Августа и о вос­шествии на престол Тиберия, Германик, сын Друза, племянник и приемный сын Тиберия, начал ка­рательную экспедицию против гер­манцев, имея своей конечной целью снова покорить германские племена вплоть до Эльбы.

О походах Германика узнаем мы исключительно лишь из одного опи­сания Тацита.

Германцы не имели никаких го­родов, занятием и разрушением ко­торых можно было бы их сделать бо­лее уступчивыми. Если Цезарь не смог прямо вызвать даже Верцингеторикса на сражение, то германцам было еще легче скрыться в своих девственных лесах и болотах от натиска римлян, и уже совершенно невозможно было римлянам — мы это должны еще раз самым резким образом подчеркнуть — снабжать большое войско продуктами, добытыми в этой же стране. Населе­ние здесь было очень редкое, занима­лось главным образом скотоводством и лишь в незначительной степени зем­леделием. Поэтому в Германии не мог­ло быть больших запасов зерна, кото­рые можно было либо реквизировать, либо закупать. Если германцы не шли в бой, то не оставалось ничего дру­гого, как разыскивать их деревни и сжигать их. Но это не причиняло большого ущерба германцам, кото­рые и без того часто меняли место­положение своих деревень, если они только успевали уносить с собой свою домашнюю утварь. Самым тяжелым ударом для округа был захват врага­ми его стад. Но это было не так легко сделать. Римляне не имели возмож­ности разбиваться на мелкие отряды для того, чтобы обыскивать леса и находить потайные места, в которых скрывались германцы и где пряталось их имущество. Каждый мелкий от­дельный отряд римлян должен был бы неминуемо попасть в германскую засаду. Даже отряды в несколько ты­сяч человек могли наткнуться на пре­восходные силы врага и в таком слу­чае были бы осуждены на гибель в неизвестной для них местности. Та­ким образом, здесь перед римляна­ми вставала совершенно особая стра­тегическая задача, с которой мы до сих пор еще не сталкивались при на­шем изучении истории войн.

Еще осенью 14 г. Германик совер­шил опустошительный поход через страну, лежащую к югу от Липпы, в которой жили марсы. Так как марсы оказались совершенно неподготов­ленными к нападению, то.Германик отважился разделить свое войско на четыре части и смог вследствие это­го захватить во время своего похода и разграбить пространство шириной в 10 миль. На обратном пути римское войско подверглось нападению со стороны бруктеров, тубантов и усипетов, которые пришли на помощь к марсам. Однако это нападение было успешно отбито римским войском, находившимся в образцовом поряд­ке и ко всему готовым, хотя все че­тыре легиона насчитывали в общей сложности лишь 12 000 человек, к которым еще следует присоединить 26 когорт союзников и 8 эскадронов конницы. Если мы предположим, что союзников было от 8 000 до 10 000 человек, а всадников от 1 000 до 1 500, то все войско должно было на­считывать немногим более 20 000 че­ловек.

Весенний поход 15 г.

Весною следующего года Герма­ник вторгся в страну хаттов и дошел до Эдера (15 г.). От Майнца, посто­янного лагеря верхнерейнского вой­ска, откуда должен был начаться этот поход, до Среднего Эдера 150 км, или 20 миль, по прямой линии. Ар­мия, проходившая через германские леса с величайшими мерами предос­торожности и в то же время произ­водившая опустошения, не могла делать в среднем в день более одной мили по прямой линии. Следователь­но, экспедиция должна была занять от пяти до шести недель времени. Войско состояло из 4 легионов и 10 000 вспомогательных войск, а по­тому, если мы примем, что легионы были не совсем полными, то все вой­ско должно было насчитывать около 30 000 бойцов, а вместе с обозом дол­жно было состоять приблизительно из 50 000 человек. Тащить с собой продовольствие для 50 000 человек в расчете на 5—6 недель совершенно невозможно. Для одного зерна потре­бовалось бы около 3 000 четырех конных подвод, которые должны были бы растянуться на 6 миль. Но мы имеем указание на то, что Германик сумел и для этого похода использо­вать водный путь. Тацит сообщает, что Германик в самом начале этой экс­педиции восстановил крепость на Таунусе, построенную еще его от­цом, но после этого разрушенную германцами. Обычно считают, что эта крепость есть Заальбург, и это не со­всем невозможно.

Тогдашняя дорога шла из доли­ны Майна — Нидды в долину Лана через горный проход Таунуса, защи­щенный этой крепостью. Германик выступил вперед по прямому направ­лению от Майнца, вероятно, лишь с одной частью своего войска, в то время как другая часть его войска сопровождала продовольственный транспорт из Кобленца вверх по Лану. Этот отряд был обеспечен от напа­дения более крупных войск герман­цев благодаря близости главных сил римского войска, шедших через Таунус, и, вероятно, уже у Вейльбурга обе части римского войска соедини­лись друг с другом. Следовательно, римляне могли доставить свои запа­сы до Марбурга по Лану, который весьма пригоден для этой цели. А от излучины Лана к северу от Марбурга до Эдера по прямой линии лишь 20 км. Таким образом, крепость Заальбург, расположенная на Таунусе на расстоянии 70 км по прямой ли­нии от Майнца, была предназначе­на для того, чтобы держать откры­тым горный проход, необходимый для возвращения римлян, чтобы при­нять часть запасов и чтобы на буду­щее время по возможности затруд­нять сношения между германцами, жившими к северу и к югу от горной цепи.

Хотя такая цепь фактов и не со­всем невозможна, но все же она и не вполне вероятна. Существует дру­гое место, где устройство крепости «в горах Таунуса» гораздо лучше со­гласуется с походом от Майнца к Эдеру. Этим местом является город Фридберг, расположенный на воз­вышенности, которую еще можно отнести к Таунусу и вверх по кото­рой шла позднее большая главная римская дорога, ведшая от Майнца через Веттерау по направлению к Эдеру. Фридберг лежит на неболь­шой речке, обладающей легким ук­лоном и судоходной весною для не­больших судов. Название этой речки — Уза. Здесь, на возвышенном холме, который круто обрывается к северу, в средние века находилась крепость. Эта крепость должна была быть копией Ализо, т. е. выдвинутым вперед складочным пунктом, кото­рого еще можно было достигнуть по водному пути. Отсюда до Эдера лишь 12 миль, что может показаться не­большим расстоянием. Но для боль­шого войска в германских условиях это было целой экспедицией, кото­рую можно было совершить лишь при совершенно особенных затратах и при особом напряжении.

В то время как Германик шел с юго-запада через страну хаттов, од­новременно с ним Цецина во главе нижнерейнских легионов двигался от Ветеры вверх по Липпе, не давая, таким образом, возможности херускам прийти на помощь к хаттам. Но они не отважились даже подойти к нему. Цецина дал сражение марсам, которые уже в прошедшие годы под­вергались нападению со стороны римлян.

Возвратившись после этой экс­педиции, Германик принял послан­ных к нему Сегестом делегатов, ко­торые сообщили ему, что их князь снова поссорился с Арминием и, будучи осажден им, просит помощи у римлян. Римский полководец тот­час же двинулся в путь, снова под­нялся по Липпской дороге, прогнал германцев, осаждавших Сегеста, и доставил его вместе с его свитой к Рейну.

Главный поход 15 г.

Весенний поход не только нанес тяжелый удар германским племенам, жившим между Липпой и Майном, но одновременно послужил и тому, чтобы подготовить второй, более крупный поход, причем в это же са­мое время был снова восстановлен Ализо. Во время весеннего похода обе половины римского войска лишь кос­венным образом действовали вмес­те, теперь же все объединенное рим­ское войско должно было сперва нанести сокрушительный удар одно­му из германских племен, бруктерам, а потом обратить свое оружие про­тив херусков.

Германик посадил меньшую часть своего войска — четыре легиона — на корабли и поплыл с нею через ка­нал Друза в Северное море, а затем вверх по Эмсу, чтобы напасть с се­вера на бруктеров, живших по обе­им сторонам Верхнего Эмса. А в это время Цецина с другой половиной легионов продвигался с юга, от Ветера, от Липпской дороги. Конница же шла по особой дороге через об­ласть фризов. К сожалению, источ­ники нам не сообщают, почему кон­ница не сопровождала легионы Цецины. Во всяком случае, это раз­деление указывает на то, что римля­не еще не ждали нападения к западу от Эмса.

С точки зрения пространства и времени было бы гораздо выгоднее двинуть все войско несколькими па­раллельными колоннами из Ветера. Так как германцы не принимали сра­жения в открытом поле и не давали себя зажать в тиски, то было, в сущ­ности говоря, довольно безразлично, шли ли все римляне с одной стороны или же надвигались с различных сторон. Но разделение экспедиции имело то большое преимущество, что оно давало возможность Германику везти с собой продовольствие на ко­раблях. Мы можем предположить, что Германик, еще находясь на некото­ром расстоянии от бретеров — при­близительно около Меппена, у впа­дения Хазы в Эмс — оставил в укрепленном лагере большую часть своего флота с запасами продоволь­ствия, необходимыми для возвраще­ния, а сам для своего продвижения вверх по Эмсу взял с собою лишь некоторое количество особенных плоскодонных лодок, которые везли провиант для его войска. По Тациту, оба римских войска соединились у Эмса. Но мы под этим словом «со­единение» должны понимать не дей­ствительное объединение, а лишь установление связи. Действительное соединение противоречило бы целям данной войны. До тех пор, пока у римлян еще не было надежды вызвать германцев на бой, для них было не так важно соединить войска, как, наоборот, расширить их фронт, чтобы обыскать по возможности более широкую зону, предав ее опустоше­нию и разграблению. Чем шире была захватываемая войском зона, тем больше было шансов на захват скры­того противником имущества. Расши­рение зоны не только распространя­ло, но и повышало степень действия. При этом надо было принимать во внимание лишь то обстоятельство, что каждая колонна должна была ос­таваться настолько сильной, чтобы иметь возможность дать самостоятель­ный отпор возможному нападению германцев. Тацит сообщает далее, что вся страна между Липпой и Эмсом была опустошена. И эту фразу мы не должны понимать в том смысле, что римляне строго ограничились облас­тью, лежащей между этими двумя реками, так как у их истоков расстоя­ние между ними едва достигает двух миль. Источник Тацита, очевидно, с особенным ударением указывал на местность, лежавшую между Липпой и Эмсом, так как здесь главным об­разом находились поселения бруктеров. Но область их расселения захва­тывала также примыкающие на севере лесистые горы и находящую­ся между ними долину, в которой расположен Оснабрюк. Очевидно, римляне обыскали, насколько это им было возможно, и эти области.

В то время как римские войска шли, таким образом, по местности, лежавшей вдоль Оснинга, и достиг­ли истоков Эмса и границ области бруктеров, они оказались недалеко от поля сражения Вара. Когда Германик за несколько месяцев до этого осво­бодил Сегеста, то он уже находился очень недалеко от этого места, но не пошел туда. Поэтому очень многих удивляло, что именно тогда он не совершил акта благочестия. Но этот у факт очень легко объяснить. От Ализо до Дэрского ущелья, действитель­но, всего лишь три мили, а от Тевтобурга, от которого, по-видимому, римляне были очень недалеко, когда они снимали осаду с Сегеста, всего только одна миля. Но для того чтобы полностью совершить погребение, Германик должен был дойти до лет­него лагеря Вара, находившегося у Вестфальских ворот. Между тем от Ализо до Ворот — принимая во вни­мание ту большую осторожность, с которой надо было продвигаться впе­ред, — было все же от трех до четы­рех переходов. Сбор останков и тор­жественное пофебение должны были занять несколько дней. Следователь­но, вся экспедиция должна была от­нять около 10—12 дней. Для большо­го войска это требовало и больших приготовлений. Но прежде всего Гер­маник сам не хотел мимолетно по­сетить место этого несчастья, похо­ронить мертвых и тотчас же вернуться обратно. Он хотел вплести акт благо­честия в поход, который и сам по себе своим положительным резуль­татом должен был восстановить ав­торитет римлян и смыть позор пора­жения Вара. Теперь же, строго покарав одно из племен, участвовав­ших в этом сражении, и даже, мо­жет быть, совсем прогнав его из его страны, он появился в качестве по­бедителя, от которого германцы уже не осмеливались защищать свою род­ную землю, в обители смерти, похо­ронил останки павших и воздвиг над ними курган.

Тацит сообщает, что, когда рим­ское войско достигло границ страны бруктеров, Цецина был послан впе­ред, чтобы обследовать лесистые горы и навести плотины и мосты через болота и топи.

До сих пор мы ничего не слыша­ли о деятельности Арминия, и если нам Тацит далее сообщает, что Германик именно теперь углубился вслед за Арминием в непроходимые дебри и дал ему сражение, которое не при­вело к решительным результатам, то и это нам мало что говорит, так как Тацит не указывает направления, в котором отступал Арминий и по ко­торому его преследовали римляне. Единственный точный факт, кото­рым мы располагаем и который нам может служить опорным пунктом, это то, что Германик привел, нако­нец, свое войско обратно к Эмсу.

Если бы римляне последовали за херусками через Везер, то Германик на своем обратном пути не направился бы на Эмс, но выбрал бы более близ­кий путь на Ализо, где находился его складочный пункт, что дало бы ему возможность спокойно отвести вой­ска по Липпской дороге к Рейну. Поэтому мы должны принять — что впрочем, учитывая германские обы­чаи, гораздо правдоподобнее, — что, германцы собрались не впереди рим­лян, а позади них, когда они шли через Тевтобургский лес по направ­лению к Вестфальским воротам. По­этому Германик, выйдя из Ворот и направившись к западу, очевидно, пытался захватить Арминия в горах Виана и Оснинга. По-видимому, одна часть римлян продвигалась между горными цепями по направлению от Реме на Оснабрюк, другая же часть шла севернее гор от Миндена на Брамше. Придя в Ализо и запасшись провиантом, римляне смогли углу­биться довольно далеко в неприя­тельскую страну. Но Арминию уда­лось скрыться от римлян. Поэтому Германику, когда иссякли его запа­сы продовольствия, уже, наконец, не оставалось ничего другого, как по­вернуть обратно. С одной половиной своего войска он вернулся к Эмсу и на кораблях возвратился домой. Оче­видно, продовольственные запасы были уже высланы войску вперед из лагеря в Меппене и получены им либо на Эмсе, либо на Хазе. Конни­ца же, которая туда шла через стра­ну фризионов — приблизительно по дороге Эммерих—Рейне или Арнхейм—Линген, — должна была те­перь, вследствие близости главных германских сил, сопровождать войско Германика вплоть до того лагеря, где находились корабли. А затем, так как не было возможности погрузить всад­ников на корабли и так как Буртангово болото закрывало прямой путь на родину, конница, обойдя это пре­пятствие с севера, возвратилась к Рей­ну, следуя вдоль морского берега.

После того как римское войско разделилось на две части, другая его часть под начальством Цецины дви­нулась прямым сухим путем на Ветера. Теперь для Арминия настал мо­мент для решительных действий. Корпус Цецины должен был пройти по очень опасному пути через пло­тину, проложенную по топи и укреп­ленную брусьями, ведшую через по­крытые лесами холмы. Эта плотина была построена за несколько лет пе­ред тем римским полководцем Л. Домицием Агенобарбом. Было затра­чено много трудов для того, чтобы найти эти длинные мосты, как рим­ляне называли эти дороги, но эти труды до сих пор не увенчались ре­шительным успехом. Таких брусчатых дорог имеется очень много; даже в Западной Пруссии, до которой рим­ляне никогда не доходили, недавно были обнаружены такие сооружения. Исходя из прямого смысла слов Та­цита, следует признать, что римское войско шло соединенным вплоть до Эмса и лишь здесь разделилось. По­этому длинные мосты должны нахо­диться слева от Эмса, приблизитель­но около Кесфельда. Но, как мы уже видели выше, Тацит не дает твердых оснований для таких точных и опре­деленных интерпретаций. Поэтому нельзя считать исключенной возмож­ность того, что Цецина отделился от Германика гораздо раньше и что длинные мосты находятся около Ибурга южнее Оснабрюка.

Для понимания этих событий с точки зрения военной истории этот топографический вопрос не явля­ется очень существенным. Суще­ственное значение имеет лишь тот факт, что Германику с его громад­ным войском, состоявшим из вось­ми легионов и вспомогательных войск и насчитывавшим в общей сложности, пожалуй, 50 000 чело­век, не удалось вынудить германцев к большому решительному сраже­нию и что, как раз наоборот, когда римляне были вынуждены недостат­ком в продовольствии разделиться и повернуть обратно, Арминий учел правильный момент и нашел под­ходящее место для того, чтобы на пасть на одну часть римского войска — на корпус Цецины. По сло­вам самих римлян, Арминий их очень сильно потеснил, поставил их в очень тяжелое положение и, по­жалуй, уготовил бы им участь Вара, если бы выполнению его плана не помешала недисциплинирован­ность, жадность и погоня за добы­чей германцев. Последовав совету другого князя херусков, Ингвиомера, дяди Арминия, они штурмова­ли римский лагерь, но при этом были разбиты Цециной, который как старый опытный воин знал, что ему надо было делать, и, выбрав правильный момент, как Цезарь при Алезии, сделал вылазку и на­нес поражение германцам. Также и остальная часть римского войска, находившаяся на кораблях под на­чальством Германика, понесла зна­чительные потери вследствие бури и непогоды, но все же в конце кон­цов, так же как и корпус Цецины, вернулась благополучно домой.

Кульминационная точка и окончание войны

Мы уже видели, какое значение имела для римлян крепость Ализо во время их войны с германцами. Арми­ний открыл кампанию 16 г. попыт­кой захватить Ализо, но когда к нему подоспел Германик с шестью легио­нами, то Арминий, не доводя дела до сражения, снял осаду, отступил и снова передал инициативу в руки римлян.

Когда Сегест перешел на сторо­ну римлян, то, судя по описанию Тацита, он им обещал быть посред­ником между ними и его соотече­ственниками («Анналы», 1, 58). Вслед за Сегестом на сторону римлян в кон­це 16 г. перешел и его брат, Сегимер. И мы вполне можем поверить князь­ям херусков, которые ручались Германику, что если он появится с вну­шительным войском на Везере, то херуски покинут Арминия и присое­динятся к ним, перейдя на сторону римлян. Больше того, мы не только можем предположить, но и должны признать, что такого рода соображе­ние должно было сыграть некоторую роль при выработке плана военного похода Германика. Если бы это не было так, то перенесение театра во­енных действий в страну херусков было бы со стороны римлян явной ошибкой. В 14 и 15 гг. римляне жесто­ко обрушились на марсов, бруктеров и хаттов, а также, возможно, и на те небольшие племена, которые жили между ними. Трудно себе предста­вить, каким образом бруктеры смог­ли выдержать такую опустошитель­ную экзекуцию своей страны, как та, которая была произведена в 15 г. рим­лянами. Если бы римляне в течение нескольких лет подряд повторяли такие походы, то пораженные этим бедствием племена должны были бы либо вымереть от голода, либо пере­селиться, либо подчиниться римля­нам. Таким образом, римляне могли бы по этапам продвигаться от Рейна к Везеру. Дав этим племенам возмож­ность снова слегка передохнуть и на­чав военную разведку в стране херус­ков, римляне тем самым застряли бы на полдороге в выполнении этих двух задач, если только не предположить, что они рассчитывали в течение од­ного похода покорить херусков. Нельзя согласиться с тем, что этого можно было достигнуть посредством крупных сражений. Германик, так же как и в 15 г., не был в состоянии принудить к этому Арминия, и, ко­нечно, больших сражений в течение этого похода не было. Но в свите Германика находились Флав, брат Ар­миния, и, как то мы вполне можем допустить, хотя Тацит этого и не со­общает, Сегест, тесть Арминия, и брат Сегеста Сегимер. Если бы этим трем князьям херусков удалось вне­сти разделение в среду своего народа и переманить хотя бы одну его часть на сторону римлян, то Арминий, конечно, не смог бы удержаться: либо в конце концов его выдали бы римлянам, либо он был бы принуж­ден бежать на другой берег Эльбы. Херуски, находившиеся под властью других предводителей и отдавшиеся под покровительство римлян, были бы ими помилованы. А этот успех, несомненно, решил бы участь всех племен, живших между Везером и Рейном. Таким образом, одним уда­ром было бы восстановлено римское господство вплоть до самой Эльбы. Херуски должны были испыты­вать большую нужду, и их страна была сильно опустошена, но лич­ность Арминия была достаточно сильна, чтобы удержать их крепко сплоченными вокруг себя и поддер­живать их мужество, несмотря на от­падение столь многих князей. Римские войска благополучно соединились на Везере у Вестфальских ворот и, весь­ма возможно, продвинулись еще глубже в страну херусков, может быть, перейдя через Леину или даже дойдя до Адлера, тем более что их плавучий склад провианта мог снова на этих реках соединиться с войском. Но так как римская партия среди херусков себя не обнаружила и ничем не проявляла, а к тому же снова восстали ангриварии, жившие меж­ду хавками и херусками, то римляне были принуждены снова отступить. Германик, как указывает далее Та­цит, той же осенью предпринял большую двойную экспедицию про­тив хаттов и марсов. Римский полко­водец никогда не решился бы выйти в Северное море со своим огромным транспортным флотом осенью, ког­да на море свирепствуют бури. Но так как все же ему пришлось выдержать такую бурю, то мы можем предпо­ложить, что для столь далекого пред­стоявшего ему еще пути он все-таки слишком долго, приблизительно до сентября, задержался в стране херусков, все еще надеясь принудить гер­манцев к большей уступчивости. Если же он еще в конце сентября успел вернуться к Рейну, то свободно мог совершить в октябре две экспедиции, направленные против пограничных племен.

Херусков римляне разбивают в двух больших сражениях вплоть до полного уничтожения, а после этого римляне возвращаются обратно к Рейну. Их побуждает к этому возвра­щению лишь позднее время года, которое, как известно, не давало возможности римскому войску оста­ваться дольше во внутренней Герма­нии.

И это в свою очередь еще раз ука­зывает нам на то, как трудно было римскому войску занять прочные позиции и укрепиться во внутренней Германии. Даже теперь, после двух в военном отношении победоносных походов, Германик все еще не мог отважиться на то, чтобы перезимо­вать хотя бы в Ализо, не говоря уже про область Везера, но был принужден вернуться к Рейну. Ведь до тех пор, пока бруктеры и марсы, жив­шие к северу и к югу от Липпы, не были покорены, признав господство римлян, устройство зимнего лагеря у истоков Липпы должно было неиз­бежно повлечь за собой столько опас­ностей, неудобств и мелких потерь, что успех этого предприятия ни в коей степени не возместил бы поне­сенного ущерба.

Конец войны

Если мы со своей стороны учтем результаты всех походов Германика, то нам станет ясно, что этот после­дний и наиболее крупный поход в своей основе окончился неудачей, хотя военный перевес и был на сто­роне римлян. Тем не менее нельзя сказать, что этот поход не повлек за собой никаких результатов. Тацит со­общает, что ангриварии, в конце концов, подчинились римлянам и даже, для того чтобы им угодить, выкупали у других племен римских пленников, отпускали их на свободу и отправляли на родину. Так как фри­зы и хавки уже и раньше держали сторону римлян, то эти последние заняли теперь прочные позиции на Везере, откуда они могли оказывать сильное давление на херусков. Мож­но сомневаться в факте подчинения, ангривариев римлянам. Как-то неяс­но, у каких племен выкупали ангриварии римлян, потерпевших кораб­лекрушение, тем более что хавки, жившие вплоть до устья Эльбы, были друзьями римлян. Но как бы то ни было, римляне вступили в область, лежащую между Везером и Эльбой, с громадными военными силами, и если они на обратном пути домой понесли потери вследствие корабле­крушения, то они все же, несомнен­но, произвели крупные опустошения в стране херусков. И ничто не могло помешать им снова вернуться туда в следующем году. Попав в Галлию, Цезарь уже не выходил из нее даже тогда, когда ему приходилось терпеть поражения. А из Германии римляне должны были постоянно возвращать­ся к Рейну, так как никак не могли снабжать всем необходимым свое войско в этой стране лесов и лугов. Если бы они еще дольше продолжи­ли эту войну, то, вероятно, уже не отправились бы снова против херус­ков, но сперва окончательно поко­рили бы бруктеров и марсов. Правда, это требовало очень большого напря­жения, так как на вступление вглубь германской территории можно было отважиться лишь с отрядом из не­скольких легионов. Цезарь в после­дние годы располагал в Галлии по крайней мере 11 или даже 12 легио­нами, в то время как Германик имел лишь 8 легионов. На первый взгляд непонятно, почему Римская империя не смогла в течение нескольких лет подряд посылать через Рейн такое же или еще большее число легионов или каким образом германские погранич­ные племена могли бы им противо­стоять. Каждая экспедиция была в равной мере дорогостоящим и опас­ным, но все же вполне возможным предприятием. Поэтому должна была потерпеть поражение та военная партия, которая была недостаточно сильна для того, чтобы довести дело до тактического решения, т. е. до ге­нерального сражения с объединен­ными силами противника. К этому следует прибавить, что в Германии, как раньше в Галлии, мы всюду видим предпосылки для образования римской партии. Еще в 16 г. осенью один из князей марсов, Маловенд, перешел на сторону врагов своей родины и указал римлянам то мес­то, где марсы спрятали римского орла, захваченного ими в качестве добычи во время Тевтобургского сра­жения. По сообщению Тацита, рим­ский солдат в это время не сомне­вался, что враг уже поколеблен и. пожалуй, даже склонен к решению просить мира, а потому следующим летом война могла бы быть уже за­кончена; это сообщение таит в себе зерно истины, несмотря на то, что мы совершенно отрицаем факт одержания римлянами двух крупных по­бед над херусками.

Объяснение этому следует искать не только на театре военных дей­ствий, но, как на это уже указал Ран­ке, во внутренних взаимоотношени­ях римского принципата. Тиберий стал императором лишь благодаря усыновлению, но не был кровным родственником Августа. Германик находился в таком же родственном отношении к Августу, как этот пос­ледний находился некогда к Цезарю. Он был внуком его сестры и был обручен с родной внучкой Августа, Агриппиной. Его и ее сыновья были кровными родственниками и наслед­никами Августа. Хотя по римскому праву приемный сын обладал таки­ми же правами, как и родной, и Ти­берий со своей стороны усыновил Германика, все же между императо­ром и этой семьей существовали та­кие напряженные отношения, кото­рые таили в себе бесконечные опасности. В интересах собственной безопасности Тиберий не мог допу­стить, чтобы между Германиком и германскими легионами благодаря многолетней войне установились та­кие же отношения, как некогда меж­ду Цезарем и легионами Римской республики в Галлии. Сражение в Тевтобургском лесу и три похода Германика показали, каким ужасно трудным делом было покорение этих германских «сынов природы». Эту войну мог бы довести до конца лишь полководец, обладавший наивыс­шим авторитетом и свободно распо­лагавший самыми крупными сред­ствами в течение многих лет. Такого полководца Тиберий не мог отослать в Германию — больше того, не дол­жен был отсылать. В течение двух лет Тиберий следил за ним, а затем он его отозвал, и, таким образом, гер­манцы остались свободными.

Нет события, которое было бы более важным для всей последующей эпохи, чем то, что германцы оста­лись вне сферы господства римлян и не были романизованы, подобно кельтам. Причинность этого события может быть правильно понята лишь в том случае, если вскрыть обе ее стороны, как это уже правильно увидел Тацит, умевший своим острым взглядом видеть все великое. Его рас­сказ во многих своих отдельных де­талях нас не удовлетворяет, а настроение, которым он проникнут, во всех своих оттенках чрезвычайно субъективно. Но о чем бы Тацит ни думал, его взор проникает до самой глубины событий, и он был вполне прав, говоря, что римляне победили бы, если бы подозрительность Тиберия не заставила его отозвать Германика, а в другом месте указывая на то, что Арминий, без сомнения, был бы освободителем Германии.

После Тевтобургской победы

Арминий послал голову Вара королю маркоманов, Марбоду. Это может быть понято лишь как обращенный к со­отечественнику призыв начать всегерманскую национальную войну против римлян. Марбод отказался от этого предложения и отослал голову Вара Августу, чтобы предать ее погребению. Именно таким путем мы узнали об этом событии, которое твердо засви­детельствовано. Вскоре после этого разгорелась война между германцами, между Арминием и Марбодом. Хотя князь херусков и победил, заключив союз с лангобардами, однако он сам погиб в гражданской войне вследствие предательства своих собственных род­ственников. Он был их освободителем, и варвары до сих пор восхваляют его в своих песнях, прибавляет римля­нин, описавший эти события прибли­зительно через сто лет. Неужели же он мог совершенно исчезнуть из памяти своего народа и проснуться к новой жизни лишь через полторы тысячи лет благодаря ученым изысканиям? Фи­лологическое чутье стремится обна­ружить хотя бы отблеск его посмерт­ного существования, которое никогда нельзя будет действительно доказать, но которое обладает такой мощной поэтической силой, что мимо него нельзя пройти, не обратив на него внимания.

Мы не знаем германского имени князя херусков. Конечно, оно не име­ет никакого отношения к имени «Герман». Арминий — это то римское имя, которое ему было дано, когда он посетил Рим и был облечен зва­нием всадника. Германцы часто да­вали сыновьям имена, близкие по созвучию к имени отца, отца же Арминия звали Сигимером. Звали ли Арминия Зигфридом? «Песнь Нибелунгов» называет отца Зигфрида Сигемундом, но Сигемундом звали, по Тациту, другого князя херусков. Нет никакого сомнения в том, что эта группа имен имеет какое-то отноше­ние к роду Арминия. Легенда о Зигфриде доходит в своих корнях до гер­манского мифа. И в этой легенде сохранилось воспоминание о рим­ской эпохе, так как в ней говорится, что отец Зигфрида жил в Ксантах, которые имели значение лишь в эту эпоху, когда здесь находился боль­шой постоянный лагерь римлян Ветера. Зигфрид, подобно Арминию, умирает в расцвете сил, в зрелом воз­расте мужа, вследствие зависти и пре­дательства своих родственников. Его жена поддерживает его, а не своих родственников. Убийца Зигфрида Гаген изображен — правда, не в «Пес­не Нибелунгов», а в другом расска­зе — одноглазым. И то же самое нам сообщается про Флава, брата Арминия, который сражался на стороне римлян. Весь княжеский род херусков, за исключением одного сына Флава, жившего у римлян, погиб в сражениях, последовавших за смер­тью Арминия, подобно тому, как по­гибли все князья Нибелунгов.

Самым возвышенным памятни­ком, когда-либо воздвигнутым каким-либо народом своему герою, была бы эта легенда, если бы Арминий дей­ствительно был Зигфридом. Воспоми­нание об его личности продолжало бы жить в памяти народа в образе этого самого безупречного из всех людей. Да, этот образ слишком высок для исто­рического человека, созданного из плоти и крови, а поэтому хорошо, что он нам является окутанным сказоч­ной дымкой предположений.

Давно уже было известно, что близ городка Хальтерна на Липпе, приблизительно в 6 милях от места впадения Липпы в Рейн, на горе св. Анны, на северном берегу реки, на­ходилась римская крепость. А совсем недавно весь план крепости был со­вершенно твердо установлен. На рас­стоянии 1,5 км от этой крепости вверх по течению Липпы, в некотором от­далении от этой реки, на возвышен­ности, на поверхности которой не было видно никаких следов, был об­наружен благодаря раскопкам, про­изведенным в 1900, 1901 и следую­щих годах, большой римский лагерь.

Наконец, непосредственно на бере­гу старого русла Липпы были откры­ты сооружения, имеющие отношение к гавани, складочные постройки, а также и укрепления.

Вообще значение и цель этих по­строек почти не требуют объяснений, хотя многие детали здесь еще весьма сомнительны. Как мы уже видели, Липпа была судоходной для больших судов вплоть до Ализо меньше семи месяцев в году. Если в древности даже очень маленькие суда были выгоднее сухопутного транспорта — и мы по­этому можем допустить, что водным путем до Ализо пользовались в тече­ние, может быть, восьми месяцев или даже несколько дольше, — то все же в конце концов наступало время, когда пользоваться рекой уже было нельзя. Но до Хальтерна — мы это вполне можем допустить — Липпа была судоходной в течение всего года. Поэтому римляне здесь уже давно соорудили складочный пункт, окру­жили валом пристань для судов и построили для ее дальнейшей защи­ты крепость на горе св. Анны.

Поблизости от гавани римские ле­гионы часто разбивали походный и постоянный лагери, а постоянный ла­герь, в свою очередь, требовал соору­жения крупной пристани на Липпе, которая, как нам кажется, была на­дежно соединена с лагерем при помо­щи поперечных валов. Здесь установи­ли наличие не менее трех лагерей, которые были сооружены один за дру­гим. А бесчисленные вещественные па­мятники, извлеченные из земли: ору­жие, монеты, черепки, украшения и разные орудия, — доказывают, что войска находились в этих лагерях в те­чение долгого времени. Возможно, что здесь стоял Домиций Агенобарб, когда он сооружал «длинные мосты». Здесь могли один или несколько раз пере­зимовать римские легионы в проме­жуток между 5 и 8 гг. Вопрос о том, возобновил ли Германик эти укреп­ления, когда он снова возобновил вой­ну, должен остаться нерешенным. Может быть, он использовал их в ка­честве походного лагеря.

Приблизительно в четырех милях отсюда, дальше вверх по течению реки, на расстоянии 1,5 км от Липпы, на южном берегу близ Оберадена, находится такой же постоянный лагерь римских легионов, своими размерами превосходящий самый большой лагерь близ Хальтерна.

При отождествлении этих пост­роек с Ализо приходится принимать в расчет лишь крепость на горе св. Анны близ Хальтерна.

Источник:

Дельбрюк Г. История военного искусства. «Русич». Смоленск, 2003.
Перевод: Л. Гринкруг, В. Авдиев.