Ответ на заметки Ламанова К. В. (Жмодиков А. Л.)

Прежде всего, я хочу поблагодарить К. В. Ламанова за внимание к моей давней статье, написанной в 1995 году, и к полемике вокруг нее. В заметках К. В. Ламанова видно желание помочь выяснить, как же сражались римские легионеры эпохи манипулярной тактики. Однако, далеко не все его замечания, предложения и советы могут быть приняты, и я постараюсь объяснить почему.

К. В. Ламанов полагает:
некоторые положения полемики основаны не на источниках, а на «здравом смысле», на фактах которые «каждому понятны». А так же на источниках, которым «я верю больше, чем Ливию».

Хочу заметить, что я избегаю использовать ссылки на «здравый смысл» и на то, что какие-то вещи являются «очевидными» или «общеизвестными». Здравый смысл людей конца XX – начала XXI века, которые рассуждают о древних битвах, не может постигнуть в полной мере то, что происходило с воинами, сражавшимися густой массой с холодным оружием в ближнем бою с беспощадными врагами. Средний современный человек имеет некие представления о том, что происходило в сражениях XX века, сформированные по фильмам и книгам, но они как правило далеки от реалий. И даже если современный человек имеет личный опыт локальных войн, этот опыт вряд ли может существенно помочь ему понять, что и как происходило в битвах античности – характер современного боя совсем другой.

Мне часто приходилось видеть, что аргументы со ссылкой на «здравый смысл» и «общеизвестные» вещи находятся в противоречии с той информацией, которую мы находим в источниках, и не только в античных источниках, часто сомнительных и спорных, но и в источниках более близких к нам эпох, в которых многие реалии боя описаны гораздо более ясно и понятно, причем некоторые описания составлены известными, опытными и авторитетными людьми, которым нет оснований не верить. Поэтому я стараюсь избегать таких аргументов и опираться на информацию из источников соответствующей эпохи, а в случае, если по какому-либо вопросу информация недостаточна или вообще отсутствует, я привлекаю информацию по аналогичным вопросам из источников других эпох, стараясь при этом учитывать, что бой одной эпохи не является точной аналогией боя другой эпохи.

Что касается степени доверия или недоверия к той или иной информации источников или к тому или иному источнику в целом, а всегда стараюсь подробно объяснить, почему я доверяю одному источнику больше, чем другому.

К. В. Ламанов приводит определение тактики и отмечает:
читая заголовок статьи, любой читатель в праве ожидать, если не развернутое освещение тактики римской пехоты указанных веков, то, хотя бы, краткий, написанный понятным «забавным русским слогом», обзор, включающий в себя «строй и расположение», «теорию и практику подготовки и ведения боя» и (далее по тексту определения) римской армии. С фиксацией ее состояний, в те или иные моменты истории, позволяющей осветить динамику развития манипулярной тактики в рассматриваемый период. Однако этого нет, спор разворачивается вокруг отдельных тактических элементов. Тут либо надо менять название статьи, либо ее содержание.

Это замечание отчасти справедливо, но рассмотрение всех перечисленных вопросов сделало бы статью слишком большой по объему, скорее всего, она выросла бы до размеров книги. Статья и так слишком велика, в ней рассматривается много разных вопросов, что делает ее трудной для восприятия. К тому же по большинству перечисленных вопросов информации в источниках очень мало, и пришлось бы просто пересказывать ее, а также излагать различные мнения исследователей, со всеми аргументами за и против, так что получился бы текст большого объема, который скорее запутал бы среднего читателя, чем помог ему разобраться. Я хотел сосредоточиться на нескольких на мой взгляд наиболее важных вопросах, одни из которых недостаточно подробно обсуждались исследователями или совсем не обсуждались, а по другим, с моей точки зрения, высказывались не совсем верные или совсем ошибочные мнения.

Наверное, следовало бы еще больше ограничить круг вопросов и назвать статью по-другому, но тогда вполне возможно, что она оказалась бы еще менее информативной и понятной для среднего русскоязычного читателя. Я все же посчитал нужным вкратце пересказать общую информацию по всему кругу вопросов, связанных с манипулярной тактикой. Научная версия статьи, предназначенная для исследователей военного дела античности, знакомых с общей информацией из источников и всеми имеющимися мнениями исследователей, гораздо меньше по объему, посвящена рассмотрению более узкого круга вопросов и называется по-другому.

К. В. Ламанов:
По сути дела теория Автора (и обсуждение) определяется двумя моментами, а именно:
— перестроение линий легиона в бою (рукопашном) невозможно (при метательном бое смена линий Автором допускается).
— основным способом ведения боя легиона является метательный бой, при котором легионеры мечут в противника многочисленные пилумы и что под руку попадется.

Хотелось бы уточнить, что я никогда не называл метательный бой основным способом ведения боя легиона. Я пришел к выводу, что в длительных битвах метательный бой обычно занимал гораздо больше времени, чем рукопашный. При этом метательный бой часто происходил не по желанию римских военачальников, а нередко даже вопреки их желанию. Метательный бой очень редко приводил к поражению или победе одной из сторон – победа обычно достигалась решительной атакой с мечами. Кроме того, помимо длительных битв были и короткие битвы, в которых соотношение метательного и рукопашного боя по длительности могло быть другим. Таким образом, метательный бой вряд ли следует называть основным видом боя для римлян.

К. В. Ламанов:
начинать-то надо не с обсуждения отдельных элементов тактики, а с оснований, на которых указанная тактика возникает – общественно-политический строй, основной способ производства и т.д. А ведь эти основания различны в разные периоды, в том числе и в указанные века она менялась. Времена Империи основания пехотной тактики имели своеобразные черты, отличающие армию Империи от армии республики (хотя родовое сходство несомненно так же имело место).

Рассмотрение этих вопросов превратило бы статью в книгу. В этом нет смысла – эти вопросы очень подробно рассмотрены в сотнях научных и популярных книг и статей по истории Рима, любой интересующийся читатель может изучить их самостоятельно.

К. В. Ламанов:
Полемисты спорят о деталях, порой весьма косвенно относящихся к теме работы (вес и длинна пилума, причины развала македонских фаланг, длина сарисс и т.п.). Данные детали не завязаны на главный вопрос, ни кому, ни чего не доказывают, а призваны подчеркнуть информированность и интеллект спорщика, либо унизить противника. Доказательствами указанные вопросы признать сложно.

Не могу согласиться с этим замечанием – когда обсуждается боевое применение того или иного оружия, очень полезно представлять себе его размеры, вес и прочие характеристики – это помогает понять, что можно было сделать с таким оружием относительно легко, а что было сделать трудно или вовсе невозможно. Проблема в том, что наши знания об оружии античности носят довольно своеобразный характер: из источников мы знаем много названий различных видов оружия и имеем описания некоторых из них, зачастую очень краткие и не вполне понятные, а также имеем большое количество разнообразных археологических находок, и проблема заключается в нахождении соответствий между находками и названиями, причем взгляды исследователей по многим видам наконечников копий и дротиков во многих случаях расходятся, иногда очень сильно. Я хотел показать, что не следует представлять себе римский пилум исключительно как длинное и тяжелое метательное копье, как считалось раньше, – есть основания полагать, что легкий пилум был достаточно коротким и достаточно легким, чтобы тяжеловооруженные пехотинцы могли успешно метать его из строя на несколько десятков шагов. Уже после написания статьи я узнал, что некоторые известные исследователи римского вооружения, в частности, P.Connolly, M.C.Bishop и J.C.Coulston, уже высказали похожие взгляды на пилум.

К. В. Ламанов:
спорным то кажется только один «главный вопрос», и по нему спорщики ни как не договорятся.

Остальные обсуждавшиеся вопросы в большей или меньшей степени связаны с главным.

К. В. Ламанов:
Указанный алгоритм позволяет доводить размеры «статей» до объема весьма приличной книги, но совершенно не помогает читателю понять – какова же на самом деле была тактика римской пехоты.

По этой теме уже более 100 лет спорят исследователи римского военного дела. Время от времени высказываются новые мнения по отдельным вопросам, по некоторым вопросам новые мнения вытесняют старые, некоторые мнения остаются спорными. Совсем недавно, в 1990-х годах, сразу несколько исследователей, в частности P.A.G.Sabin, A.K.Goldsworthy и я, выдвинули новые мнения, во многом сходные, но все же несколько различные. Так что полных и окончательных ответов на все вопросы, с которыми согласились бы все исследователи, нет, и вряд ли они когда-нибудь будут получены по причине скудности имеющихся источников информации. Поэтому обычному читателю в принципе невозможно понять, какова на самом деле была тактика римской пехоты – он может только знакомиться с различными мнениями исследователей по этому вопросу.

К. В. Ламанов:
Необходимо получить краткие и ясные ответы на следующие вопросы:
1. Какими путями формировалось римское войско в рассматриваемом периоде, (а так же несколько ранее и несколько позднее), с учетом смены общественно политических формаций, политической и этнической обстановки в Италии.
2. Какова была структура войска, с чем связаны ее изменения. Основные принципы построения легиона как воинской единицы (с учетом того, что центурии долгое время являлись и единицами политическими). Римский лагерь.
3. Основные оперативные доктрины римской армии.
4. Тактические приемы легиона как основной оперативно-тактической единицы и армий (много-легионных) Рима (выделив бесспорные приемы и отмежевав от них оспариваемые).

Эти вопросы подробно изложены в обширной литературе по истории Рима, нет смысла повторять их в статье, посвященной вопросу о том, что и как делали римские тяжеловооруженные пехотинцы в битвах. При этом по некоторым вопросам у различных исследователей есть разные мнения, которые придется излагать, что увеличит объем работы, и при этом скорее всего не только не поможет читателю понять суть основного вопроса, но уведет его в сторону, утомит и запутает его еще больше.

К. В. Ламанов:
необходимо кратко:
1. Охарактеризовать состояние и достоверность источников по указанным вопросам.
2. Определить возможные трактовки спорных вопросов.
3. Привести доказательства по спорным вопросам. Убедительным образом интерпретировать факты противоречащим избранной теории.
4. В заключение сформулировать (в общем виде) возможные действия легиона в бою, в походе, на лагерной стоянке (сторожевая и гарнизонная служба).

Получится довольно объемистая книга, в которой будут перечислены все высказанные на сегодняшний день мнения по данным вопросам, со всеми аргументами как в пользу этих мнений, так и против них. Такая книга потребует немало времени и усилий на написание и может быть поспособствует росту интереса читающей публики к истории военного дела античности, но вряд ли поможет решить все спорные вопросы. Я пока доволен тем, что мне удалось сказать что-то новое по некоторым вопросам и повлиять на мнения не только обычных читателей, интересующихся военным делом Рима, но и на мнения таких известных исследователей, как P.A.G.Sabin и A.K.Goldsworthy, которые согласились с моим выводом, что некоторые описания боев с участием римских тяжеловооруженных легионеров следует понимать как продолжительные «перестрелки», а не «спорадический рукопашный бой с перерывами, во время которых некоторые воины метали дротики», и не «противостояние на небольшом расстоянии с метанием дротиков, перемежающееся локальными схватками на мечах», как они считали раньше.

К. В. Ламанов:
пилум, имея длину ок. 2 м, не далеко ушел от сариссы, либо копий, которыми, по утверждениям полемистов и их источников, дрались греческие гоплиты (не метали (!)).

Пилум довольно сильно отличается от обычных копий для ближнего боя – у пилума весьма специфический наконечник: длинный тонкий железный прут с острием на одном конце и втулкой или «лапой» на другом, которым он крепился к древку, и при этом относительно недлинное древко (1,5–1,6 м), тогда как обычные копья для ближнего боя имели более длинное древко (от 2 м и более) и относительно небольшой листовидный наконечник. Пилум также несколько отличался от обычных копий и по весу, и по расположению центра тяжести.

К. В. Ламанов:
Ни из каких источников, приведенных полемистами, не следует, что пилум только метали. Следовательно, пилумом можно было драться и в рукопашную (например, как ружьем с багинетом).

В принципе – можно, и в источниках есть упоминания такого применения пилумов, но они очень редки и обычно встречаются в контексте действий римской пехоты против вражеской конницы. При этом есть немалое количество упоминаний того, как при сближении с противником римляне метают пилумы и тут же выхватывают мечи, а также некоторое количество упоминаний того, как римляне сражаются в ближнем бою мечами. Есть также несколько перечислений различных видов метательного оружия, среди которых упоминаются и пилумы. На мой взгляд, всё это довольно ясно показывает, что пилум – это преимущественно и даже почти исключительно метательное копье, а случаи его применения в качестве обычного копья, не выпуская из рук – скорее исключения.

К. В. Ламанов:
О длительности сражений.

Одним из аргументов Автора, подтверждающим, по его мнению, превалирование метательного боя, является длительность описанных в источниках сражений. Однако в данном вопросе я бы отнесся к сообщениям источников с осторожностью.

Есть определенные факторы, наличие или влияние которых на тактику манипулы или легиона, необязательно подтверждать сведениями из источников исследуемого периода.

Во-первых. Длительность сражения армий не следует смешивать с длительностью столкновения на поле боя тактических единиц.

Я прекрасно это понимаю.

К. В. Ламанов:
Сражение русской и французской армий при Бородино началось атаками на Шевардинский редут за несколько дней до столкновения основных сил противников. Бой основных сил при Бородино начался ранним утром и закончился поздним вечером. Это совсем не означает того, что все батальоны обеих армий вели перестрелку или дрались в рукопашную с утра до вечера. Огневые контакты и штыковые атаки, так же как и артиллерийские обстрелы происходили периодически. Отдельные тактические единицы могли участвовать в рукопашном бою гораздо более длительное время, чем в огневом бою. Это вовсе не значит, что штыковой удар превалировал над огневой тактикой (и наоборот).

Если быть точным, то сражение за Шевардинский редут произошло 5 сентября (24 августа по старому стилю) 1812 года, а битва при Бородино произошла 7 сентября (26 августа), то есть через день. Что касается соотношения штыкового боя и стрельбы, то многие участники войн второй половины XVIII и начала XIX века отмечали, что штыковой или рукопашный бой пехоты против пехоты в ту эпоху на более-менее ровном и открытом месте был очень большой редкостью, некоторые прямо говорили, что никогда его не видели, тогда как в укреплениях и в населенных пунктах штыковой или рукопашный бой случался гораздо чаще. Из тех, кто упоминает штыковой или рукопашный бой, некоторые отмечают, что он почти всегда был очень краток по времени. При этом есть описания очевидцами продолжительных перестрелок пехоты строй на строй, в том числе в Шевардинском бою. Таким образом, непонятно, на чем основан тезис К. В. Ламанова, что отдельные тактические единицы могли участвовать в рукопашном бою гораздо более длительное время, чем в огневом бою.

Кроме того, не очень ясно, какое это имеет отношение к античности – в наполеоновскую эпоху, помимо пехоты и кавалерии, на поле боя присутствовала еще и артиллерия, которая могла за короткое время нанести густым массам пехоты весьма значительные потери, и потому военачальники были вынуждены бОльшую часть времени держать основные массы своих войск на почтительном расстоянии от противника, действуя друг против друга только артиллерией и стрелками в рассыпном строю, и лишь время от времени направляя густые массы пехоты и кавалерии в атаку на противника. В античности такого мощного сдерживающего фактора не было, и густые массы пехоты могли без потерь сблизиться и вступить в ближний бой.

К. В. Ламанов:
Таким образом, длительность сражения не является а) длительностью метательного (либо рукопашного) боя и б) не подтверждает и не опровергает примата того или иного вида боя, а следовательно не может считаться полновесным доказательством.

Это верно, но дело в том, что в источниках есть не только указания на общую продолжительность многих сражений, но и целый ряд прямых указаний на то, что тяжеловооруженная пехота упорно сражалась в течение длительного времени, причем в некоторых случаях указывается, что эта пехота при этом стояла на одном месте, или медленно двигалась вперед, или подавалась назад. Я согласен с тем, что в принципе эта информация не может считаться полновесным доказательством, но я считаю ее важным дополнительным аргументом.

К. В. Ламанов:
При необходимости определить подробности (например – примерную длительность) боестолкновений тактических единиц (как метательных так и рукопашных) достаточным будет провести параллельные исследования основанные на источниках касающихся иных, лучше описанных периодов, человеческой истории. В конце концов физический тип человека не менялся на протяжении последних трех тысяч лет. Камни человек кидать дальше не стал. Типы вооружений, соответствующие вооружению римской армии и ее противников в тот или иной период, возможно обнаружить в иных армиях, иных эпох.

Мне что-то не приходят в голову армии с вооружением, не слишком сильно отличавшимся от римского вооружения, и чтобы при этом их битвы были лучше документированы. Битвы древних греков описаны существенно лучше, чем битвы римлян, поскольку о многих битвах рассказывают Фукидид и Ксенофонт, которые говорили о битвах своего времени и имели военный опыт, но по вопросу, как именно сражались греки, среди исследователей также до сих пор нет единого мнения.

К. В. Ламанов:
Косвенным методом определения длительности сражений могут являться реконструкционные эксперименты.

Настолько косвенным, что практически не имеют никакой доказательной силы.

К. В. Ламанов:
Проблема полемистов в нежелании (неспособности) отделить сражение как столкновение армий от столкновения тактических подразделений.

Почему же – я все время говорю о том, что римская пехота строилась в несколько линий, которые вводились в бой не одновременно, а последовательно, сменяя друг друга. Но даже с учетом этого упоминаемая в источникахпродолжительность как битв в целом, так и ближних боев одной какой-нибудь линии слишком велика, чтобы их можно было представить себе как сплошные рукопашные схватки. С этим согласны многие исследователи военного дела античности.

К. В. Ламанов:
Вопросы построения и смены линий в бою являются важными т.к. построение – часть тактики. Следовательно, часть титульной проблемы. Тем не менее, и Автор, и Критик фактически отмахиваются от рассмотрения данного вопроса. А ведь правильный ответ на него даст определенную базу для правильного ответа на вопрос о преимущественных тактических приемах легиона.

Нам слишком мало известно о построениях римлян в обсуждаемый период, по некоторым вопросам информация противоречивая (плотность строя), многое вообще неизвестно (типичная глубина построения). О том, как именно производилась смена линий, нам не также почти ничего неизвестно. По этим вопросам было высказано много различных предположений и мнений, причем порой прямо противоположных – например, Г.Дельбрюк вообще отрицал возможность смены линий в бою. Если привести всё, что было высказано по этим вопросам, это только запутает читателей и почти ничего не даст для ответа на главные вопросы дискуссии.

К. В. Ламанов:
Что есть строй (любой)? Строй есть реализация неких основных, стержневых принципов той или иной армии, народа и государства.
Например – прусская армия. Элементы строя и тактики – солдат на виду, в плотном строю, исключающем индивидуальное движение, капрал с палкой. Основания для этого известны и описаны в литературе – армия Фридриха – армия наемников, часто по неволе. Использовать их в рассыпных строях, в лесах, либо вне видимости командиров нет ни какой возможности из за риска 100% дезертирства.

Все остальные армии Европы XVIII века, в том числе те, которые комплектовались по совершенно другим принципам, от вербовки добровольцев до принудительного набора, и даже те, которые комплектовались почти исключительно жителями своей страны и даже почти исключительно людьми из одного народа, старательно перенимали и с б?льшим или меньшим успехом применяли почти все строевые и дисциплинарные методы Фридриха II. Таким образом, тезис К. В. Ламанова, что строй есть реализация неких основных, стержневых принципов той или иной армии, народа и государства, выглядит недоказанным и необоснованным. Кроме того, непонятно, какое это все имеет отношение к римлянам.

К. В. Ламанов:
Современные армии строятся на христианском принципе троицы (троица вообще, после Р.Х. въелась в сознание людей – чисто психологически, «по привычке», во всем ищется трио) – три взвода в роте, три батальона в полку, три полка в дивизии, либо на принципе дуализма два полка в бригаде, две дивизии в корпусе и т.д. либо на иных, схожих, принципах.

Троичный принцип организации народа и войска встречается задолго до появления христианства и может быть найден еще в родо-племенных структурах – например, три традиционные филы у древних греков.

К. В. Ламанов:
Манипула – это две центурии. Полемисты считают, что центурия – это административное образование, непосредственно не имевшее тактического значения – считаю, что данный вопрос требует уточнения. Политическая роль центурии – налицо и доказательств не требует. Голосующая на комициях центурия – это коллектив, имеющий определенную идеологию. Сливать в одну манипулу две центурии с различными политическими и житейскими взглядами (в том числе и со взглядами на необходимость той или иной войны, операции) не разумно. Кроме того, будь центурия только административным образованием, они в манипуле строились бы слитно, в целях единого маневра. А центурионы не имели бы такого большого, чисто военного, значения.

Вопрос о связи центуриатной организации римских граждан и административной организации римского войска в манипулы и центурии давно и очень подробно обсуждается в литературе, было высказано очень много мнений и аргументов. Пересказ всего этого потребовал бы большого объема текста, и на мой взгляд не имеет смысла для рассмотрения обсуждаемых вопросов.

К. В. Ламанов:
Чтобы решить, во сколько шеренг строился манипула или центурия надо осознавать, что центурии состояли из «десятков» (контубернии) при этом десяток – вещь условная, он мог насчитывать в разные времена разное количество людей. Наверняка на ранних этапах контуберния представляла собой строй (боевую единицу) римской семьи, составную часть родовой дружины-манипулы (кстати – не здесь ли объяснение происхождения названия «манипула» – патерфамилиа «накладывал руку» на людей и вещи рода (семьи) – ну это так, к слову).

Нам точно известно, что в разных случаях глубина построения манипулов могла быть разной – например, известно, что в битве при Каннах римляне построились глубже, чем обычно. Для сравнения можно отметить, что глубина греческой фаланги также была разной в разных случаях и могла составлять от четырех до шестнадцати шеренг, с несколькими крайними случаями: в одном случае у спартанцев упоминается построение в одну шеренгу, еще в одном или двух случаях – две шеренги, а у фиванцев упоминаются построения в 25 и даже в 50 шеренг. Глубина построения фаланги могла быть неравномерной по фронту, в некоторых случаях неравномерность была очень большой: например, в битве при Левктрах, где фиванцы были построены колонной глубиной в 50 шеренг, а остальные беотийцы – неглубокой фалангой. Глубина построения определялась многими факторами: традициями, типичной тактикой своих войск, типичной тактикой противника и глубиной его построения в конкретном случае, намерениями военачальника (прорвать фронт или охватить фланг противника), местностью (сколько человек можно было поставить по фронту), качеством войск (качественные войска можно было построить неглубоко, менее качественные войска предпочитали строить глубже), и т.д.

К. В. Ламанов:
Любая воинская единица имеет две функции – это боевое подразделение и административная единица.
В обоих случаях подразделение создается для повышения управляемости, как при несении службы, так и в бою. Бесполезные в указанных сферах подразделения недолговременны т.к. нерациональны.

В некоторых армиях в некоторые времена строевые (тактические) единицы не совпадали с административными единицами – бывало, что для действий в бою удобнее подразделения одной численности, а для обучения, снабжения и административного управления – другой. На тему построения манипула в литературе написано уже так много, что вряд ли мы сможем добавить что-то новое.

К. В. Ламанов:
Центурии строились (так считают и полемисты) в затылок друг другу.

Я в этом совершенно не уверен – это всего лишь предположение, причем противоречащее прямому указанию Полибия, что центурии в манипуле располагались рядом друг с другом.

К. В. Ламанов:
Манипула (в отличии, например, от фаланги) имеет равную силу обороны и наступления во всех четырех направлениях. Таким образом – строй манипулы (и легиона) – это строй без фланга. Т.е. тактические фланговые обходы как легиона в целом, так и отдельных манипул возможны, но лишены тактического смысла. Вместо «мягкого» фланга или тыла обходящий противник получает тот же фронт «только вид с боку».

Если манипул, связанный боем с фронта, будет атакован с фланга, он окажется в очень затруднительном положении: он будет вынужден остановиться и перейти к глухой обороне, потому что невозможно обороняться от нападения сбоку, двигаясь вперед, и невозможно производить натиск одновременно в двух перпендикулярных направлениях без нарушения строя. Особенно трудным и опасным будет положение флангового воина в первой шеренге на атакованном фланге – ему будут одновременно угрожать как минимум два вражеских воина, причем с разных направлений. В такой ситуации легко может случиться, что фланговый манипул будет принужден к отступлению, а за ним будет вынужден отходить и соседний манипул, и так далее по всей линии. Таким образом, невозможно согласиться с тезисом К. В. Ламанова, что строй легиона – это строй без фланга.

Строем без фланга можно назвать разве что большие квадратные колонны пехоты позднего средневековья и Ренессанса, в которых по периметру находились воины с длинными пиками – швейцарцев, ландскнехтов и прочих. Такие колонны, атакованные одновременно с разных направлений, тоже бывали вынуждены останавливаться, и они также оказывались в затруднительном положении, потому что также не могли производить натиск одновременно в разных направлениях, но густой лес пик позволял им успешно обороняться со всех направлений, и даже воины, находящиеся на углах, подвергались в таком положении не очень большой опасности, потому что их прикрывали пики, торчащие из глубины строя.

К. В. Ламанов:
Гастаты могли быть объединены в манипулы административно, однако тактика рассыпного строя, которой они придерживались (судя по источникам, приведенным полемистами) не требует обязательного сведения их в указанные боевые единицы на поле боя.

Гастаты были вооружены точно так же, как принципы, то есть являлись тяжеловооруженными воинами. Непонятно, на чем основано мнение К. В. Ламанова, что они сражались в рассыпном строю. В рассыпном строю сражались легковооруженные воины – велиты (velites), которые во времена Полибия не были организованы в отдельные манипулы, а входили административно в состав манипулов тяжеловооруженной пехоты (гастатов, принципов и триариев).

К. В. Ламанов:
Хрестоматийный пример – Канны. Действительно, какой тактический выигрыш дало Ганнибалу обходное движение при Каннах? Разгром окруженного врага? Краткий обзор битв древности, скорее всего, покажет, что опрокинутый противник (подчеркиваю – именно опрокинутый, а не окруженный) уничтожался практически поголовно, и источники, приведенные полемистами, это подтверждают. Тем более, что Ганнибал имел превосходство в кавалерии, т.е. было кому догонять и рубить бегущих.

На мой взгляд, обзор битв античности покажет, что войско, обратившееся в бегство, редко подвергалось полному уничтожению, обычно большинству удавалось спастись. В битве при Каннах Ганнибал окружил римскую пехоту и этим достиг почти полного уничтожения центра римского войска, состоявшего из собственно римской пехоты. Конница, конечно, была страшна для бегущей в беспорядке пехоты, но пехота могла укрыться от конницы в укрепленном лагере, а также в густых лесах и кустарниках.

К. В. Ламанов:
Сдается мне, что откажись Ганнибал от маневра на окружение или будь римская армия при Каннах построена любым другим образом, ее все равно бы разбили. И не по тому, что она была плоха – противник лучше!

Предполагать можно что угодно, но сражение на реке Треббии за два года до битвы при Каннах хотя и окончилось победой Ганнибала, но центр его войска был прорван, и римские легионы избежали полного разгрома и ушли. При Каннах Ганнибалу нужна была не просто очередная победа – к тому времени он уже одержал несколько крупных побед над римлянами – ему был нужен полный разгром римской армии, а желательно ее полное уничтожение. Только этим он мог рассчитывать сломить волю римлян к продолжению борьбы.

К. В. Ламанов:
Возможно, психологический выигрыш и был у Ганнибала после проведения охвата. Но сейчас не возможно установить – насколько люди той эпохи были чувствительны к окружениям. Современное восприятие окружения, на индивидуальном и коллективном уровне, наверняка отличается от восприятия прошлых времен.

Поскольку мы не можем установить, насколько оно отличалось и в какую сторону, то и рассуждать об этом большого смысла нет.

К. В. Ламанов:
В качестве доказательства можно привести в пример русско-турецкие войны. Практически всегда сражения велись русскими в положении плотного окружения наших каре противником. Ни кого это не смущало. Победу приносило не окружение каре плотным кольцом атакующих войск, а преимущество русских в огне, плотность рядов огороженных рогатками или частоколом штыков. При этом, как только тактическая скорость каре позволила им опережать повозки подвижных турецких лагерей, либо быстро достигать определенных географических точек, турки стали проигрывать все подряд сражения (а произошло это с переходом от единого каре армии к разделенным полковым и батальонным каре, а в последствии к колоннам, взаимодействующим между собой огнем и маневром – не правда ли напоминает переход к манипулярной тактике?). Вообще тактическое отсечение отдельных подразделений от основной массы войск и тылов приобретает значение лишь с появлением необходимости постоянно снабжать армии боепитанием, топливом и т.д, обеспечивать устойчивую связь.

Пример русско-турецких войн явно не имеет отношения к античности и даже для XVIII-XIX веков является особым случаем – характер сражений с турками сильно отличался от характера сражений с регулярными европейскими войсками. Русские войска имели большое превосходство над турками в огневой мощи. У турок основной силой армии была многочисленная иррегулярная конница, а у русских – регулярная пехота. В XVIII-XIX веках хорошая регулярная пехота, если она была построена и готова к бою, была способна отразить атаки самой лучшей конницы, причем построение пехоты в несколько каре, взаимно прикрывающих друг друга огнем, с артиллерией на углах каре и в глубине между ними, позволяло отразить атаки с любого направления. Хотя турецкая конница славилась яростью и стремительностью своих атак, русская пехота имела много случаев убедиться в том, что она может успешно отразить атаки турецкой конницы, следующих с разных направлений одновременно и повторяющихся несколько раз, причем после того, как несколько атак были отбиты, турки быстро удалялись. Уверенность русской пехоты в своей способности победить турок была настолько велика, что русская пехота могла наступать против турецкой конницы, оставаясь в каре и отгоняя турок огнем из ружей и орудий. Турецкая пехота была почти не обучена действовать строем, и потому редко представляла серьезную опасность для регулярных войск на более-менее ровной и открытой местности, она была более-менее хороша только в действиях врассыпную на пересеченной местности, в лесах и кустарниках, и при обороне укреплений и зданий. Таким образом, появление турок на фланге и в тылу не оказывало большого впечатления на русских солдат – бывалые солдаты знали, что они способны отбить атаки турецкой конницы, и всегда смогут проложить себе путь куда нужно, и турки не смогут их остановить.

Что касается отношения русских солдат к появлению у них в тылу европейских регулярных войск, обладавших примерно такой же огневой мощью и стойкостью, то несколько приказов и инструкций, появившихся в 1810-1812 годах, содержат угрозы суровых наказаний, вплоть до предания смерти, для тех, кто в сражении вздумал бы крикнуть «мы окружены» или «мы отрезаны», и в некоторых из них упоминается, что такие панические крики были нередки в кампанию против Наполеона в Восточной Пруссии в 1806-1807 годах.

Причины опасности тактической изоляции отряда от основных сил войска или армии или появления противника в тылу заключаются вовсе не в нарушении снабжения боеприпасами и другими необходимыми предметами. Воины и солдаты всегда опасались быть окруженными войсками противника, отрезанными и изолированными от других частей своей армии – это лишало их надежды на помощь и поддержку других частей в случае, если они будут атакованы превосходящими силами противника с разных направлений или будут вынуждены отступать или бежать. Воины и солдаты всегда тревожились по поводу безопасности пути, по которому им может понадобиться быстро отступить в случае неудачи. Появление войск противника в тылу, на пути отступления, в то время как войска заняты боем с фронта, могло привести к замешательству в войсках и даже вызвать панику по всей армии – примеры этого есть и в античных источниках.

Таким образом, тезис К. В. Ламанова, что тактическое отсечение отдельных подразделений от основной массы войск и тылов приобретает значение лишь с появлением необходимости постоянно снабжать армии боеприпасами и другими необходимыми вещами, не имеет под собой оснований.

К. В. Ламанов:
Как-то, само собой, подразумевается Автором, что весь бой заключался в метании дротиков (пилумов и т.п.)

Я такого не подразумевал. Я говорю, что в длительных битвах метательный бой занимал намного больше времени, чем рукопашный, причем в некоторых битвах до рукопашного боя вообще дело не доходило, хотя атаки с мечами в руках были почти в каждой битве. При этом я также указываю, что помимо длительных битв были и короткие битвы, и в них могло быть наоборот: метательный бой ограничивался несколькими секундами при сближении войск, а рукопашный бой мог занять несколько минут, хотя опять же не в каждой битве дело доходило до рукопашного боя, потому что одна из сторон обращалась в бегство от первой же атаки противника (победы “первым натиском” или “первым криком”).

К. В. Ламанов:
Мелькнуло в обсуждениях – что метать можно через головы впереди стоящих (3, 4 т.д. шеренги) но так как в этом месте спор шел о непринципиальном по сути вопросе – сколько вообще шеренг могут метать в бою, дальнейших выводов из факта возможности метать навесом не последовало, а зря.

Реально ведь представить себе, что, столкнувшись щитами и заведя рукопашную схватку, тяжелая пехота не просто рубится мечами – она осуществляет именно «натиск» толкает своей совокупной массой «стеной щитов» массу противника.

Представить такое можно, но я не верю в реальность такого натиска. Строй – не сплошная масса, он состоит из отдельных людей, физически ничем не связанных друг с другом, и потому не имеет совокупной массы. Термин «натиск», как я несколько раз говорил и объяснял в ходе дискуссии, имеет больше психологическое, чем физическое значение – всё его физическое содержание заключается в дружном движении массы воинов вперед прямо на противника, а не в физическом толкании противника.

К. В. Ламанов:
Не трудно предположить (и источники, приведенные спорщиками, этому не противоречат) что одновременно с рукопашным боем шел и метательный бой.
При этом бойцы задних шеренг могли свободно метать и один и десять дротиков (пилумов), расстояние позволяло (например 1-4 шеренга толкают врага, следовательно всей своей массой наваливаются на первые шеренги. Дистанция между первыми четырьмя шеренгами равна нулю, общая их «толщина» 1,5-2 метра. Так неужели нельзя метать навесом?).

Предположить можно – доказать невозможно. При этом можно привести некоторые аргументы против такого предположения. Многие дротики в такой ситуации перелетели бы через строй противника и бесполезно упали бы на землю позади него, а некоторые дротики могли случайно попасть по своим же воинам в передних шеренгах. От такого метания пользы было бы очень мало, а вот вред мог быть существенным. Кроме того, метание требовало значительного расстояния между шеренгами, чтобы каждый воин мог размахнуться пилумом и сделать шаг-другой вперед – Вегеций пишет, что для этого между шеренгами должно быть не менее 6 футов (примерно 1,8 метра). Такой разомкнутый в глубину строй плохо подходит для рукопашного боя, в котором задние воины должны находиться как можно ближе к передним, чтобы те сильнее ощущали поддержку с тыла, и чтобы не позволять передним пятиться назад, при необходимости подпирая их физически. Разомкнутые в глубину шеренги в рукопашном бою скорее всего были бы быстро “спрессованы” назад к задней шеренге: воины передних шеренг, не чувствуя поддержки сзади, пятились бы назад под натиском противника, пока не уперлись бы в задние шеренги.

К. В. Ламанов:
если метательный бой ведется издалека (через ничейную полосу) при всей массовости бросаемых снарядов, защитится от них все-таки можно (например, укрывшись за сплошной стеной щитов) а вот когда противники столкнулись щитами первых шеренг – защитится от летящих навесом снарядов гораздо проблематичнее. Дротики не видны из-за спин первых шеренг, они падают сверху вниз, нельзя и уклониться, так как строй имеет плотность и снижает возможности движения отдельного бойца. От сюда и тактический прием «черепаха» – манипула прикрывается от летящих с верху снарядов.

Из черепахи невозможно метать дротики. Либо метание, либо черепаха.

К. В. Ламанов:
Бой (любой) это, по образному выражению генерала Патона, «нанесение максимального количества ран за наименьшее время».

Это очень спорный тезис. Бой состоит не только в нанесении ран. Генерал Паттон, конечно, известный человек, но такого рода высказывания известных военачальников XX века не годятся в качестве аргументов при обсуждении военного дела древних римлян.

К. В. Ламанов:
На сближении 1-4 шеренги манипулы метают пилумы в противника, после чего вынимают мечи, рубят и толкают противника щитами (осуществляя пресловутый «натиск»). В момент столкновения 2-4 шеренги давят на первую, а 5 и далее шеренги метают дротики через головы первых шеренг – навесом). Не имеющие возможности сражаться 4-9 шеренги обязаны метать дротики в 2-4-9 шеренги противника, иначе какие они солдаты – они статисты – ждущие пока противник дорубится до них через 1-4 шеренгу, убив всех их впереди стоящих товарищей, многие из которых их родственники! Совершенно невозможно. В таких условиях задние шеренги, ко времени, когда противник доберется до них, способны будут только бежать.

Если мы опять обратим внимание на греческие фаланги, то мы увидим, что глубина их построения могла составлять 8, 12, 16 шеренг тяжеловооруженных воинов, а в некоторых случаях и больше, и при этом нам точно известно, что эти воины в обычных полевых битвах не пользовались никаким метательным оружием. По изложенной выше К. В. Ламановым логике получается, что шеренги с пятой и до последней были бесполезными статистами. С этим выводом я не могу согласиться. Таким образом, тезис К. В. Ламанова о снятии противоречия между рукопашным и метательным боем выглядит недостаточно обоснованным, чтобы его можно было принять.

К. В. Ламанов:
Здесь же хотелось бы отметить следующее. Полемисты дискутируют вопросы применения тех или иных тактических элементов (методов) в бою (сражении) между тем, хотя сражение (бой) и велись в рассматриваемый период армиями (легионами) тем не менее, основной тактической единицей применяющей тактические приемы (уровня метательный бой/рукопашный бой) является манипула. Легион одновременно может использовать два и более тактических приема данного уровня, например, правым флангом метать, левым вести рукопашный бой. Следовательно, описывая тактику легиона (не манипулы (!)) необходимо описывать тактические маневры на поле боя (что и делается полемистами при описании «смены линий» и маневра когорт из глубины), при этом вопрос о методе ведения боя (метательный/рукопашный) приобретает вторичный характер.

Это просто другой уровень обсуждения тактики: есть большая тактика – тактика армий и их больших частей: линий, крыльев, резервов, крупных соединений и т.д. и т.п., а есть тактика низкого уровня: тактика малых частей и подразделений, включая типичные способы ведения боя. Для меня наиболее интересной является именно тактика низкого уровня: как действовали низшие тактические единицы, небольшие подразделения и отдельные воины и солдаты, чему и как их учили в период подготовки и инструктировали перед боем, что и как они делали в бою, и почему они делали именно это и именно так (часто они делали некоторые вещи совсем не так, как их учили и как им приказывали, а нередко вообще делали совсем не то, чему их учили и что им приказывали).

По большой тактике написано довольно много и в целом получены более-менее правильные выводы, потому что к большой тактике вполне применимы понятия и методы геометрии и физики (расстояния, протяженность и плотность боевых порядков по фронту и в глубину, их огневая мощь и сила их натиска, скорость их движения на той или иной местности и время, необходимое им для совершения того или иного действия), хотя далеко не все вопросы большой тактики исчерпываются физикой и геометрией.

По тактике низкого уровня пока написано намного меньше, причем из написанного на эти темы, на мой взгляд, многие вопросы изложены слишком упрощенно, а некоторые и неверно – тактика низкого уровня также излагается в основном с позиций геометрии и физики (протяженность построений, плотность их строя и плотность огня, сила натиска, скорость передвижения, влияние местности, и т.д. и т.п.), но на низком уровне огромную роль играет психология, индивидуальная и массовая, и это влияние проявляет себя по-разному в разных условиях и иногда оказывается сильнее влияния всех остальных факторов. Поэтому здесь еще есть много недостаточно изученных вопросов. Подробный разбор вопросов тактики низкого уровня в свою очередь поможет лучше понять большую тактику соответствующей эпохи. Эти вопросы интересны не только мне: в последние 25-30 лет интерес исследователей к тактике низкого уровня очень сильно возрос, и не только среди исследователей военного дела античности, но и среди исследователей военного дела других эпох.

К. В. Ламанов:
Разорванная линия манипул имеет очевидные преимущества:
1) Позволяет занять более широкий фронт.
2) Позволяет нивелировать общее численное преимущество противника, т.к. противник (пытаясь сохранить единый сплошной строй) не имеет возможности безнаказанно проникать между манипулами без угрозы потери строя и, следовательно, управляемости.
3) Манипулы, имея фронт (т.е. одинаковую силу удара и защиты) с четырех сторон, мало подвержены ударам во «фланг» – т.е. манипула не имеет фланга (в скобках – и тыла)! Проникающие в разрывы между манипулами отряды противника поражаются фланговым обстрелом и фланговыми ударами отдельных отрядов (например – атакой отдельных десятков, атакой вторых, стоящих в затылок первым, центуриями). При этом поражаемый с флангов противник более уязвим, чем легионеры за стеной щитов. Таким образом, разорванный фронт легиона позволяет бить некоторые части противника практически безнаказанно.

Я считаю, что линия с интервалами между составляющими ее подразделениями имеет очень серьезные недостатки в бою против сплошной линии войск противника, причем как в метательном, так и в рукопашном бою. В метательном бою преимущество сплошной линии заключается в том, что части сплошной линии, находящиеся напротив интервалов в линии противника, будут метать дротики в ближайшие подразделения линии с интервалами, и те окажутся под перекрестным концентрированным “обстрелом”, на который они не смогут адекватно отвечать. В рукопашном бою воины на флангах первой шеренги подразделений линии с интервалами оказываются в очень опасной ситуации – каждого из них атакуют как минимум двое воинов противника одновременно – один прямо с фронта, второй наискось с бока. Воины на правом фланге первой шеренги каждого подразделения окажутся в особенно опасном положении – щит прикрывает воина спереди и слева, правая сторона практически открыта. Такая дырявая линия скорее всего была бы быстро принуждена к отступлению. Таким образом, тезис К. В. Ламанова, что разорванный фронт легиона позволяет бить некоторые части противника практически безнаказанно, выглядит совершенно необоснованным.

К. В. Ламанов:
Складывается впечатление о том, что спорщики сходятся в одном – смена линий в ходе рукопашного боя невозможна. При этом, как кажется, происходит некая подмена проблем – важна не смена линий как таковая (один из приемов ведения боя), а принципиальная возможность маневра силами на поле боя в ходе столкновения (метательного или рукопашного).

Войска, находящиеся в процессе рукопашного боя строй на строй, не могут совершать никакие маневры – они могут только теснить противника и продвигаться вперед или подаваться под натиском противника назад. Попытка какого-либо маневра или перестроения скорее всего не привела бы к достижению желаемого результата, потому что воины заняты боем, все их внимание обращено на противника, и они могли просто не обратить внимание на команду начальника или проигнорировать ее, а если бы попытались выполнить ее, то это легко могло закончиться тем, что строй смешается, и воины обратятся в бегство. Совершать какие-либо маневры и перестроения в метательном бою, кроме движения прямо вперед или прямо назад, также было опасно, и даже двигаться назад можно было только очень медленно, пятясь, не поворачиваясь спиной к противнику – противник был слишком близко и мог в любой момент атаковать. Отступление передней линии при смене линий у римлян описывается именно как медленный отход шаг за шагом.

К. В. Ламанов:
Гастаты могли быть вооружены различным, метательным оружием (в том числе и относительно дальнобойным – луками, пращами, копьеметалками).

Ни один из источников не упоминает такого вооружения у гастатов и у римской легковооруженной пехоты в исследуемый период. Лук в Италии почти не применялся как боевое оружие. Лучники у римлян – наемники или союзники из других государств из-за пределов Италии. Римские пращники упоминаются в царскую и раннереспубликанскую эпохи, но не упоминаются в исследуемый период – только наемники или союзники. Копьеметалки у римлян вообще не упоминаются. Иногда упоминается, что римские воины метали камни, подбирая их с земли, но при этом обычно ясно говорится, что их метали просто руками, не применяя никаких приспособлений.

К. В. Ламанов:
Выражение «Дело дошло до триариев» по смыслу означает не отдельное поражение нескольких манипул передовых линий, а их разгром. При этом разбитые манипулы бегут, причем бегут назад, и вторая линия попадает при этом в интервалы третей. Все кто не попал в интервалы (глаза то у страха велики, в панике можно бежать и не разбирая дороги) гибнут на копьях триариев наравне с противниками.

Примеры такой гибели бегущих гастатов и принципов на копьях триариев не попадались мне в источниках. Непонятно, зачем нужны такие кровожадные фантазии. Отступление передней линии необязательно происходило в виде бегства, наоборот, нередко упоминается медленное и упорядоченное отступление.
Дальнейшие рассуждения кажутся мне также совершенно необоснованными.

К. В. Ламанов:
В качестве отдельного замечания хочется так же отметить, что постулирование невозможности смены линий в бою приводит к тому, что и вылазка из осажденной крепости должна считаться невозможной. Следуя логике полемистов, группа сделавшая вылазку из крепости, не в состоянии вернутся в крепость, так как теряет возможность отступить в «интервал» крепостных ворот, что само по себе смешно. Кто бы ходил на вылазки зная, что он 100% покойник.

Непонятно, как можно использовать отход отряда после вылазки из крепости как прямую аналогию для отступления из рукопашного боя строй на строй в полевом сражении. Вылазка не всегда приводила к рукопашному бою строй на строй. Если вылазка была удачной, противник на участке вылазки был обращен в бегство, и отряд мог спокойно занять захваченное место или отойти обратно в крепость. Вылазки действительно были весьма рискованным предприятием, потому что в случае неудачи могли привести к полному уничтожению или пленению отряда, совершившего вылазку – отряд в своем отступлении мог быть приперт преследующим противником к какому-либо препятствию, укреплению или осадному сооружению, которые всегда имелись вокруг осажденной крепости или города. Тем не менее, обычно даже в случае неудачи вылазки отряд мог отступить более-менее безопасно, потому что такие отряды обычно были относительно небольшими, а при отступлении их прикрывали стрельбой со стен и башен, и эта стрельба заставляла противника прекратить преследование отряда, отступающего в крепость или в город.

К. В. Ламанов:
Современная пехота располагается на поле боя не в форме скобы, а танки строятся не ромбом, хотя на картах они обозначаются именно так. Гастаты вполне могли выступать на поле боя не квадратами манипулов (как это рисуется на схемах) а рассыпными строями, так сказать роем

В таком построении их всегда обращал бы в бегство первый же натиск густой массы пехоты противника или любое нападение вражеской конницы.

К. В. Ламанов:
Рои эти могли располагаться напротив интервалов между манипулами второй линии. Так как рой гастатов двигается по определению быстрее «стены» вражеской тяжелой пехоты, то гастаты имеют полную возможность встречать противника на некотором отдалении от своей второй линии и обстреливая «стену» противника медленно (или быстро – в зависимости от обстановки) отходить в интервалы своей второй линии.

Вообще-то это функция легковооруженной пехоты. Непонятно, зачем дублировать легкую пехоту гастатами, имевшими более тяжелое вооружение – для них имелось лучшее применение.

К. В. Ламанов:
Александр Македонский воевал приблизительно в тех же местах, в которых римские легионы столкнулись с армиями эллинистических держав, однако его фаланги успешно наступали и оборонялись не разваливаясь при этом.

Из этого следует простой вывод: более поздние эллинистические фаланги существенно отличались от фаланги, которую создал македонский царь Филипп II, и которую использовал его сын Александр III Великий. Я согласен с этим выводом.

К. В. Ламанов:
Разрывы фаланг могли создаваться искусственно. Например гастаты и второлинейные манипулы могли отойти за линию триариев (а сделать они это у них возможность была, т.к. сариссофор не мог покинуть общего строя, следовательно сковывания рукопашным боем бойцов как передовой легкой пехоты так и второлинейных манипул могло и не быть), а триарии пользуясь тяжелым вооружение, примерно таким же как и у фалангитов, упирались и останавливали противостоящие им участки фаланги. При этом фаланга либо должна была остановиться целиком, чтобы не разрушать строя и не терять управляемости, либо ломать строй, в результате чего возникали те самые пресловутые разрывы

Возможен и третий вариант: фаланга сохраняет свой строй и принуждает римлян к отступлению – так и происходило на правом крыле фаланги на первом этапе битвы при Киноскефалах и по всему фронту фаланги на первом этапе битвы при Пидне.

К. В. Ламанов:
можно спросить «на чем основано мнение, что пехота до 50-х годов ХХ века ходила в штыковые атаки?». Ответ – наличием штыка на АК до сего дня, я так понимаю, Автора не удовлетворит, несмотря на то, что он является по сути верным, хотя и не полным.

Этот ответ является не только неполным, но и неверным, но меня не удовлетворит не поэтому, а потому, что он имеет очень мало общего с вопросом, который я задал. Напомню, мой вопрос был сформулирован так: «На чем основано мнение, что римляне в битвах сражались все время мечами?»

Наличие штыков не подразумевает, что они могли применяться только для штыковой атаки. Когда штык только появился во второй половине XVII века (сначала в форме багинета), он был введен не для того, чтобы пехота дралась штыками с пехотой противника, а для того, чтобы дать солдатам с мушкетами хоть какую-то возможность защищаться от вражеской конницы. До этого времени защита мушкетеров от конницы противника была функцией солдат с пиками (пикинеров), но к концу XVII века мушкетеров стало слишком много по сравнению с пикинерами, так что пикинеры не всегда могли обеспечить защиту мушкетерам. Даже после введения багинетов, и даже после появления штыков, если мушкетерам приходилось драться с пехотинцами противника, они либо дрались мушкетом как дубиной, либо правой рукой брали шпагу, а ружье держали в левой руке – шведы делали так еще в начале XVIII века. Затем штык стал основным оружием ближнего боя, а шпага – вспомогательным. Потом на смену шпагам пришли тесаки, которые сохранялись еще в эпоху наполеоновских войн и даже позже, но солдаты крайне редко применяли их в бою. И даже когда пехота стала производить настоящие штыковые атаки против пехоты противника, такие атаки крайне редко приводили к штыковому бою, потому что либо атакованные отступали, либо атакующие останавливались и открывали огонь. Точно также в античности атака с мечами не всегда приводила к бою на мечах, потому что либо атакованные отступали, либо атакующие останавливались – на это есть прямые указания в источниках. Таким образом, наличие холодного оружия ближнего боя не означает автоматически, что этим оружием дрались часто и по много времени подряд. Поэтому мне непонятно, причем здесь штыковые атаки первой половины и середины XX века и наличие штыков к автоматам Калашникова и многим другим современным штурмовым винтовкам.

К. В. Ламанов:
Ввод резервов возможен несколькими путями, в том числе: заполнение интервалов первых линий резервами вводимыми из глубины; подпирание разбитых подразделений резервами вводимыми из глубины; атака резервов вводимых из глубины в интервалах между дерущимеся манипулами первых линий; фланговые атаки вторых центурий отрядов противника прорвавшихся в интервалы между манипулами и т.д.

Осталось найти подтверждения этим тезисам в источниках. Я не нашел.

К. В. Ламанов:
О гибели военачальников. Данные о способе убийства военачальника ничего не доказывают так как:
1) военачальник мог и не находиться в первых рядах, чтобы быть убитым пилумом.

Мог, но во многих из приведенных мной примеров прямо сказано, что военачальник в момент гибели или ранения находился либо в первых рядах своей пехоты, либо впереди своей пехоты, либо даже в гуще врагов. Меня интересуют возможные объяснения информации источников, а не отвлеченные рассуждения.

К. В. Ламанов:
авторы источников могли ошибиться или приукрасить гибель героя.

Предположение, что несколько совершенно разных авторов дружно ошибались похожим образом, мне кажется несколько странным. Мне непонятно, чем смерть от дротика более привлекательна с точки зрения приукрашивания гибели военачальника, чем смерть от меча.

К. В. Ламанов:
Выражение «убит пилумом» «погиб под градом снарядов» может оказаться фигурой речи, как например «пал смертью храбрых» или «IK» и т.п.

На мой взгляд, имеется слишком много разных вариантов этих описаний, чтобы это была просто фигура речи – упоминаются разные виды дротиков и разные обстоятельства, иногда один дротик, а иногда град дротиков, иногда смерть, иногда ранение.

К. В. Ламанов:
источники, описывающие гибель героя от меча мог не дойти до нас, либо до Автора, или Автор не дошел до источника.

Если К. В. Ламанову известны какие-либо источники, описывающие события в изучаемом регионе в изучаемый период, и при этом неизвестные мне, он мог бы сообщить о них. Гадать, что было в источниках, которые не дошли до нас – бессмысленное занятие.

К. В. Ламанов:
удивительно – но ни один военачальник (если верить цитатам из источников, приведенных Автором) ни погиб, упав с лошади, убитый стрелой, убитый мечем, задавленный в толпе, накрытый камнем, брошенным со стены осажденной крепости, опившись брагой в промежутке между боями.

Во-первых, я выписал только случаи ранений или гибели военачальников в битвах, потому что случаи ранений или гибели военачальников вне битв не имеют никакого отношения к исследуемому вопросу. Во-вторых, конечно, несколько удивительно, что все военачальники римлян и их противников, смерть или ранение которых в обычных полевых битвах упоминается в источниках за исследуемый период, и при этом упоминается каким оружием они были убиты или ранены, были поражены именно метательным оружием, и ни один из упомянутых не был поражен мечом или ударным копьем, но факт есть факт, и можно сколько угодно удивляться, но его нужно принять к сведению.

К. В. Ламанов:
крайне любопытно – почему командуя десятками, манипулами, когортами, легионами (т.е. находясь ближе к «линии огня», известные исторические персонажи счастливо избегали смерти от метательного оружия (Сулла, Красс и т.д.) а вот консулов пилумы и дротики косили с завидной регулярностью, сами находили на поле боя?

Я не понял смысла этого вопроса. Почему одни военачальники погибали и получали ранения, а другие не погибали и даже не были ранены? Не вижу ничего удивительного – известно, что на войне случайность играет большую роль – кто-то гибнет, кто-то получает тяжелое ранение и остается калекой, а кто-то не получает на одной царапины.

К. В. Ламанов:
Где вообще можно увидеть (прочитать) статистику убитых и раненых тем или иным оружием в войнах Рима? (так и подмывает написать – ссылки на источники обязательны).

Ссылки на все упомянутые в имеющихся источниках случаи ранений или гибели военачальников в изучаемом регионе в изучаемый период есть в моей статье. Других данных нет.

К. В. Ламанов:
Источники могут ошибаться. Источник не есть истина.

Возникает старый вопрос, который, как рассказывают, Пилат задал Иисусу: «Что есть истина?» Чем предлагается заменить информацию источников? Рассуждениями на пустом месте, опорой на «здравый смысл» или на некорректные аналогии? Меня это не устраивает.

К. В. Ламанов:
Полезность источника определяется только после переработки его в свете исторической критики.

Я видел много примеров такой «переработки» – они меня не устраивают, потому что являются произвольными толкованиями выборочной информации из источников, когда каждый выбирает то, что ему нравится, и толкует, как ему хочется. Исследователь должен стремиться объяснить информацию источников, причем в полном объеме, а не «переработать» ее.

К. В. Ламанов:
В любом случае источник не должен противоречить а) законам природы, б) законам тактики в частности и военного искусства в целом. При наличии противоречия доверие источнику может быть поставлено под сомнение, либо, как вариант, под сомнение может быть поставлено доверие к лицу анализирующему источник.

А кто будет решать, противоречит источник законам тактики в частности и военного искусства в целом, или не противоречит? Законы тактики в частности и военного искусства в целом сами вызывают множество споров.

К. В. Ламанов:
На вопрос «как римляне выдерживали многочасовые схватки на мечах?» можно дать прямой ответ – ни как. Ни каких многочасовых фехтований мечами не было.

Я согласен.

К. В. Ламанов:
рекомендую ознакомиться с описаниями Бородинской битвы или Полтавского сражения. Там все ясно и логично изложено. Присутствуют все виды боя – и кавалерийский, и огневой (в античности – метательный) и бои в лагерях (укреплениях), и рукопашные схватки и введение резервов из глубины. Аналогия с любой битвой любой эпохи. Аналогия верна – потому что в данном случае обсуждается не калибр мушкета или длина пилума, а законы тактики, правила и процедуры столкновения организационных структур (армий).

Аналогии из других эпох и регионов годятся далеко не для всех случаев – в другие эпохи и/или в других регионах армии имели совсем другой состав, войска были вооружены и организованы совсем по-другому, обучались другими методами, имели совсем другое качество дисциплины, их тактика была совсем другой, и сражения имели совсем другой характер. Поэтому аналогии из других эпох и регионов следует привлекать с большой осторожностью, всегда обращая внимание на существенные отличия. Иногда можно с пользой сравнить отдельные сходные построения, перестроения, маневры и типичные действия подразделений разных эпох и регионов, принадлежащих к одному и тому же роду войск и имеющих примерно одинаковые плотность строя и протяженность фронта, учитывая при этом все различия, но использовать в целом характер боя как полную аналогию для объяснения характера боя другой эпохи, да еще при этом игнорируя существенные отличия в составе, вооружении, дисциплине и тактике войск – на мой взгляд, совершенно ошибочный путь.

К. В. Ламанов:
Для сравнения тактических особенностей армий насчитывавших десятки тысяч человек действительно нет разницы между боем на мечах и копьях.

На мой взгляд, наличие или отсутствие оружия дистанционного боя уже вносит некоторую разницу, по крайней мере на уровне низшей тактики.

К. В. Ламанов:
Из статей, как Критика, так и Автора, к сожалению, не складывается общей картины развития военного дела ни Рима, ни Греции.

Моя статья и не имела такой задачи.

К. В. Ламанов:
различия в «военном деле» разных стран были, есть, и будут, даже в условиях высокой индукции военных идей и принципов современности, и относительной схожести вооружений. Указанные различия объективны и обусловлены в первую очередь социальными, экономическим и этническими условиями (так и подмывает написать – конкретно-историческими).

Это все понятно, но хотелось бы услышать что-то более конкретное. Если вооружение, построение и «большая» тактика греков и римлян отличались так существенно, если у них были такие разные противники, если описания их битв так отличаются, то не разумно ли будет сказать, что и на уровне малых подразделений и отдельных людей они сражались несколько по-разному? Тем более, что это хорошо видно в источниках.

К. В. Ламанов:
Греция (не эллинистический мир пост-александровской эпохи, а именно Эллада) так и не выросла из коротких штанишек полисных армий.

В Греции существовали большие и устойчивые союзы полисов, которые выставляли довольно большие союзные армии. До определенного момента Рим тоже был всего лишь полисом, членом Латинского союза полисов, причем в некоторый период в начале эпохи республики – скорее всего даже не главным полисом этого союза.

К. В. Ламанов:
Македонская фаланга высшее достижение Эллады (даже при том, что македонцы собственно греками-эллинами и не являлись). При этом Автор и Критик без труда, покопавшись в соответствующих источниках, найдут примеры, говорящие о том, что фаланга динамически развивалась. И Александровская фаланга не последний этап ее развития.

Но отдельной второй линии и существенных пехотных резервов так и не было.

К. В. Ламанов:
римское войско постепенно вернулось от разделенного строя к строю «стены» и доминированию тяжелой конницы на поле боя (в эпоху Константина и позже в Византии).

Не знаю, о какой «стене» речь. Если речь об описании построения римского войска в «Построении против алан» Флавия Арриана (начало II века нашей эры), то это построение было разработано для особого случая, а именно для отражения атаки многочисленной аланской конницы в узком проходе между холмами (тяжеловооруженные легионеры в одну линию, фланги этой линии уперты в склоны холмов, есть небольшие резервы, легкая пехота позади тяжелой и на холмах, конница позади пехоты), к тому же неизвестно, применялось ли оно в действительности. В описаниях битв IV века нашей эры, составленных Аммианом Марцеллином, видно, что римские военачальники располагали свою пехоту в несколько линий или оставляли сильные резервы, которые вступали в бой по мере необходимости. В этих описаниях также видно, что пехота в некоторых случаях вела метательный бой. Таким образом, в тактике римской пехоты IV века нашей эры совершенно ясно видно наследие тактики более ранних эпох.

К. В. Ламанов:
Проблема полемистов в том, что они не могут четко отделить зерна от плевел, а именно тактику в целом от использования войсками частных (отдельных) тактические элементов. Не могут описать динамику развития, как тактики, так и тактических элементов.

Первая претензия необоснована, а что касается второй – хотя я посчитал нужным сказать несколько слов о развитии тактики римских войск, я не ставил задачу показать динамику развития римской тактики в деталях.

К. В. Ламанов:
Очевидно же, что двух-легионное римское полисное войско очень сильно отличается от много-легионных армий Августа и Цезаря. Увеличение количества войск на поле боя коренным образом сказывалось как на длительности столкновений армий, так и на тактике указанных армий.

На тактике армий в целом – сказалось, и очень существенно, а вот сам способ ведения боя на уровне малых подразделений, судя по источникам, изменился не очень сильно.

К. В. Ламанов:
Приемы фехтования – вещи интересные, но маловажные в описании тактики стотысячных армий.

А меня интересовали в первую очередь именно вопросы тактики низкого уровня, потому что я считаю, что именно эти вопросы исследованы недостаточно и многие из них излагаются историками неполно, а некоторые и неверно. Оказалось, что не только мне это интересно.

К. В. Ламанов:
Победы Рима над греками обусловлены, в первую очередь, не различиями в построениях армий, а общим превосходством Рима над Грецией.

Я спрашивал не о причинах того, что Рим завоевал Грецию. Я спрашивал о связи разительных отличий в вооружении и построении пехоты с отличиями между основными способами ведения боя пехоты у греков и у римлян.

К. В. Ламанов:
Наполеон верно отметил, что «бог на стороне больших батальонов». Ни какие супер-построения и талант военачальников не могли дать победу в войне Греции. Яркий пример тому Пунические войны, где Рим проиграл «все битвы, кроме последней» и выиграл войну.

Ну почему же – если бы Александр Македонский не умер так рано, и если он взялся бы за завоевание Западного Средиземноморья, он имел много шансов подчинить Рим, к тому времени добившийся более-менее прочного господства только в центральной Италии. Знаменитый царь Пирр, используя почти все достижения эллинистического военного дела, нанес римлянам несколько поражений, и если бы он не переходил так легко и быстро от одной цели к другой, он тоже имел некоторые шансы на успех.

К. В. Ламанов:
Римский манипулярный строй и греческая фаланга развивались некоторое время параллельно. Фаланга – изобретение греков, давшее им преимущество в сражениях с «нерегулярными» народами, так же как и манипулярный строй – римлянам. Какие объективные причины могли заставить греков отказаться от такого удачного инструмента?

Но ведь нас уверяют, что у римлян когда-то тоже была фаланга, причем почти точно такая же или просто такая же, как у греков, и получается, что потом римляне почему-то от нее отказались. Вот я и спрашиваю: почему римляне отказались, а греки нет, несмотря на то, что греки прекрасно осознавали недостатки фаланги и знали о том, что в некоторых ситуациях построение с интервалами между отрядами и наличие резервов дают некоторые преимущества. Греки даже иногда применяли построение с интервалами и резервы, как рассказывает Ксенофонт, произведения которого были широко известны среди образованных греков, но эти отдельные случаи не стали у греков системой, а остались редкими исключениями. Ясного и четкого ответа на этот вопрос я не получаю, одни общие рассуждения. Впрочем, этот вопрос скорее риторический – я не верю в то, что у римлян когда-то была точно такая же фаланга, как у греков.

В завершение хочу сказать, что заметки К. В. Ламанова не вызвали у меня желание немедленно взяться за новую работу по истории римского военного дела.

Источник:

Жмодиков А. Л.