Сражения на море в ходе Сирийской войны (Хлевов А. А.)

Vae soli (Горе одинокому)

Столкновение интересов Селевкидов и Родоса — План Ганнибала по низвержению Рима — Переход Ливия Салинатора к Делосу — Маневры союзников и сирийцев — Битва при Корике и ее последствия — Хитрость Поликсенида и прорыв кораблей Павсистрата с использованием зажигательных приспособлений — Разброд в действиях союзников, «странная война» — Сражение у мыса Сиде — Пиратские и десантные операции сторон — Разгром флота Поликсенида при Мионнесе — Морская блокада Фокеи и конец войны.

В 190-170-х годах до н.э. внимание римлян было отвлечено войной с кельтиберскими племенам в Испании, в которой флот выполнял важные, но почти исключительно транспортные задачи. В то же время во второй половине 190-х годов стала отчетливо и неотложно вырисовываться сирийская проблема. Если быть предельно точным, она просто стала на повестку дня и должна была быть рано или поздно решена.

Интересы римлян и сирийского царя Антиоха III должны были неминуемо столкнуться. То, что столкновения до сих пор не произошло, следовало бы отнести на счет осторожности и изворотливости Селевкида. После временного «умиротворения» Македонии, держава Селевкидов стала сильнейшим государством эллинистического мира. Она однозначно и активно претендовала на гегемонию в Восточном Средиземноморье. Заняв своими войсками ряд областей Келесирии и Палестины, Антиох продиктовал Египту условия мирного договора. Вслед за тем он отвоевал несколько флотских баз на малоазийском побережье. Ему подчинился Эфес. На данном этапе он рассматривал как своего главного противника и перспективную добычу Пергамское царство. Готовя агрессию против него, Антиох заботливо окружал Пергам своими союзниками — он привлек в свой лагерь Каппадокию и галатов. Вслед за тем Антиох переправился во Фракию и завоевал греческие города по берегам Пропонтиды — те самые, на которые в свое время претендовал Филипп Македонский. Антиох повторил и шаг Филиппа по завоеванию Херсонеса Фракийского, блокировав Пропонтиду и перекрыв пути из Черного моря.

Фактически родосцы объявили войну Антиоху уже в 197 г. до н.э. И они, и Пергам страстно желали привлечь римлян к участию в этой войне, но тем вполне хватало проблем в Греции, где еще не закончилась война с Филиппом. Римляне вообще намекнули Антиоху, что готовы закрыть глаза на его агрессию в Азии при условии его невмешательства в дела Европы. Однако Антиоха это никак не устраивало. Очередной претендент на наследие Александра Великого уже почувствовал вкус побед и не мог остановиться. Ни Пергам, ни Родос такие отношения не устраивали, и они с нетерпением ожидали, когда же римляне все-таки ввяжутся в эту войну. Дипломатия Рима, во исполнение союзнических обязательств, требовала от Антиоха как оставления греческих городов, так и возвращения отнятых у Египта земель. Но царь и не думал этого делать. Более того, он в 195 г. до н. э. демонстративно и с огромным почетом принял у себя Ганнибала, сделав его своим советником. Ганнибал тотчас же начал разрабатывать планы войны с римлянами в расчете на союз с царем.

Вывод римских войск из Греции породил ряд конфликтов. Многие греки были недовольны римлянами. Однако последним удалось удержать ряд городов от выступления на стороне Антиоха. К тому же, путем поблажек Филиппу по поводу некоторых статей договора, удалось также удержать его в состоянии нейтралитета.

Война в Греции шла уже полным ходом. Спартанский тиран Набис, выступавший на стороне македонян и перед тем разгромленный союзниками, нарушил условия мирного договора, восстановил свой флот (у него было три «катафрак-та» и несколько кораблей класса лемб), начал войну с Ахейским союзом, захватил ряд прибрежных крепостей и осадил город Гитеум на побережье Лаконии, который удерживал ахейский гарнизон. Ахейцы вначале намеревались снова призвать на помощь римлян, потом решили обойтись собственными силами, что привело к анекдотическим последствиям. Они, в частности, как могли, восстановили тот самый бывший флагман македонского флота, что достался им в счет репараций. Этой квадриреме было порядка 80 лет, что явно было несовместимо не только с боевой службой, но и с содержанием судна на плаву близ стенки гавани. Тем не менее ахейцы, в числе прочих, послали в бой и эту посудину. Естественно, корабль просто развалился при первой же попытке атаковать флот лакедемонян. Однако, несмотря на победу в морском сражении, Набис, кроме захвата Гитеума, не имел других успехов ни на море, ни на суше, где скоро был бит ахейцами.

В войну ввязались этолийцы, рассчитывая на территорию Фессалии. В результате, разочарованные ходом событий, этолийцы обиделись на римлян и призвали в Грецию Антиоха, прося его освободить страну от «римского деспотизма». И Антиох все-таки десантировал в 192 г. до н.э. в Деметриаде 10 000 воинов, занял Халкиду, вторгся в Фессалию. Флотом Антиоха командовал весьма талантливый адмирал, изгнанный с Родоса Поликсенид. В составе флота царя насчитывалось около 200 транспортников и порядка сотни эскортных судов, из ни 40 тяжелых катафрактов и около 60 легких боевых кораблей. Ни греки, ни этолийцы не испытывали теперь уже радости от прибытия «союзника», а Филипп Македонский честно соблюдал условия договора с Римом. Родос, крайне недовольный вторжением, не имел достаточно сил, чтобы на равных противостоять такому флоту, поэтому ограничился пока обороной и бездействовал. Что касается римлян, то именно теперь они осознали угрозу, исходящую от сирийца. Его вторжение они расценили — быть может, и преждевременно, но вполне вменяемо — как создание плацдарма для последующей возможной высадки в Италии.

На 191 г. до н. э. были назначены консулами Публий Корнелий Сципион и Маний Ацилий Глабрион. Симптоматично, что были предприняты меры по усилению контроля за прибрежными водами Италии — видимо, вторжения всерьез опасались. В частности, Луций Валерий с двадцатью военными кораблями должен был патрулировать приморскую область от Пахина до Тиндарея. Претор Марк Юний ремонтировал старые корабли и набирал на них экипаж. Претору Гаю Ливию поручили с флотом из тридцати судов усилить контингент, базировавшийся в Греции. Туда же отсылалась и 20-тысячная армия пехотинцев, 2000 всадников и 15 слонов во главе с консулом Манием Ацилием Глабрионом. В формировании сил принял участие даже Масинисса, который выразил желание снарядить флот (!). Так что подготовка была затеяна вполне масштабная.

Ганнибал, прекрасно помнивший свою эпопею, носился с идеей переноса войны на территорию Италии. Его активность превосходила все пределы. На военных советах он разражался речами, требуя от Антиоха примерно следующего. По стратегическому замыслу Ганнибала, необходимо было вызвать в Грецию весь флот Антиоха. После этого, оставив в покое греческое побережье, Ганнибал предлагал разделить силы флота на две части. Одна из них должна была блокировать Коркиру и предотвратить возможность переброски римлянами подкреплений на Балканы. Вторая же часть флота отсылалась, согласно плану, в южноиталийские воды. Заняв положение в проливах между Италией и Сицилией и патрулируя воды Тирренского моря, т. е., фактически, зону ответственности остийской эскадры, корабли должны были обеспечить превосходство на море и подготовить высадку десанта в Италии. Ганнибала выслушали, всецело одобрили и даже послали Поликсенида за флотом. Но в реальности план карфагенянина выполнен не был.

Тем временем Маний Ацилий Глабрион действовал в Греции вполне успешно, заставив Антиоха отступить из Фессалии и выбив его из Фермопильского прохода (он, кстати, воспользовался тем же самым обходным путем, по которому персидский отряд зашел в тыл к спартанцам в далеком уже теперь 480 г. до н. э.). При отступлении Антиох потерял значительную часть своей армии и был вынужден вернуться в Азию. Римляне, вынудив царя к подобной ретираде, были намерены сплавать за ним и в Азию.

В те же дни сражения при Фермопилах префект римского флота Авл Ати-лий застиг в море царские корабли, миновавшие с большим грузом провианта пролив Андрос. Часть судов была потоплена, часть захвачена, и лишь немногие вернулись назад, избежав печальной участи, но не выполнив и задания.

Римский сенат принял масштабную кораблестроительную программу, предусматривавшую строительство сотни новых кораблей. Часть ее возлагалась на союзников. Однако выполнение этой программы пробуксовывало и отставало от графика.

Заслуживает внимания экспедиция Гая Ливия Салинатора. Его эскадра из 50 палубных кораблей (в основном старой постройки, еще ветеранов Второй Пунической войны примерно 15-25-летнего возраста) вышла из Рима в Неаполь, куда должны были собраться ожидаемые от союзников суда. Соединившись с ними и приняв их под свое командование, Ливии прошел Мессинским проливом, захватив по пути еще шесть кораблей, посланных Масиниссой, а также суда ло-крийцев и регийцев. С этим-то флотом он последовал на Коркиру. Узнав, что консул, царь и флот — все находятся под Фермопилами, Ливии двинулся туда же, огибая Пелопоннес. Разорив по пути Саму и Закинф, он присоединил три судна царя Эвмена к своему флоту и вскоре в Пирее принял под командование переданные Авлом Атилием еще 25 кораблей. Завершив этот, вероятно, самый беспрецедентный в истории римского флота маневр с собиранием кораблей, Гай Ливии оказался во главе флотилии из 81 тяжелого корабля и множества легких— как сторожевых, без ростров, так и таранных — легких, но беспалубных. С этой эскадрой он пошел на Делос.

В тот период (191 г. до н.э.) римлянам не всегда сопутствовал успех. Они не смогли отбить Халкиду, не сумели заблокировать в Деметриаде эскадру сирийских судов и понесли заметные потери под Эвбеей. Поэтому Ливии стремился к перелому ситуации на море — сейчас это было жизненно важно.

Главной задачей, стоявшей перед римским флотом, были охрана и снабжение той армии, которая должна была двинуться в Азию по суше, вдоль фракийского побережья. Эвмен, обеспокоенный, естественно, прежде всего судьбой собственного царства, предложил Ливию решить эту задачу, перебросив флот через Делос к пергамской военной базе на Элее, откуда исключительно удобно было контролировать все водное пространство малоазийской акватории, а также охранять Геллеспонт и сам Пергам.

Ливии согласился на это. Он совершил внезапный бросок с флотом через Эгейское море. В результате Поликсенид покинул район пролива. Родосцы, в свою очередь, убедились в том, что римляне действительно готовы сражаться в восточных водах. Родосский флот в числе 25 кораблей под командованием Пав-систрата немедленно отправился к острову Самос для соединения с римским флотом. С этого союзного острова, имевшего две укрепленные гавани, родосцы также с успехом могли следить за судами, выходящими из гавани Эфеса. Ливии, пожалуй, больше заботился не о соединении с флотом союзников, а о скорейшем достижении Элей. Однако ветром его корабли были отнесены в сторону Хиоса, к которому он, отложив рандеву с Павсистратом, пристал, решив пополнить запасы провизии и воды.

Поликсенид толково наладил службу оповещения, и ему сразу доложили о приближении эскадры Ливия. Извещенный об этом Антиох, который в то время был уже у Геллеспонта, бросил все дела и, собрав все свои имевшиеся таранные корабли, ушел в Эфес, где стал совещаться со своими приближенными: не следует ли немедленно выйти в море и дать римлянам морское сражение?

Поликсенид уверял, что медлить ни в коем случае нельзя и следует дать сражение раньше, чем с римлянами соединится флот Эвмена и Родоса. В настоящий момент сирийский флот незначительно уступал римскому в численности, но был новее его и превосходил почти во всем: и в скорости кораблей, и в разнообразии установленных на нем боевых машин и приспособлений. Считая римские суда неповоротливыми и неумело сработанными, Поликсенид отметил, что они еще и нагружены припасами. А сирийцы будут действовать в своих водах и смогут держать на кораблях только необходимое — войска и оружие. Они прекрасно знают здешнее море, береговую линию, направления господствующих ветров; противнику в этом смысле куда как тяжелее. Потратив два дня на подготовку флота, на третий день Поликсенид вышел в море навстречу врагу.

По старой традиции эллинистических монархов Антиох не собирался сам командовать флотом и остался на берегу. Флот пошел к Киссунту — гавани эритрей-цев.

К римлянам, тем временем, примкнул Эвмен —с 24 палубными и примерно тремя десятками открытых кораблей. Всего в союзном флоте было 150 палубных судов и около полусотни открытых. Состоявшаяся битва известна как сражение при Киссунте, или Корике.

Поликсениду донесли о приближении флота врага, и он обрадовался случаю наконец вступить в сражение. То ли самоуверенность, то ли незнание тактики римлян, которые после первых сражений Первой Пунической всегда и везде обычно в первую очередь стремились превратить морское сражение в сухопутную рукопашную резню, помешали Поликсениду выбрать правильную тактику. Он начал совершать весьма замысловатые маневры, вероятно, стремясь захватить противника в клещи. Левое крыло он повел сам, направив его в открытое море, капитанам кораблей правого крыла он приказал растянуть свои суда вдоль суши.

Зато на римлян эти весьма, вероятно, толковые и изящные перестроения не произвели желаемого впечатления. Они просто шли и шли вперед на противника, всего лишь сомкнув ряды и увеличив плотность построения в ордере. Ливии приказал убрать паруса и снять мачты. Затем, когда корабли римлян выстроились по тридцать в линию, на них подняли носовые паруса — спинакеры. Они позволяли судну двигаться при попутном ветре и увеличивали маневренность и скорость судов. Ливии отошел мористее и приказал судам перестраиваться так, чтобы атаковать прежде всего правое крыло сирийцев. Перед римским флотом шли три пунийских союзных корабля от Масиниссы, а навстречу им —три царских. Силы были неравны, и сирийцы искусно зажали один из кораблей, обломав ему весла с обеих сторон, а затем взяли его на абордаж. Второй дрался один на один, но отступил, увидев поражение товарища.

Разъяренный Ливии бросил свой корабль в бой против тех самых двух кораблей, что ломали весла пунийцу. Пытаясь повторить маневр, они также устремились к его кораблю. Ливии приказал опустить весла в воду и табанить. Остановив корабль, он приказал захватывать корабли сирийцев уже знакомыми нам «железными руками». «Воронов» на кораблях опять не было, но захваченные корабли римляне без проблем взяли на абордаж — причем оба и довольно легко. В результате началось общее сражение двух линий судов. Эвмен, подоспев позже всех и видя, что Ливии напал на левое крыло неприятеля, взял на себя правое.

Вскоре на левом крыле началось самое настоящее бегство; Поликсенид, заметив это, также поднял передние паруса и бросился бежать. За ним вскоре последовали и сражавшиеся вблизи берега сирийские корабли. Римляне и Эвмен налегали на весла, стремясь догнать беглецов. Но те шли налегке и удирали столь быстро, что союзные гребцы начали выдыхаться, и вскоре Ливии прекратил преследование.

Римляне потопили в этом сражении 10 вражеских кораблей и еще 13 захватили вместе со всей командой. По данным источников, римляне потеряли единственный карфагенский корабль в начале боя и, даже если эти данные занижены, победа была полной.

Поликсенид остановился, только ворвавшись в гавань Эфеса. Римский флот на следующий день покинул место сражения и отправился в Эфес; будучи на подходе, он встретился с флотом палубных кораблей родосцев числом 25 под командованием Павсистрата. Затем, достигнув гавани Эфеса, они блокировали ее. В результате противники союзников вынуждены были признать свое окончательное поражение. После этого римляне ушли курсом на Хиос, а союзники разошлись по своим портам. Приближалась зима, поэтому Ливии приказал вытащить суда на берег под Канами (одна из вспомогательных пергамских баз) в Малой Азии и обнести лагерь валом для зимовки.

Антиох все еще надеялся предотвратить перенесение военных действий в Азию, блокировав дорогу через Фракию. Пользуясь зимой, он спешно достраивал заложенные в предшествующем году новые корабли — Ганнибала, выполнявшего при нем роль неофициального военного советника, он отправил с этой целью в Финикию, где находились его главные судостроительные мощности, а Поликсенид тем временем спешно ремонтировал флот в Эфесе.

Антиох надеялся начать кампанию на море и объединить свой флот прежде союзников. Но и они не дремали.

Римляне продолжали развивать свою судостроительную программу. Трем легатам — Сексту Дигитию, Луцию Апустию и Гаю Фабрицию Лусцину — поручили вновь собрать у союзников заказанные корабли и перевести их в Брундизий. Флоту был дан новый командующий — Луций Эмилий Регилл. Вместе с тем был отдан приказ и еще одному командиру — Луцию Аврункулею — подготовить дополнительно тридцать квинкверем и двадцать трирем, поскольку ходили слухи, что Антиох значительно увеличил свой флот.

Весной 190 г. родосцы отправили на север 36 кораблей под командованием Павсистрата (на этот раз они не опаздывали, а наоборот, опередили всех), а Ливии вышел со всем своим флотом и частью флота Эвмена к Геллеспонту, где намеревался разрушить ряд укреплений противника и расчистить дорогу для римской армии —быть может, несколько и преждевременно, поскольку ей предстояло воспользоваться этим маршрутом не раньше, чем в следующем году. Оставив 10 кораблей на стоянке напротив Абидоса, Ливии направился с остальным флотом осаждать Сеет.

Поэтому сложилась весьма опасная для союзников ситуация: Родос остался без поддержки, один на один с Антиохом, против всего сирийского флота. Поликсенид воспользовался этим и решил заманить родосский флот в ловушку. Павсистрат, его соотечественник, отзывался о нем презрительно, и Поликсенид был оскорблен еще и лично. Он послал к Павсистрату послов, сообщая, что готов выдать ему весь царский флот или, по крайней мере, большую его часть в обмен на право вернуться на родину. Предложение было слишком заманчивым, но и опасным. Когда Поликсенид в присутствии павсистратова гонца лично написал подтверждение и запечатал его своей печатью, Павсистрат, наконец, поверил. В самом деле, его визави оставлял такие улики, которые неминуемо привели бы его на эшафот, узнай об этом Антиох.

Родосский флот в это время базировался на Самос, в гавани Панорма, откуда Павсистрат продолжал следить за Эфесом. Договорились и о технике измены: Поликсенид оставит все приготовления, и на кораблях будет некомплект гребцов и матросов. Часть судов вытащат на берег или отошлют в другие порты, оставив лишь некоторые в гавани Эфеса. Многих гребцов отослали в Магнесию, чинили причалы и вообще создавали видимость полного разброда и неготовности. Павсистрат последовал примеру Поликсенида и разослал с поручениями часть своих кораблей.

Пойманный на Самосе воин Антиоха рассказал на допросе правду, однако Павсистрат уже настолько уверовал в удачу, идущую в руки, что не придал значения сведениям пленного.

Поликсенид действительно вытащил большую часть своих судов на берег около Эфеса, однако в назначенное время тайно вызвал гребцов обратно, спустил на воду суда, сразу после захода солнца с 70 палубными и несколькими десятками легких судов двинулся против родосцев. Кроме того, он заключил союз с пиратом Никандром, который с пятью палубными кораблями должен был ночью высадить своих людей у Панорма в тылу у родосцев. Разделив свой флот на два отряда, он попытался взять гавань Панорма в клещи.

Сирийский флот появился у входа в гавань на рассвете, когда было еще темно. Павсистрат быстро взял себя в руки и повел воинов и моряков на образующие гавань полукруглые мысы, пытаясь удержать порт на суше. Но тут с тыла напали пираты Никандра, принятые родосцами за десант гоплитов Антиоха. Павсистрат немедленно приказал отступать на корабли и прорываться из гавани.

Расположенные по обеим сторонам бухты снятые с судов метательные машины открыли огонь по сирийским судам. Это был блестящий пример использования береговой артиллерии в классическом, почти современном, ее понимании. Около двух десятков судов Павсистрата уже были захвачены на берегу. Остальные, гребцы которых налегали на весла, устремились к выходу из гавани. Сирийцы, ловя ускользающую добычу, отыгрались на флагмане противника. Корабль Павсистрата был пронзен таранами трех кораблей и затонул вместе с командой и героическим навархом. Та же участь постигла и многие другие суда родосцев. Лишь пяти кораблям с Родоса и двум с Коса (из 27) удалось уйти.

Их спасение было следствием изобретения Павсистрата, блестяще примененного в этом бою. На носах кораблей укреплялись длинные шесты с металлическими крюками на концах. На крюках подвешивались железные корзины с горючими материалами, в которых и разводился огонь. Будучи безопасным для собственного корабля, такое приспособление, оказываясь над палубой, корпусом или снастями противника, почти неминуемо поджигало его — тем более, что этим шестом можно было управлять и стряхивать зажигательную смесь на вражеский корабль.

Это страшное поражение союзников заставило Ливия прервать бесполезную геллеспонтскую экспедицию. Корабли нуждались в ремонте, людям не хватало продовольствия — поддерживаемые Антиохом пираты перехватывали шедшие из Италии транспорты с припасами. Известие о поражении родосцев вызвало мятеж в Фокее, где оставались четыре римских корабля. Собрав свой флот (вместе с кораблями, спущенными на воду в Канах) и дождавшись Эвмена, Ливии ушел на Самос.

Родосцы буквально за считанные дни восстановили свои силы, преисполненные гневом на предательство и скорбящие о гибели цвета своего флота. За несколько дней было отстроено или оснащено 20 новых квадрирем; суда укомплектовали экипажем и назначили командовать флотом Евдама. Родосский флот соединился с римским у Самоса, причем по пути туда римлян едва не перехватил Поликсенид. Поликсенид устроил засаду у острова Макрис: он хотел атаковать суда, отбившиеся от строя проходящей на Самом эскадры. Однако ветер крепчал, и он сам побоялся выходить в море. Противники простояли у острова Эфалия, не решившись напасть друг на друга. В открытом бою Поликсенид не рисковал нападать на римлян, и укрылся в Эфесе. Ливии попытался разорить окрестности этого города и пополнить запас провианта, но его солдат атаковали эфесяне, и они вернулись ни с чем.

Наконец, Ливия сменил Регилл. Напоследок спросили совета Ливия, и он предложил затопить на входе в бухту Эфеса грузовые корабли, заполненные песком, дабы запереть врага в гавани. Однако этот совет отвергли — вряд ли противник позволил бы беспрепятственно это сделать, к тому же мог поднять корабли, а сам получил бы передышку. Четкого плана действий не было ни у кого — ни у римлян, ни у союзников. Родосцы почти восстановили численность своего флота. Они встретили Регилла в Пирее, откуда он направился на Хиос, оставив у берегов Греции 18 кораблей для борьбы с пиратами, угрожавшими римским транспортным коммуникациям.

Родосцы предложили захватить Патару, укрепленный город на азиатском берегу, до войны им же и принадлежавший. Он располагал удобно и хорошо защищенной гаванью, из которой вполне можно было перехватить идущий с юга, из Финикии, к Поликсениду флот Антиоха. Регилл в целом одобрил план, но категорически отказался разделять свой флот. Он выделил для этой операции лишь две квинкверемы под командованием все того же Ливия. Для операции, вместе с четырьмя родосскими квадриремами и двумя афрактами, удалось набрать только 11 кораблей. Вообще операция сразу не задалась: потерян был из-за плохой погоды элемент внезапности. Гарнизон сделал вылазку, которую союзники отбили. Однако не стоило и думать о штурме крепости с таким контингентом. В результате Ливии отпустил родосцев и, не заходя на Самос, отбыл сначала в Грецию, а затем в Италию. Регилл был крайне разозлен этим неудачным сражением. Он предпринял ряд довольно бессмысленных действий, явственно свидетельствовавших о недостаточности его талантов как флотоводца.

Региллу упорно не везло, однако причиной этого невезения был в первую очередь он сам. У него не было ни четкого стратегического плана действий, ни ясного представления о роли флота в этой войне. В силу этого боевые подразделения римских кораблей распылялись и привлекались в основном для решения второстепенных, хотя и объективно важных, задач. Первостепенной целью как римского, так и союзнического флотов были, по мнению Регилла, набеговые действия против береговых группировок противника и его населенных пунктов. Регилл увел весь вверенный ему флот с Самоса, предоставив Поликсениду полную свободу действий, затем совершил несколько рейдов на побережье и, наконец, подошел к Лориме — ближайшему к Родосу порту на материке. Его собственные трибуны неодобрительно высказывались о планах своего командира, предвидя, что противник наверняка воспользуется сложившейся ситуацией. Так и произошло. Сын Антиоха, Селевк, атаковал сперва пергамскую морскую базу в Элее, а затем двинулся на Пергам.

Естественно, Эвмен, как только получил известие о приближении врага к своей столице, немедленно вернулся в Пергам и увел с собою все свои корабли. Римляне и родосцы вынуждены были последовать за ним хотя бы только для того, чтобы не дать противнику уничтожить по пути весь пергамский флот, который в одиночку вряд ли мог противостоять сирийцам.

Антиох тем временем подошел к Элее со всей своей армией и предложил собравшимся там союзникам начать переговоры о мире. Однако царь по какой-то причине не воспользовался чрезвычайно выгодным для себя моментом — ведь взятие Элей или Пергама однозначно приводило к перелому в войне и ставило под удар планы римского и союзнического вторжения в Азию. Флот Поликсе-нида вполне мог запереть весь союзный флот в гавани Элей (этот вопрос был предметом жарких споров в союзнической ставке: римляне и слышать не хотели о такой возможности, а родосцы, напротив, очень ее опасались).

Регилл, как мог, затягивал переговоры, обоснованно ссылаясь на то обстоятельство, что он не уполномочен подписывать какие либо соглашения до прибытия консула (вместе с консулом, как знали, должна была прибыть и армия). Повисла странная пауза, всего менее объяснимая с точки зрения сирийского царя: Антиох ни на чем особо не настаивал, как и не предпринимал никаких действий под Пергамом. Поликсенид оставался в Эфесе и тоже практически бездействовал.

Регилл предпринял еще одну неудачную попытку захватить Фокею. Римский флот вместе с кораблями Эвмена и родосцев отправился в Митилену. После этого рейда он ушел в Фокею, где союзники десантировали войска у острова, именуемого Вакховым, и предались грабежам окрестностей. Разгрому и расхищению подверглись многочисленные храмы, до той поры не страдавшие от войны и оттого особенно богатые. Потом, подойдя к самому городу, войска начали штурм. Однако прибывшее к горожанам и войскам подкрепление изменило баланс сил, и союзники вынуждены были отступить обратно на корабли.

После этой не слишком успешной операции союзники начали всерьез готовиться к переправе в Азию. Эвмен ушел домой готовить все необходимое для переправы через Геллеспонт консула и войск, а римляне и родосцы двинулись к Самосу. Престиж Регилла был весьма низок, и союзники в каждом удобном случае предпочитали действовать самостоятельно. Эвдам, забрав с Самоса 13 родосских квадрирем, одну квинкверему с Коса и одну — с Книда, вернулся на Родос, чтобы стоять там на страже в ожидании вражеского флота, который, по слухам, плыл из Сирии. К моменту его возращения уже было получено известие о выходе в море флота Ганнибала — за пару дней до прибытия Эвдама против него были отправлены 13 родосских квадрирем под командованием Памфилида. Эвдам поспешил на юг вслед за ним и настиг флотилию Памфилида у Меги-сте, где принял командование объединенным родосским флотом. Тем временем родосцы, используя еще четыре корабля, охранявшие побережье Карий, отбили осаду Дедал и ряда других укреплений Переи, осаждаемых войсками Антиоха.

Фаселида, область, лежавшая на границе Ликии и Памфилии, образовывала далеко выступающий в море мыс, издали видный морякам и служивший ориентиром. От нее море также отлично просматривалось, поэтому лучшего места для засады не было — там и расположился родосский флот. Однако нездоровый климат этой местности и неподходящее время года (самая середина лета) привели к настоящей эпидемии. От лихорадки и разного рода инфекционных болезней вскоре страдало огромное количество членов экипажей, и в первую очередь гребцов. Поэтому флот немедленно перебазировали в устье реки Эвримедонт. И уже здесь Эвдам узнал от местных жителей, что флот противника стоит у мыса Сиде. Безраздельно господствовавшие в этот период западные ветры серьезно тормозили продвижение сирийского флота и были на руку родосцам. Они встретили противника у мыса Сиде. Сирийцы также знали от береговых жителей о близости флота противников. На рассвете оба флота вышли из своих гаваней и двинулись навстречу судьбе.

Несмотря на то, что родосцы высылали вперед разведывательные суда, встреча была неожиданной для обеих сторон —оба флота шли в походном строю и огибали мыс, когда внезапно увидели друг друга. Сирийцы имели преимущество, так как уже были выстроены в боевой порядок. Они имели в этом бою небольшой численный перевес. У родосцев были тридцать две квадриремы и четыре триремы. Флот противника включал тридцать семь больших судов, в том числе три «семерки» (гептеры) и четыре «шестерки» (гексеры), а также десять трирем. Левым («царским») крылом командовал сам Ганнибал, правым, находившимся ближе к берегу, — Аполлоний, один из приближенных Антиоха. У родосцев во главе строя шел корабль Эвдама, замыкал строй Хариклит, а серединой командовал Памфилид.

Чтобы предотвратить окружение родосского флота и дать ему время на перестроение, Эвдам решился на смелый шаг —на глазах у противника развернуть кильватерную колонну по фронту. Это перестроение не обошлось без накладок. Его флагман и четыре корабля сопровождения покинули строй и атаковали левый фланг противника. Но Эвдам, второпях не слишком далеко выйдя в море, уже начал разворачиваться к атаке, поэтому следовавшие за ним суда всего строя не успели повторить этот маневр — у них было недостаточно пространства для крутого разворота. Маневр запоздал и оказался скомкан, поэтому когда корабли, замыкавшие колонну, еще только готовились к встрече с противником, на правом фланге уже давно шел бой.

Родосцы имели неоспоримое преимущество в скорости и маневренности, их команды были лучше обучены, да и сама конструкция их квадрирем давала им преимущество при лобовой таранной атаке. Основными способами поражения в этом бою стали таранные удары в скуловую часть корпуса или сбивание весел по борту. Многие корабли, прорвав строй противника, выполняли повторную атаку на догонных курсах и таранили суда сирийцев в кормовую оконечность.

В первые же минуты боя одна из сирийских гептер на правом фланге была выведена из строя таранным ударом небольшого родосского судна и вскоре захвачена; несколько вражеских кораблей лишились весел — гораздо более маневренные родосские корабли обламывали их таранами, прорываясь сквозь строй.

Довольно скоро правый фланг сирийцев дрогнул и обратился в бегство. Эвдам на флагмане был оттеснен в открытое море и почти окружен отрядом самого Ганнибала, но спас свой корабль. У родосцев была блестяще поставлена сигнальная служба, и знаки, подаваемые флагами на мачтах, были видны очень далеко, а с дисциплиной все было в порядке. Поэтому, когда на мачте флагмана взвился сигнал сбора всего флота, подоспевшие с левого фланга и уже обратившие противника в бегство родосские суда едва не окружили самого Ганнибала, и тот вынужден был дать сигнал к отступлению. Родосцы и рады были преследовать противника, но сказались последствия повальных болезней: большинство гребцов было не в состоянии в течение длительного времени налегать на весла. Несколько получивших тяжелые повреждения крупных кораблей царского флота — в том числе и флагман Ганнибала — были взяты на буксир легкими беспалубными кораблями; двадцать с небольшим сирийских кораблей, наименее пострадавшие в схватке, также покинули место сражения. Флагман Эвдама также получил серьезные повреждения, но он, не в силах совладать с соблазном, отправил Памфилида и Хариклита вдогонку за противником. Те какое-то время преследовали его, однако когда флот сирийцев приблизился к суше, стали опасаться, что ветром их может прибить к вражескому берегу, и прекратили преследование. В результате родосцы не столько радовались победе, сколько жалели потом об утраченной возможности перетопить или захватить весь флот противника.

Самым ценным трофеем (и одним из немногих) оказалась гептера, захваченная в самом начале сражения. Однако важнее всего было другое. Ганнибал был настолько шокирован внезапным и профессиональным разгромом своей флотилии, что совершенно впал в отчаяние и просто перепугался. Он не отважился плыть вдоль берега Ликии, несмотря на то, что это сильно сокращало путь к точке рандеву с остальным царским флотом. Более того, Ганнибал, достигнув гавани базирования, так до конца войны и не покидал ее со своим флотом. Таким образом, поражение при Сиде исключило эскадру Ганнибала из боевых действий в этой войне.

Эвдам, ведя трофей на буксире и в сопровождении семи больших кораблей, вернулся на Самос, к римскому флоту. Он оставил Хариклита с 20 таранными кораблями близ Патар у острова Мегисте — на тот случай, если Ганнибал снова попытается прорваться на север. Регилл, верный своей практике пиратских набегов на побережье, в это время планировал еще одну экспедицию в Геллеспонт, и Эвдаму стоило большого труда убедить его от нее отказаться — находившихся там кораблей Эвмена было вполне достаточно для решения задачи, а перед союзниками стояли более насущные проблемы. Нужно было решать проблему с Поликсенидом, засевшим в Эфесе, а также налаживать конвойную службу для проводки транспортов с провиантом и подмогой.

Антиох в это время отправился в Эфес проводить смотр флоту. Тот стоял в Эфесе уже давно и был, как казалось, в полной готовности. Антиох не был «морским царем», да и в текущую войну его дела на море складывались не слишком удачно, однако флот оставался, тем не менее, его единственной надеждой в данное время: он прекрасно понимал, что его армия не выдержит удара римской армии, коль скоро та окажется на территории Азии. Этому необходимо было во что бы то ни стало помешать. Антиох вновь задумал морское сражение. Демонстративно осадив города Колофон и Нотий (которые находились близ Эфеса и служили прибежищем для союзнической агентуры), Антиох рассчитывал выманить римлян в море и дать бой. С этой целью в море вышел флот Поликсенида.

Эмилий Регилл на Самосе тем временем страдал от бездействия. Эвдам настойчиво внушал ему, что надо забыть о Геллеспонте, где флот Эвмена отлично справляется с задачей прикрытия переправы, что гораздо почетнее как вызволить из осады союзников, так и повторно разгромить однажды уже битый флот и тем самым окончательно вырвать у врага из рук господство на море.

Римляне использовали Хиос как конечную точку для конвоев из Италии. С Самоса приходилось плавать туда за припасами. В очередной раз, когда запасы пищи на базе стали подходить к концу, Регилл получил от агентуры известие, что транспортные суда с грузом вина из Италии задерживаются, но что жители Теоса заготовили пять тысяч амфор вина для флота Антиоха. Решив перехватить этот ценный груз, Эмилий Регилл с полпути отправился на Теос, по дороге встретил пятнадцать легких пиратских судов, союзников Антиоха, и, преследуя их, едва не посадил весь свой флот на рифы у мыса Мионнес, где укрылись пираты. Те возвращались со всевозможной добычей, разорив побережье Хиоса, и, завидев римлян, ударились в бегство, держа ближе к берегу. Их корабли были легкими, маневренными и никак не могли стать добычей римлян, к тому же последние совершенно не ориентировались в прибрежных водах, в которые пираты их успешно завлекли. Высокие, подмытые морем, скалы Мионнеса, под которыми укрылись пираты, не давали римлянам даже приблизиться к ним без опасения в щепки разбить свои суда. К ночи Эмилий Регилл отказался от бесполезного преследования и, пристав в гавани на Теосе, отправил войска разорять окрестности.

Здесь, в гавани Герестик, пока Эмилий Регилл выяснял отношения с местными жителями, обещая прекратить грабеж, если они поставят вино не Антиоху, а римлянам, их и попытались застичь врасплох корабли Поликсенида. Ему стало известно— вероятно, от тех же самых пиратов, что римляне стоят в гавани на Мионнесе. Скрытно подойдя, он бросил якорь напротив Мионнеса, в бухте на острове Макрис, совершенно закрытой с моря и скрывавшей его корабли. Поликсенид предвкушал разгром всего римского отряда кораблей. Он рассчитывал применить уже один раз блестяще сработавший прием и захлопнуть ловушку. Гавань Герестик напоминала гавань Панорма в миниатюре. Два мыса, выдаваясь в море, сходились на концах, так что в этот проход едва могли пройти два корабля разом. Однажды два римских корабля едва не сломали при подобном маневре друг другу весла. Эвдам указывал на это Эмилию Региллу и предостерегал от возможных последствий.

Поликсенид уже решил действовать. Он отдал приказ в грядущую ночь выставить по десять кораблей у мысов с тем, чтобы они с двух сторон нападали сбоку на выплывавшие суда, а с остальных кораблей высадить десант на берег и одновременно напасть на противника как с суши, так и с моря. Его замысел был безупречен, но вмешался случай. Именно в эту ночь римляне получили согласие от теосцев выдать вино и сочли более удобным перевести флот в городскую гавань для погрузки продовольствия на корабли. К тому же союзники опасались и армии Антиоха, находившейся на суше неподалеку оттуда. Так что флот перебазировался, и моряки сошли на берег, собираясь грузить вино и провиант. И тут около полудня в ставку претора привели какого-то поселянина, который сообщил, что у острова Макрис уже второй день стоит некий флот в состоянии полной готовности — вроде бы он вот-вот готовится отплыть.

Началась страшная неразбериха. Трубачи оглашали воздух сигналами к возвращению на корабли; командиры бросились в город за своими подчиненными, в то время как те нестройными толпами бежали обратно в порт, к кораблям. Паника продолжалась и в порту, когда многие из прибывших в спешке не могли отыскать свои корабли или мешали друг другу, карабкаясь на борт. Однако вскоре дисциплина была восстановлена, и флот был приведен в боевую готовность. Эмилий Регилл сам на своем корабле, первым выйдя на рейд, перехватывал как попало отходившие от берега суда и выстраивал их в линию. Эвдам также отвел свой флот от берега и постепенно выстроил его в боевой порядок. Первые корабли развернулись и под командованием претора вышли в море. Замыкали боевой порядок колонны родосские корабли. Флот был как раз на середине пути между Мионнесом и мысом Корик, когда с кораблей заметили флот противника. Корабли Поликсенида шли строем сдвоенной колонны, попарно. Они также заметили противника и развернулись в боевой порядок. Их левое крыло было сильно растянуто в расчете охватить правое крыло римлян и зайти ему в тыл.

Небольшой численный перевес вновь был на стороне царского флота. У Поликсенида в строю находилось 89 боевых кораблей, в том числе три гексеры и две гептеры. Римляне и родосцы располагали в общей сложности восемью десятками кораблей, из которых римских было 58, а родосских — 22.

Сирийцы раньше начали перестроение, к тому же они превосходили эскадру Регилла и Эвдама по числу вымпелов. В силу этого вражеский флот имел все основания рассчитывать на охват колонны противника. Однако Эвдам, заметив эту опасность, приказал своим родосцам приналечь на весла, и их более быстроходные корабли, выскочив вперед, сравняли строй с разворачивающимися для атаки римлянами. Более того, Эвдам взял на себя атаку вражеского флагмана, направив свой корабль на судно Поликсенида.

Шеренги кораблей сошлись одновременно в этом ярком, логичном и без преувеличения красивом бою. Союзный флот качественно превосходил противника. Римляне были впереди в крепости корпусов своих кораблей и, безусловно, в выучке и доблести своих легионеров, бывших на борту. Но и римлян безусловно переигрывали в скорости хода, искусстве кормчих и опытности гребцов родосские корабельщики — а ведь каждый третий корабль союзников принадлежал им. Но самым страшным оружием нападающих родосских кораблей стали зажигательные устройства Павсистрата. Опробованные в Панорме, когда только благодаря им из ловушки спаслись хотя бы немногие родосские корабли, теперь они были применены вновь и принесли победу. Кормчие царских кораблей, в ужасе перед этими корзинами с огнем, нависавшими над носовыми оконечностями родосских судов, заставляли свои корабли буквально шарахаться от противника. Сирийцы уклонялись от лобового столкновения, на которое дерзко и умышленно шли их противники, и, в результате, подставляли их таранам свои борта. Несколько кораблей все же попытались совершить лобовой таран, однако, даже нанеся удар, они немедленно оказывались охваченными огнем. Ужас, который внушала перспектива подпалить свой корабль, который почти сразу вспыхивал факелом, заставил остальные корабли Поликсенида раз и навсегда забыть о своем главном тактическом оружии и больше думать о том, как увернуться, чем о том, как напасть самим. Однако маневр уклонения, как мы сказали, также приводил к почти неминуемой потере судна.

Не менее важную роль сыграли и римские корабли, верные своей таранно-абордажной тактике. Пользуясь доблестью своих воинов, корабли Эмилия Регилла довольно скоро захватили или потопили несколько кораблей в середине строя противника и прорвали его центр. Это и решило исход схватки. Прорвав строй, римские корабли развернулись, охватывая остатки центра и левое крыло сирийцев. Удар в тыл, на соединение с родосскими кораблями, решил все дело. Выдержать его было выше сил флота Антиоха. В несколько секунд положение его стремительно ухудшилось, когда стали идти ко дну один за другим царские корабли. Запаниковало и правое крыло сирийцев, перепуганное страшными потерями своих товарищей. Флагман Поликсенида, выходя из схватки, поднял паруса и пустился наутек. Видя это, оставшиеся на правом крыле суда сирийского флота, поспешно ставя малые передние паруса, также ударились в бегство. Ветер им благоприятствовал, и они, похоже, не останавливались в своем бегстве до самого Эфеса.

Потери сторон были несопоставимы. Флот Поликсенида потерял 42 корабля! Из них 13 были захвачены римлянами или родосцами, а 29 отправились на дно Средиземного моря или сгорели на его волнах. Таким образом, потери сирийцев составили чуть менее половины корабельного состава эскадры. Римляне не потеряли потопленным ни одного судна, однако два корабля были повреждены так, что не подлежали восстановлению и, следовательно, должны быть списаны в безвозвратные потери. Еще несколько римских судов получили пробоины, однако не слишком тяжелого характера. Родосцы не имели бы безвозвратных боевых потерь, если бы не трагикомический и чрезвычайно показательный для понимания термина «воинская удача» случай. Один из родосских кораблей пробил своим тараном сидонский (палестинский) корабль. Однако от удара якорь сидонца выпал и зацепился одной из своих заостренных лап за борт родосского судна. Родосцы засуетились, пытаясь отцепить вражеское судно. Однако якорный канат, который к тому же еще и запутался среди частокола весел родосца, резко натянулся, снеся и поломав их с одного из бортов. Ставший неуправляемым и беспомощным корабль был захвачен уже, казалось бы, почти потопленным противником и уведен на буксире в качестве трофея.

Можно было считать, что война на море закончилась. Фактически лишившись флота, Антиох вынужден был отказаться от всех своих владений за Геллеспонтом. Перепуганный царь, отлично понимая, что он лишился господства на море, вынужден был вывести свои гарнизоны из Лисимахии. Подтвердилась поговорка «у страха глаза велики». Быть может, так резко сдавать позиции и не следовало — гарнизон мог держаться еще долго. Однако лишний раз подтвердилось, что события на море влияют на сухопутные дела гораздо в большей степени, чем это может показаться на первый взгляд.

В результате победы при Мионнесе, в конечном итоге, римская армия смогла беспрепятственно переправиться в Малую Азию. После победы Эмилий Регилл ушел с флотом к Эфесу. Вновь корабли стояли у входа в гавань, как бы заставляя противника признать, что он уступает господство на море. Затем флот ушел к Хиосу, который был местом назначения еще до морского сражения и до которого в свое время не дошли. Там, наконец, был произведен неотложный ремонт кораблей, которые толком не чинили со времени последнего сражения. Луция Эмилия Скавра с отрядом из 30 кораблей Регилл отослал к Геллеспонту для поддержки переправы сухопутных контингентов. Родосский флот также принимал участие в этой операции. По-видимому, Регилл очень хотел отослать их домой, стремясь оставить всю славу выигрыша этого сражения римлянам и себе самому. Он отдал им часть добычи, украсил родосские корабли трофеями и всячески стремился спровадить их на Родос. Однако родосцы «с присущей им неутомимостью» вызвались сперва помочь в перевозке войска консула и только потом вернулись домой. Благодаря этому об их подвигах и стало известно в Риме.

Последней операцией флота в этом году стало участие в штурме Фокеи. Правда, прямого участия в осаде и разрушении стен флот все же не принял, однако помог обложить город блокадой с моря. Взятый после кровавого и упорного штурма с суши город был основательно разграблен, однако вслед за тем, замиренный, стал местом стоянки флота на зиму.

Однако участь Антиоха была уже предрешена. Потерпев поражение при Магнесии в 189 г. до н. э., он вынужден был согласиться с условиями мира, продиктованными Римом. Поликсенид бежал, вполне обоснованно опасаясь мести бывших сограждан, а Ганнибал, не менее обоснованно подозревая, что одним из условий мирного договора будет его выдача римлянам, перебрался в Вифинию.

Источник:

Хлевов А. А. Морские войны Рима. «Издательский дом Санкт-Петербургского государственного университета». Санкт-Петербург, 2005.