Морские войны Цезаря: Операция против венетов (Хлевов А. А.)

Faciant, meliora potentes (Пусть сделает лучше, кто может)

Стратегическая обстановка в Галлии в конце войн Цезаря — Венетская проблема — Необходимость флота — Его строительство и распределение сил Цезарем — Армориканская экспедиция флота и захват мысовых крепостей — Сравнение конструктивных особенностей римских и галльских судов — Первые стычки и новая абордажная тактика римлян — Решающее сражение с венетами — Разгром венетского флота и поражение повстанцев — Анализ первой океанской кампании римлян.

С эпохой галльских войн Гая Юлия Цезаря связан эпизод боевых действий на море, весьма отчетливо дающий представление об одном из типичных вариантов противостояния римлян и варваров. События эти развернулись на крайнем северо-западе Римского государства — в прибрежных водах полуострова Арморика — нынешней французской Бретани.

Галльская война, как казалось, подходила к концу. Были окончательно разгромлены племена белгов, с которыми римлянам довелось выдержать длительную и ожесточенную борьбу. Вторгшиеся с северо-востока германские племена были оттеснены за Рейн; в Альпах были побеждены седуны. Цезарь и его командиры, перенесшие тяготы и превратности боевых действий, имели все основания считать Галлию, наконец, вполне замиренной.

Именно поэтому Цезарь решил в начале зимы 57-56 гг. до н. э. покинуть театр боевых действий и отправиться в Иллирию, ибо он рассчитывал провести там рекогносцировку — ознакомиться со страной и ближе узнать расселявшиеся там племена. Однако планы эти были сорваны практически в самом начале. Разыгралась классическая для любой войны, связанной с оккупацией территории противника, ситуация. Публий Красс командовал 7 легионом, который был расквартирован на северо-западе Галлии, близ самых берегов Атлантики — среди земель, занимаемых племенем андов. Местность и в мирное время не отличалась избыточным плодородием и изобилием пищевых ресурсов, а в условиях недавно ведшихся боевых действий расквартированный легион оказался в мягко говоря стесненных рамках пищевого довольствия. В этой ситуации Красс, предвидя весьма суровую зимовку, задумал провести классическую реквизицию. Он разослал по ближайшим племенным общинам нескольких своих командиров конницы и военных трибунов с приказом о сборе провианта. В частности, к племени эсубиев был послан Тит Террасидий, к куриосолитам — Марк Требий Галл. К племени венетов были отосланы Квинт Веланий и Тит Силий.

Неудивительно, что подобные претензии вызвали сопротивление среди племен, лишь недавно покоренных римскими войсками. Это покушение на имущество новых подданных Рима было расценено кельтами как первый пример и прообраз грядущих притеснений. В результате вожди племен сочли возможным использовать это совершенно неизбежное для римлян мероприятие в качестве повода для пересмотра отношений с римлянами и, в перспективе, полного выхода из-под их контроля. Учитывая, что наиболее действенной мерой для предотвращения брожения и неповиновения среди замиренных подвластных племен в ту эпоху была выдача ими римлянам заложников из среды знатной молодежи, главной целью на данном этапе для кельтов было возвращение собственных заложников.

Собственно говоря, волнения начались прежде всего в среде венетов, пользовавшихся наибольшим авторитетом среди прибрежных племен. Именно венеты задержали и арестовали посланных к ним Силия и Велания, будучи уверенными, что этот демарш повлечет возвращение заложников, находившихся в ставке Красса. Примеру венетов незамедлительно последовали и их соседи — эсубии и куриосолиты. Особенностью психологического склада кельтов, неоднократно отмечавшейся многими античными авторами, было поспешное принятие решений и избыточная вспыльчивость и неуравновешенность — качества, вероятно, особенно отчетливо смотревшиеся на фоне спокойной уверенности в своих силах, свойственной римлянам и в особенности самому покорителю Галлии — Гаю Юлию Цезарю. По крайней мере, сам Цезарь неоднократно подчеркивал эту черту, то и дело проявлявшуюся у его противников. Так случилось и в этот раз. Пример венетов распространился достаточно далеко — целый ряд племен, проживавших на побережье Северо-Западной Галлии, примкнул к восстанию. Причем если Требия и Террасидия задержали, судя по всему, по собственной инициативе, то к отдаленным от венетов племенам, эсубиев и куриосолитов были отправлены послы, инициировавшие союз против общего врага. Через собственных вождей племена дали друг другу клятву действовать во всем сообща и разделить участь друг друга. Лозунгом, объединившим эту коалицию, было предпочтение унаследованной от предков свободы подчинению римлянам. К Крассу было отправлено посольство, заявившее, что он получит обратно своих посланцев лишь после возвращения племенных заложников.

В результате возник достаточно импровизированный, но весьма сильный союз племен, созданный «под конкретную задачу»: общий враг в лице римских легионов сплотил кельтов. Это стало чрезвычайно серьезной проблемой, так как в зоне восстания оказались обширные области прибрежной Галлии, области, наиболее удаленные на тот момент от метрополии. Фактически Цезарь мог располагать здесь только собственными силами, и его задача сводилась в данной ситуации прежде всего к тому, чтобы наиболее рационально их распределить и использовать.

Специфика ситуации заключалась в том, что приморский характер территории и морской образ жизни восставших племен переводил борьбу в новое измерение. Если до этого римлянам удавалось решать военно-политические проблемы в Галлии практически исключительно на суше и привычным им путем, то теперь наличие морского театра военных действий существенно затруднило их положение. Лидирующую роль в союзе племен играли венеты. Это племя пользовалось наибольшим влиянием во всей приморской полосе Северо-Запада Галлии, и основой этого влияния было их господство на море. По свидетельству самого Цезаря, венеты располагали самым большим числом кораблей по сравнению с иными племенами, с их помощью поддерживали постоянное сообщение с Британией, а также безусловно превосходили всех прочих галлов знанием морского дела и практическими навыками в этой области.

Море у северо-западного побережья Галлии было весьма бурным и почти всегда создавало мощную прибойную волну, чрезвычайно затруднявшую собственно причаливание и спуск корабля на воду. Кроме того, сам берег был по большей части достаточно крутым и обрывистым, лишь в немногих местах имелись гавани, пригодные для стоянки и снаряжения флота. Все эти гавани находились под контролем венетов, что позволило им держать в своих руках морские коммуникации в этом регионе. Остальные местные племена находились в тех или иных формах зависимости от венетов — прежде всего зависимости даннической. В результате венеты оказались главным противником римлян в этом освободительном движении, причем противником, опасным вдвойне в силу наличия у него достаточно мощных военно-морских сил, которые, как мы увидим позже, стали для римлян действительно «крепким орешком». Для его «раскалывания» Цезарю со своими командирами пришлось существенно скорректировать тактику действий собственного флота в ближнем бою.

К слову сказать, само племенное имя венетов наводит нас на определенные и весьма далеко идущие аналогии. С венетами вообще связана одна из самых давних и по сию пору удовлетворительно не решенных загадок античной истории. Дело в том, что племена с таким именем неоднократно появлялись в разных уголках европейского континента. Достаточно, например, указать, что, помимо уже упомянутых нами венетов северо-западной Галлии, которые оказались героями этого эпизода римской истории, аналогичное имя носило племя, расселившееся на крайнем севере побережья Адриатического моря — в своеобразном углу, образуемом современной Италией и бывшими югославскими республиками. Племя это, в силу близости основным центрам античной культуры, оставило заметный след в истории Южной Европы, а также украсило своим племенным именем географическую карту современности. Именно оно послужило источником названия одного из наиболее известных городов средневековья — Венеции (Venetia).

Однако это не единственный пример. Несомненно, что племя если и не с абсолютно идентичным, то достаточно близким по звучанию именем оставило свой след в названии славянского племени вендов на Балтике, в Поморье. Глубокая древность этого корня и его связь отнюдь не только с Балтикой, но и с более северными территориями расселения славянства, с севером будущей Руси, подтверждается существенным филологическим аргументом. В западно-финских языках (эстонском и финском) Россия обозначается словом Venaja, а сами русские — venalainen.

Это обстоятельство издавна привлекало к себе внимание исследователей, однако удовлетворительного объяснения ему не выдвинуто и по сей день. Встречаются различные точки зрения — от признания абсолютной независимости лишь случайно оказавшихся созвучными племенных названий и, как следствие, независимости происхождения их носителей, до признания единоплеменности всех этих венетов-вендов-венедов и зачисления их в разряд либо славян, либо кельтов, либо каких-то иных племен.

У нас нет ни возможности, ни нужды рассматривать здесь эту проблему, однако стоит отметить важное обстоятельство, существенное в контексте военно-морской истории античности. Все эти племена проживали близ моря и были неплохими мореходами. Весьма показательно, что в ходе своих перемещений по Европе — а ни одно из них, судя по всему, не отличалось устойчивой оседлостью до того, как попало на страницы анналов и историй — эти племена в конечном счете стремились к морю и, наконец, обретали его, воплощая в максимально возможной форме собственные кораблестроительные и мореходческие таланты. Вряд ли это может рассматриваться как неопровержимое свидетельство их родства между собой, однако, несомненно, косвенно поддерживает эту версию.

Однако вернемся в Галлию, в ставку Красса. Оказавшись в весьма затруднительном положении, он отправил гонцов с известием о произошедшем к Цезарю, который к тому времени успел достаточно далеко отъехать от места события на юг. Тем не менее Цезарь, вполне в свойственной ему решительной и быстрой манере, сумел адекватно оценить сложившуюся оперативную обстановку и принять соответствующие моменту меры. По сути дела, главным обстоятельством, осложнявшим положение римлян, было именно господство венетов на море. В Галлии у римлян отсутствовал сколько-нибудь значительный флот, за исключением небольшого количества вспомогательных судов и транспортных плавсредств. Разумеется, с такими силами вступать в борьбу на море было бессмысленно. Сугубо сухопутная операция была затруднена. Ее можно и нужно было провести, однако маневр флотом и высадка войск в различных местах побережья позволял галлам держать в своих руках стратегическую инициативу. В результате война могла стать затяжной, что было вообще нежелательно для римлян.

Единственной альтернативой был синхронный удар как сухопутными, так и морскими силами, приводивший к успеху гораздо более коротким путем. Однако такие морские силы, в отличие от легионов, еще только предстояло создать. Можно было, разумеется, прибегнуть к помощи флотов, базировавшихся в Средиземном море. Несомненно, там нашлось бы должное число кораблей, укомплектованных квалифицированными командами, которые могли вполне успешно справиться с поставленной задачей. Однако путь вокруг Пиренейского полуострова и через Бискайский залив, да еще в условиях холодного времени года, был чрезвычайно сложен и долог — скорее всего, кампания затянулась бы по меньшей мере на полгода-год, прежде чем вступить в свою решительную фазу. Этот путь, разумеется, Цезаря не устраивал.

Оставался единственный выход — срочно обзаводиться многочисленным и хорошо оснащенным флотом на месте. Причем на месте в буквальном смысле — там, где находился сам Цезарь. Ведь немногочисленные гавани Арморики находились в руках противника, и для того, чтобы строить там корабли, необходимо было вести тяжелую сухопутную войну за контроль хотя бы над несколькими портами. В этой ситуации Цезарь принял молниеносное и совершенно верное решение — строить флот там, где застало его известие о восстании — на реке Лигер (современная Луара). Лигер впадал в Атлантику, был полноводен и судоходен. Берега реки располагали необходимыми запасами строевого леса и были под вполне надежным контролем римлян; здесь находился и квалифицированный ремесленный персонал. Наряду с распоряжением о строительстве самих судов Цезарь отдал приказ о формировании команд: наборе гребцов, матросов и кормчих из населения провинции. Немедленно началась работа, и как только Цезарь удостоверился в ее успешном продвижении, а погодные условия несколько улучшились б связи с окончанием зимы, он сам отбыл к войску Красса, располагавшемуся на севере.

Одновременно соответствующими приготовлениями, разумеется, занимались и венеты со своими союзниками. Даже за недолгий срок контактов с римлянами они составили себе вполне отчетливое представление о том, к каким последствиям может привести столь дерзкое и непочтительное отношение к последним, особенно в лице Цезаря и его офицеров. Кроме того, они и сами прекрасно понимали, что арест послов, всегда и везде считавшийся весьма вызывающим и недопустимым деянием, является чрезвычайно серьезным преступлением с точки зрения дипломатической практики. Поэтому, как только сведения о приближении Цезаря стали распространяться — разумеется, впереди него самого, — союзники начали усиленные приготовления к боевым действиям. Поскольку основу их боевой мощи составлял именно флот, то прежде всего его и коснулись все эти мероприятия. Корабли спешно ремонтировались и приводились в порядок. В пределы Венетии стягивались силы флота, находившиеся за ее пределами — к северу вдоль побережья, в Британии, на реках внутри континента.

В основе стратегии галлов лежало использование характеристик театра боевых действий. Главная ставка делалась на военно-морские силы. Поскольку суша была во многих местах изрезана вдающимися в нее лагунами и имела достаточно пересеченный рельеф, действия легионеров существенно осложнялись. Важным обстоятельством была и породившая весь кризис нехватка провианта — римляне просто не могли долго содержать в землях венетов и их союзников значительные силы без опасений за состояние их физических сил и морального духа.

Оставалось море, однако здесь венеты, несомненно, чувствовали себя безусловными хозяевами положения. Во-первых, они блестяще ориентировались в собственных водах и вблизи своего побережья — отнюдь не гостеприимного и весьма опасного для незнакомых с его географией римских кормчих — ведь они не знали ни местных отмелей, ни гаваней, ни островов. Во-вторых, все немногочисленные гавани были под контролем венетов, и положение это в ближайшее время вряд ли могло измениться. Напомним, что римские суда были мало приспособлены для крейсирования, и команды нуждались в береговых ночевках если не ежесуточно, то довольно часто. А попытка пристать к берегу в отсутствие оккупированных легионерами портов привела бы к невосполнимым потерям в численном составе флота и команд — потерям практически еженощным. В-третьих, тот самый упоминавшийся недостаток провианта был в еще большей степени существен для моряков. Наконец, следует помнить, что римлянам практически впервые предстояли широкомасштабные боевые действия не в закрытой акватории Средиземного моря, а в прибрежной полосе океана. В отличие от приученных к подобным условиям с юности галльских мореходов, римские команды, спешно набранные и обученные в Галлии, были очень мало готовы к такого рода испытаниям.

Помимо усиления флота, венеты, разумеется, не оставили без внимания и подготовку наземных сил. В спешном порядке укреплялись их города и поселения, из окрестных деревень свозился и складировался провиант. Будучи лидерами большого племенного союза, венеты всячески его укрепляли и расширяли. В союз вошли племена менапиев, лексовиев, намнетов, диаблинтов, моринов, амбилиатов, осисмов и др. Более того, пользуясь давними и устойчивыми связями с Британией, венеты и оттуда призвали контингенты вспомогательных войск.

Как бы то ни было, обстоятельства, предшествующие началу боевых действий или, как сказали бы сейчас, оперативно-тактическая обстановка, были явно не в пользу римлян. И тем не менее Цезарь нисколько не колебался, начиная войну. Насильственное задержание римских послов всаднического сословия, возобновление военных действий после окончательной капитуляции, а также факт отпадения после выдачи заложников, с его точки зрения, совершенно справедливо рассматривались как злостное нарушение установленного им порядка и безусловно преступное деяние. Более же важным было то обстоятельство, что имел место, как любили говорить позднее, «преступный сговор», повлекший достаточно масштабное межплеменное движение. Существовала вполне реальная опасность, что и прочие племена сочтут возможным и дозволенным то же самое, если не принять решительных мер против венетов и их союзников. В общем, была необходима показательная, кратковременная, но очень эффективная войсковая операция, решающая основные задачи на этом фронте и способная продемонстрировать как мощь римского оружия, так и непреклонность позиции Рима в отношении своих новых подданных. При этом трезвомыслящий полководец прекрасно отдавал себе отчет в том, что «вообще люди от природы стремятся к свободе и ненавидят рабство». Его же задача как представителя Республики на окраинах ее владений заключалась во всемерном противодействии этому стремлению.

Понимая, что, как писал сам Цезарь, «почти все галлы падки на все новое и очень легко и быстро поддаются подстрекательству к войне», он решил разделить собственное войско с тем, чтобы распределить его по возможно более широкому району, предупреждая вступление в повстанческий союз еще большего числа племен. Цезарь отправил легата Тита Лабиэна с корпусом конницы в страну племени треверов, которая располагалась близ самого берега Рейна, с сугубо «профилактическими» целями — помешать возможному соблазну примкнуть к союзу венетов. Одновременно Лабиэн должен был побывать в землях союза белгов — в частности, у племени ремов — с аналогичной миссией. Кроме того, Цезарь имел в виду, что этот конный отряд предотвратит возможную переправу через Рейн и вторжение в Галлию германцев, которых, по слухам, белги пригласили к себе на помощь. Существовала реальная угроза переправы германцев на своих судах через Рейн, и отряд Лабиэна, таким образом, должен был обезопасить северный и северо-восточный фланг Цезаря, обеспечив тому свободу действий в Арморике.

Левый фланг грядущего наступления обеспечивал Публий Красс. Его Цезарь отправил вместе с 12 легионными когортами на юг, в Аквитанию. Целью этого похода была демонстрация силы среди племени аквитанов — многочисленного и мощного племенного объединения, вполне могущего прийти на помощь своим потенциальным союзникам в Венетии. Присылка отсюда вспомогательных войск также могла чрезвычайно существенно осложнить и без того не блестящее положение римлян на северо-западе.

Легата Квинт Титурия Сабина с мощной группировкой из трех легионов Цезарь отослал в страну венеллов, куриосолитов и лексовиев, наиболее близко находившихся к эпицентру восстания и располагавших немалыми силами. Задачей этого отряда было непосредственное разъединение сил союзников венетов, ибо здесь одной только демонстрации силы было уже недостаточно.

И, наконец, командиром флота был назначен молодой Децим Брут. Под его началом оказался флот, состоящий из двух основных частей: собственно римских кораблей, построенных и укомплектованных по приказу Цезаря на Луаре, а также довольно многочисленных галльских кораблей, выставленных римскими союзниками. Эти корабли принадлежали пиктонам, сантонам и другим племенам, находившимся в мирных отношениях с римлянами и не предпринимавшим попыток отстаивания своей независимости. Соответственно, эти суда были укомплектованы галльскими экипажами и были предназначены и оптимизированы для ведения боя по местным, галльским, правилам. В известном смысле это было большим преимуществом, выгодно отличавшим галльскую часть флота от римской на этом театре боевых действий. Однако союзники союзниками, а полагаться римляне могли прежде всего на свои собственные корабли, хотя и укомплектованные «с бору по сосенке» в спешке. Всегда приходилось учитывать возможность определенных симпатий союзных галлов к своим этническим сородичам на противостоящей стороне.

Как бы то ни было, Брут получил под свое начало флот. При этом ему было приказано действовать до известной степени самостоятельно и как можно быстрее напасть на венетов. Сам Цезарь немедленно поспешил в прибрежную зону со своей сухопутной армией. Таким образом, началась достаточно масштабная и блестяще продуманная и спланированная карательная операция против восставших племен Северо-Западной Галлии. Удар наносился силами нескольких группировок, две из которых обеспечивали фланги демонстративными и превентивными действиями, одна наносила упреждающий удар по союзникам венетов, отделяя их, а главные силы наносили концентрический удар по самим зачинщикам мятежа — удар как с суши, так и с моря.

Война на море началась сразу же по прибытии флота Брута в армориканские воды. На первых порах использование морских сил было направлено преимущественно на борьбу с береговыми укреплениями противника, т. е. флот использовался как вспомогательная сила для осады галльских городищ, пытаясь обеспечить изоляцию их со стороны моря параллельно со штурмом легионерами с суши.

Важным обстоятельством, осложнявшим римлянам ведение боевых действий, было наличие в области венетов большого количества классических архаических укреплений по типу мысовых городищ. Это был, судя по всему, древнейший и наиболее примитивный способ возведения укрепленных поселений, связанный с максимальным использованием естественных природных укреплений и минимальным приложением усилий самих строителей. Приморский характер местности вносил свое разнообразие. Если в глубине суши для возведения мысового городища чаще всего нужен был обрывистый уступ рельефа, поднятый над опольем, то в Арморике существовало большое количество мысов и кос, выдающихся в море, которые как нельзя лучше соответствовали именно такому способу их использования. Мыс перегораживался стеной со стороны материка, и возводились не слишком существенные преграды со стороны моря. Море здесь отличалось достаточно существенными колебаниями уровня во время цикла прилива-отлива, повторявшегося дважды в день, через каждые 12 часов. Поднимавшаяся вода затапливала подступы к городищу с суши, а отступившее море мелело настолько, что делало невозможным подход кораблей к укреплению. Осадка судов не позволяла им безнаказанно приближаться к городищу для ведения постоянного обстрела или для высадки существенного десанта.

Практически единственным путем штурма таких укреплений — путем долгим, дорогостоящим и сомнительным в смысле эффективности — было сооружение разного рода ирригационных приспособлений и плотин, отбивавших волны и не позволявших им затапливать подступы к крепости, а также возведение огромных насыпей, в высоту достигавших самой крепостной стены. Однако и эти ухищрения вели лишь к частной победе: если римлянам удавалось поставить такой город в невыгодное положение, начать обстрел и приступить к осаде по всем традиционным правилам, то население и защитники, видя безвыходность своего положения, тотчас эвакуировались. Небольшие транспортные лодки и суда, которыми галлы располагали в изобилии, быстро перевозили живую силу и имущество в другие форты подобного рода. Бороться же с этим «москитным флотом» римским судам было чрезвычайно затруднительно; к тому же в начальный период римский флот еще не подошел к месту боевых действий и не мог ощутимо участвовать в патрулировании побережья.

После завоевания нескольких таких городов Цезарю пришлось убедиться в чрезвычайной неэффективности подобного метода ведения боевых действий. Выяснилось, что захват укреплений не предотвращает бегства, вернее, перемещения сил неприятеля на новое, не менее укрепленное, место. Поскольку сил для занятия всех укрепленных пунктов в принципе взять было неоткуда, стало ясно, что череда подобных осад — бессмысленная трата времени и сил, ибо такая тактика наносит больший ущерб собственной армии, нежели армии противника. Войска венетов оставались неуловимыми, а силы римлян, и в особенности их запасы, были весьма ограничены.

В результате Цезарь принял решение отложить осадные мероприятия и дожидаться прибытия собственного флота. В результате начал разворачиваться тот самый план кампании, который был задуман Цезарем в самом ее начале — план, основывающийся на концентрическом воздействии на противника с моря и суши, когда флот и наземная армия действуют слаженно и по единому плану. Это напрочь лишило бы галлов возможности гибкого маневрирования и использования своих кораблей в качестве десантного средства. Иными словами, Цезарь стремился к генеральному сражению, разворачивающемуся одновременно или почти одновременно на суше и на море. Только в этом случае римляне могли рассчитывать на сравнительно быстрый и гарантированный успех, ибо иного исхода самолюбие их полководца не могло предположить.

Большая часть лета 56 г. сопровождалась бурями, очень затруднявшими римлянам патрулирование прибрежной зоны и помощь в осаде крепостей. Высокие волны открытого моря чрезвычайно тяжело переносились римскими кораблями, не предназначенными конструктивно для таких погодных условий — разумеется, в процессе спешной постройки было трудно существенно изменить конструкцию судов, и римляне вступили в борьбу, располагая типологически тем же самым флотом, который бороздил гостеприимное Средиземное море. Отсутствие удобных гаваней также приводило к изматыванию сил флота, затруднению его действий и неоправданным потерям.

Существенно, что серьезных морских сражений до поры до времени не происходило. Галлы располагали большим количеством крупных судов, однако не вводили их в дело большими массами. Спорадические столкновения отдельных кораблей и небольших их групп вскоре продемонстрировали принципиальные конструктивные особенности галльского судостроения и его превосходство в данных условиях над римскими технологиями.

Галльские суда располагали более плоским и широким, чем у римлян, килевым брусом. Это обстоятельство, во-первых, делало корабль несколько более гибким в плоскости продольной симметрии. Набегавшая волна, которая при шторме становилась главным врагом судна, перекатываясь под днищем и бортами, несколько изгибала корабль. Относительно плоский киль позволял сохранять судовому набору прочность в более существенных пределах. Во-вторых, что не менее важно, плоский киль позволял судам венетов подходить ближе к берегу и меньше опасаться подводных скал и камней, отмелей и банок. Кроме того, судно, которое было по какой-либо причине захвачено отливом, оставалось на ровном киле и вообще было гораздо более транспортабельно, в то время, когда римский корабль вынужден был, лежа на боку, ждать прилива, к тому же испытывая угрозу быть захлестнутым водой.

Форштевни и ахтерштевни и непосредственно прилегавшие к ним участки бортов были выполнены из цельных кусков дуба — столь массивных, сколь позволяло найденное для этой цели дерево. Это было очень существенным преимуществом, ибо корабли такой конструкции выдерживали сколь угодно сильный удар волн и достаточно серьезные столкновения с подводными объектами и мелями. Кроме того, внутренний набор корпуса был очень серьезно усилен: в нижней, придонной, части шпангоуты были усилены и связаны между собою поперечными балками-бимсами в фут толщиной, а также скреплены гвоздями в палец толщиной. На этом фоне римские корпуса, естественно, выглядели скорлупками. К тому же венетские корабли были выше римских, что создавало совершенно определенные трудности в боях на ближней дистанции: корабль как боевая платформа для стрелков и артиллерии у римлян в этом случае слабо выполнял свои функции, так как обстрел по восходящей траектории был гораздо менее эффективен. Ведь даже боевые башни, возводившиеся для стрелков на римских кораблях, оказались ниже, чем корма неприятельских кораблей.

Однако различия касались не только конструкции корпуса, но также рангоута, такелажа и некоторых других элементов корабля. Сообразно с требованиями океанского пространства, якоря крепились не канатами, а железными цепями, как на гораздо более поздних судах. Вместо ткани на изготовление парусов шла кожа — как грубая и толстая, так и тонкая дубленая. Вряд ли это было связано с недостатком льна или невысоким уровнем ткацкого дела — скорее всего такие паруса были действительно гораздо устойчивее к воздействию сильных океанских ветров. К тому же общая масса кораблей была значительно выше, чем у римлян, а в условиях относительно слабо развитого в ту эпоху парусного вооружения и малой общей площади парусов управление перетяжеленным кораблем с помощью плотного кожаного паруса гораздо более соответствовало ситуации.

Самое же принципиальное различие заключалось в том, что галльские корабли были ориентированы прежде всего на передвижение под парусом — весла играли на них отчетливо вспомогательную роль. В случае проблем с парусным вооружением либо в отсутствие ветра (что, впрочем, в этих краях случалось весьма редко) венетские суда становились неповоротливыми и медлительными в силу массивности и относительно небольшой общей мощности гребцов, а также их малого числа. Весла у венетов применялись прежде всего для тонкого управления кораблем при маневрировании в гавани либо вблизи берега, когда было необходимо совершать небольшие эволюции. Для походного же использования они просто не были предназначены, в то время как у римлян парус и весло были вполне равноправными участниками движения судна, а маневренный ближний морской бой вообще не мыслился без гребли.

Что же касается вооружения судов, то оно было у противников примерно идентичным и состояло у галлов из тарана, укрепленного на носу корабля, а также метательного оружия команды — луков, дротиков, пращей и артиллерийских приспособлений, оптимизированных для метания как камней и стрел, так и зажигательных снарядов.

Как видим, конструктивная дифференциация кораблей, закрепленная в устойчивой традиции, была налицо. Суда римлян идеально подходили для Средиземноморья, суда венетов — для Атлантики. Римляне вынуждены были «играть на чужом поле», поневоле приспосабливая свою тактику к весьма сложным условиям.

Изначальное техническое превосходство венетов сказалось сразу же. Уже в первых небольших столкновениях выяснилось, что победа может доставаться римлянам исключительно в силу большей маневренности и скорости их кораблей. Мореходность же галльских судов была существенно выше. Кроме того, галлам были не страшны мели и отливы: в результате действий на мелководье они практически не несли потерь.

Морские бои первого этапа кампании носили характер локальных стычек нескольких судов между собой. Никаких конкретных задач на первых порах не ставилось, поэтому основной задачей как римского, так и венетского флотов было патрулирование прибрежной полосы и вспомогательные действия по отношению к собственным сухопутным войскам в ходе соответственно осады или обороны фортов побережья. Однако такое отсутствие крупных сражений в первый период боевых действий оказалось, как выяснилось, на руку именно римлянам. Трудно было придумать более удачный ход событий именно для них.

Помимо большей мореходности и общей прочности конструкции, главным достоинством галльского тяжелого корабля в ближнем бою становилась именно большая высота надводного борта по сравнению с римским. Мало того, что это затрудняло излюбленный римлянами абордаж — высокий борт делал чрезвычайно сложным для римлян и дистанционный бой, так как потери в их командах, а также разрушения, причиняемые самим кораблям, были существенно выше. Не выдерживая, в большинстве случаев, боя один на один или с примерно равным по численности противником, римские моряки, тем не менее, получили неоценимый опыт и знания о тактике противника. Поскольку это произошло до встречи основных сил флотов, т. е. до решающего сражения, то те недели и месяцы, которые прошли под знаком несомненного превосходства галльских моряков, сыграли совершенно неоценимую роль для римского флота. Трудно представить, как могли бы развиваться события, произойди решительное сражение в самом начале кампании.

Благодаря знакомству с галльской тактикой римляне смогли выработать необходимые контрмеры. Выяснилось, что, во-первых, таранный удар — основное средство поражения вражеского судна — был неэффективен против венетских судов. В том случае, когда он приходился в носовую или кормовую оконечности корабля, последний просто не получал ощутимых повреждений — цельнодолбленые из дуба конструкции отлично держали удар даже окованного металлом тарана. Выяснилось, однако, что и поперечный удар недостаточно эффективен — римские тараны, оптимизированные для поражения себе подобных судов, лишь в исключительных случаях пробивали борта галльских кораблей, обычно же суда расходились без существенных повреждений.

Таким образом, таранный бой оказался неприемлем для данного театра военных действий. Оставались немногочисленные формы боевых действий, ориентированные не на потопление судна противника, а на его захват. Но обстрел, а также фиксация баграми и крючьями борта вражеского судна были весьма сложны из-за разницы в высоте. Однако у римлян все же оказалось по крайней мере одно приспособление, позволявшее нейтрализовать и победить противника. Это было оружие, приобретшее популярность именно в ходе этой кампании — металлические серпы, укрепленные на длинных деревянных шестах. Серпы эти напоминали те, которые предназначались для обороны стен крепостей, и были приспособлены для поражения противника на расстоянии, не позволявшем ему применить собственное холодное оружие. В данной ситуации их цель была несколько иная — такелаж венетских судов.

Тактика была следующей: при сближении судов несколько человек из абордажной команды, сколь возможно быстро, пытались зацепить подобными серпами канаты, с помощью которых реи прикреплялись к мачтам. Коль скоро это было выполнено, отдавалась команда гребцам, которые резко налегали на весла, усиленно начиная грести. Корабль, трогаясь с места, в конечном счете, разрывал или разрезал эти канаты. В результате этого реи обрушивались вместе с закрепленными на них парусами, что было катастрофой для корабля венетов, подвергшегося подобной атаке. Ведь конструкция этих кораблей, как было указано, предполагала преимущественное использование парусного вооружения, в то время как гребцы выполняли, по сути, вспомогательную роль. Маневренность и вообще подвижность судна резко снижалась, так как поднять паруса заново у команды в условиях морского боя просто не было возможности, сил и времени.

Именно этот конструктивный недостаток тяжелых и относительно неповоротливых судов венетов был использован римлянами в решительном сражении, в значительной степени решившем судьбу всей кампании Цезаря в северо-западной Галлии. Как только основные силы флота собрались в указанной точке рандеву с главным корпусом сухопутных войск Цезаря, практически весь галльский флот, также ожидавший решительного сражения и готовившийся к нему, вышел из близлежащей гавани, где укрывался до этого. Корабли венетов и корабли римлян выстроились в боевом порядке друг против друга.

У венетов было около двухсот двадцати больших кораблей, находившихся в отличном техническом состоянии и полностью приготовленных к бою. К сожалению, мы не располагаем точными сведениями о численности римского флота. Далеко не всегда античная традиция считала необходимым тщательно фиксировать подобные существенные детали. В данном случае это особенно странно, так как главным и основным нашим информатором об этой кампании является ее непосредственный инициатор и бессменный руководитель — Гай Юлий Цезарь. К тому же у Цезаря не было никаких оснований скрывать численность собственного флота, построенного по его приказу и находившегося под его непосредственным наблюдением и попечением. Если бы кораблей было мало, это подчеркнуло бы героизм римлян, успешно противопоставивших численно превосходящему противнику собственное умение и находчивость. Если их было много, это свидетельствовало бы о недюжинном организаторском таланте Цезаря, сумевшего на пустом месте в считанные недели и месяцы создать мощный и организованный флот, укомплектовав его экипажами. Тем не менее точных цифровых данных у Цезаря мы не находим. Однако, судя по контексту, сопровождающему рассказ о битве, можно предположить, что римских кораблей все же было несколько больше, чем галльских, однако вряд ли это соотношение было слишком уж диспропорциональным. Иными словами, суммарный тоннаж более массивных кораблей венетов и более легких римских был, судя по всему, примерно сопоставим.

Несмотря на ожидание боя, ни командующий флотом Брут, ни его трибуны, командовавшие отдельными кораблями, ни центурионы размещенных на кораблях подразделений, не могли побороть внезапной растерянности при виде столь грозной силы, каковую представлял собою флот выстроившегося перед ними противника. Никто не мог решить, какой именно тактики следует придерживаться в предстоящем бою. Существующее неравенство в материальной части было уже известно и подтверждалось непосредственным визуальным наблюдением противника. В связи с этим трудно было отдать общий приказ, ориентирующий войска на тот или иной тип совместных действий. Классическая фронтальная атака была в данной ситуации просто бессмысленна, и поэтому следовало думать лишь о наиболее эффективных формах абордажа судов противника.

В результате командиры кораблей начали действовать в режиме максимальной тактической гибкости. Бой начался в четвертом часу дня встречной атакой двух флотов. Наиболее эффективная тактика, опробованная на опыте прошлых боев, была применена и в данном случае и дала отличные результаты, в значительной степени обусловившие исход начальной фазы боя. В момент схождения строев члены команды каждого из римских кораблей, вооруженные серпами на длинных рукоятях, стремились не только поразить противника на борту соседнего неприятельского корабля, но и зацепить своими серповидными наконечниками такелаж неприятельского судна. При этом лучники и артиллеристы с той и с другой стороны вели интенсивный обстрел противника — как живой силы, так и конструкций самого корабля, коль скоро применялись зажигательные снаряды.

Существенным подспорьем для римского войска стал моральный фактор. Дело в том, что битва разыгралась непосредственно напротив того места на берегу, где сконцентрировалась сухопутная армия Цезаря во главе с самим полководцем. Все близлежащие холмы и высоты, весь обрывистый берег, были усыпаны легионерами и воинами вспомогательных отрядов, а также их командирами, с неослабевающим интересом наблюдавшими за ходом сражения. Достаточно высокие берега давали для этого массу возможностей, и в целом все происходящее напоминало гигантское гладиаторское морское сражение на поверхности воды в каком-нибудь амфитеатре, с той лишь разницей, что от исхода этого зрелища зависел в значительной мере исход всей войны, а противник был совершенно реален. Ни один случай сколько-нибудь заметного проявления героизма не мог в этих условиях укрыться от взоров всего войска и Цезаря, поэтому моряки и солдаты морской пехоты сражались со всем рвением, усиленным сверх обычного возможностью отличиться. Это придавало атакам римлян особую эффективность, а в условиях, когда исход сражения решался преимущественно ловкостью членов команды, которая затем должна была быть подтверждена храбростью абордажной партии, эти моменты приобретали колоссальное значение.

Как только серпы цеплялись за снасти, гребцы вступали в дело, прилагая максимум усилий. Слаженными и мощными гребками они резко перемещали корабль, разрывая такелаж, после чего вражеское судно лишалось парусного вооружения, сразу же становясь негодным для дальнейшего употребления в качестве реальной боевой единицы. Корабль венетов становился практически неуправляемым. После этого бой на данном участке «фронта» вступал в следующую фазу. Поскольку корабли действовали вне строя и по собственной инициативе, ближайшие суда римлян, заметив падение рея и обездвижение того или иного корабля венетов, немедленно подходили к нему и окружали. Обычно к каждому нейтрализованному кораблю подходило два-три римских судна. Не прекращая интенсивного обстрела малоподвижной цели, солдаты приблизившихся судов всеми силами стремились зацепить борта противника и попытаться высадить на его палубу абордажную партию. После этого завязывался классический абордажный бой, бывший несколько скорректированной версией пешего боя легионера вне строя. В этом бою отлично вооруженные и обученные римские солдаты, несомненно, превосходили кельтских воинов, к тому же они часто имели и численное преимущество.

В результате последовательного и неуклонного применения именно подобной тактики было, в конце концов, захвачено несколько кораблей венетов. Кельты, видя, что против подобной тактики никакие средства не могут быть эффективными, через некоторое время начали испытывать определенное замешательство. Большая часть их кораблей предпочла спастись бегством. Развернув свои суда, венеты начали отступать. Однако в этот день погода, так серьезно досаждавшая и вредившая римлянам в течение многих предшествующих дней кампании, смилостивилась над моряками Цезаря и Брута. Внезапно наступил полный штиль.

Корабли галлов оказались полностью обездвиженными — для их остановки и превращения в плавучую мишень и цель для абордажа стали ненужными даже ухищрения римских моряков и искусство кормчих и гребцов. Флот противника остановился сам, и остановился настолько основательно, что дальнейший ход сражения — это история откровенного избиения и пленения практически не имевших возможностей к сопротивлению команд обездвиженных кораблей. Гоняясь за еле перемещавшимися кораблями венетов и маневрируя между ними, римляне один за другим захватывали их. Так продолжалось до тех пор, пока наступавшие сумерки не положили конец бою, внезапно ставшему столь трагичным для господствовавших до того на море венетов. Лишь считанные галльские корабли с наступлением темноты и прекращением преследования римлянами смогли добраться до берега. Флот венетов был полностью разгромлен, причем большая часть судов была захвачена римлянами во вполне исправном состоянии.

Впрочем, спасение части флота в этот день не могло уже иметь никакого значения для повстанцев. Дело в том, что к месту этого решающего сражения были собраны все наличествующие корабли и сюда же сошлось все население, способное носить оружие — как пишет Цезарь, «даже пожилые люди, обладавшие хоть некоторым умом и влиянием». Потеря флота равносильна была для венетов полному проигрышу войны. Учитывая, что возле базы флота собралось все боеспособное население, против которого выступил не только мощный и прекрасно подготовленный корпус сухопутных войск, но и усиленный за счет трофеев этого сражения флот римлян, шансы окруженного с суши и с моря войска варваров были крайне сомнительны. Утратив свой главный аргумент, они в одночасье оказались перед лицом неминуемой гибели или, во всяком случае, поражения. Оставшееся в городах население было неспособно организовать адекватную оборону фортификационных сооружений, а отсутствие прикрытия с моря не оставляло защитникам крепостей никаких шансов. Они были обречены на постепенное истребление. Без кораблей дальнейшая война становилась бессмысленной, так как строительство нового флота требовало времени и отсутствия помехи в виде вторгшихся в страну римлян. Даже прорвавшиеся через строй легионеров остатки венетских отрядов были бы обречены вести партизанскую войну против оккупировавших страну во второй раз солдат Цезаря.

В этой ситуации уцелевшие после морского сражения венеты вместе со своими воинственными соотечественниками, на берегу дожидавшимися исхода морской битвы, сдались римлянам со всем имуществом и вооружением. Цезарь, естественно, строжайшим образом покарал племя, осмелившееся нарушить договор с Римом, чтобы на будущее варвары в окрестных землях относились с большим уважением к праву послов. Все вожди и старейшины племени венетов были казнены, а воины, взятые в плен, проданы в рабство на невольничьем рынке.

Это сражение и последовавшая за ним полная капитуляция венетов положили конец войне не только с этим племенем, но и со всем побережьем. Оставив приморских галлов не только без войска, но и без боевого флота, Цезарь полностью нейтрализовал их и лишил возможности в обозримой перспективе оказывать римлянам реальное сопротивление. Из-за необдуманного выступления против новой власти галлы утратили ощутимую часть собственного суверенитета. Римская администрация, с этого момента гораздо более пристально следившая за ходом дел в новообретенных землях, тщательно контролировала проявления не только военной, но и морской активности галлов, не допуская повторения «морского восстания».

Уроки, извлеченные из морской кампании 56 г., достаточно любопытны. Оценивая ее, стоит отметить, что это была первая по времени военно-морская операция римлян за пределами средиземноморского бассейна, в акватории Атлантического океана. Это было первое, и весьма показательное, столкновение флотов Римского государства и северных варваров. Спонтанно возникшая военно-морская угроза во вновь завоеванных землях вызвала мгновенно разработанную, адекватную и блестяще реализованную программу строительства экспедиционного флота, честь которой принадлежит гению Гая Юлия Цезаря.

Однако флот этот был построен по римскому образцу, и не предназначался для действий на открытых театрах по всем своим основным тактико-технических характеристикам. Насколько можно судить, римляне в процессе завоевания области приморских галлов и венетов в частности не уделили серьезного внимания флоту последних и не исследовали технические характеристики составлявших его кораблей. В этом в полной мере проявилась недооценка ими потенциальной опасности, которую представлял собою флот венетов, вытекавшая из определенной самонадеянности и высокомерия римлян, а также из присущего им убеждения, что Галлию можно покорить лишь силой сухопутной армии. В результате внимательного знакомства римских инженеров с конструктивными особенностями кельтских военных кораблей, возможно, в конструкцию собственных судов могли быть внесены определенные изменения. И если изготовление цельных оконечностей из дуба могло представлять собой технологическую задачу, трудноразрешимую «в полевых условиях», то усиление набора корпуса и наращивание высоты борта было вполне по силам и могло быть осуществлено без серьезных изменений традиционного проекта. Впрочем, строительство и подготовка флота шли в столь спешных условиях, что конструктивными ухищрениями могли просто пренебречь даже в случае хорошего знания кельтской «материальной части».

В полной мере эта негибкая технологическая позиция сказалась в ходе начального этапа кампании, когда римляне на практике убедились, что кельтские корабли являются «крепким орешком». По сути дела, в генеральном сражении судьба римского флота висела на волоске. Римляне победили потому, что опытным путем, неся неоправданные потери, смогли нащупать очевидное, однако не самое доступное, слабое место кельтских судов. Для победы над ними необходима была отменная ловкость и чрезвычайно слаженные действия команды гребцов; кроме того, все это было бы бесполезно, если бы не храбрость и неординарные усилия легионеров, бравших чрезвычайно неудобный для штурма корабль. Мы не располагаем данными о применении на римских кораблях в этом бою классического ворона — скорее всего, он даже вовсе не устанавливался, так как традиционное сцепление кораблей после таранного удара было в данном случае совершенно исключено по двум причинам — как невозможности самого тарана, так и разницы в высоте бортов.

Исключительная храбрость римлян в сражении была дополнена классической флотской дисциплиной и выучкой, которой римляне всегда отличались. Слаженные и организованные усилия в который раз даровали успех отлично вышколенному войску. Однако и в этой ситуации все было далеко не однозначно. На руку римлянам сыграла отличная погода и так кстати установившийся штиль. Развернись сражение в другое время года или даже в другой день — возможно, исход кампании был бы несколько иным и не столь приятным для Цезаря. Однако мы должны — в который уж раз — констатировать, что случилось именно то, что случилось. Сочетание воинского мастерства, самоотверженности и счастливого стечения обстоятельств даровало римлянам победу в их первом океанском морском бою.

Источник:

Хлевов А. А. Морские войны Рима. «Издательский дом Санкт-Петербургского государственного университета». Санкт-Петербург, 2005.