Правовой статус и полномочия римских императоров в эпоху раннего принципата: династия Юлиев-Клавдиев и Веспасиан (Дрязгунов К. В.)Продолжим рассмотрение правового статуса и полномочий императоров Римской империи раннего принципата. В эпоху принципата происходят следующие изменения: подчинение сената; формирование внесенатского аппарата, унификацию политико-административной системы; провинциализацию верхушки общества; рост числа граждан и усиление роли провинциалов, экономический рост, урбанизацию, развитие новой военной структуры. Приход каждого из принцепсов к власти был связан с войском: Тиберий опирался на преторианские когорты, заручившись их поддержкой до объявления о смерти предшественника, а его преемники стали принцепсами, главным образом, благодаря тому, что воины (преторианская когорта либо легионы) провозгласили их императорами; сенату во всех случаях оставалось лишь констатировать свершившийся факт. Таким образом, именно связь с армией, официальная или неофициальная, позволяла императорам первых десятилетий принципата фактически овладеть всей полнотой власти. Выбор воинами очередной кандидатуры на власть порой был неожиданным даже для самого «избранника» и обусловливался самыми различными соображениями, например, близостью родственных отношений с Октавианом Августом. От армий зависели прочность положения и успехи правителя. Настроения войск формировались не только на основе взглядов самих легионеров и их отношения к происходящему, но и направлялись командирами, окружающим населением (т.е. провинциалами), отдельными, заинтересованными в вовлечении армии в политические события, лицами. В легионах «сходились» взгляды нескольких групп населения империи: аристократии (собственно римской, к которой принадлежали высшие командиры, и провинциальной), мелких землевладельцев, городского и сельского пролетариата, из которого набирались воины. Римская аристократия всегда в большей или меньшей степени стояла в оппозиции к власти принцепсов, даже при Августе, который стремился не ущемлять ее интересы. Провинциальная знать еще только стремилась к закреплению за ней государственно-властных функций, и вместе со всем населением провинций — к стабилизации своего экономического положения. И та, и другая цель могли быть достигнуты только в упорной борьбе, и, следовательно, влияние провинциалов также активизировало участие войск в политике. Сельский пролетариат не был удовлетворен своим экономическим положением, и выходцы из него невольно становились в оппозицию к существующей власти. Городской пролетариат всегда горячо отзывался на все политические и экономические неурядицы, создавая и усиливая нестабильность своей неуправляемостью. Таким образом, все группы населения, взгляды и настроения которых могли влиять на поведение войск были политизированы и намерены активно отстаивать свои интересы. Взаимодействие правителя (императора) с армией выражалось в назначении командиров, перемещении войск, организации военных кампаний, вознаграждениях воинов — со стороны принцепса, и в поддержке императора со стороны воинов. Большое значение в оформлении положения принцепса как главы государства играла присяга армии императору, выделявшая в качестве военного лидера конкретную личность. Она образовывала своеобразную сакральную связь принцепса как с войском в целом, так и с каждым воином в отдельности. Возрастание влияния армии на государственные дела проявлялось не только в огромной, зачастую решающей роли преторианской гвардии в получении власти очередным принцепсом. Нахождение преторианской гвардии в Риме косвенно усиливало императорский контроль над республиканскими учреждениями, но одновременно и стабилизировало правопорядок в городе. Также и присутствие легионов в провинциях обеспечивало и контроль над ними со стороны центра, и спокойствие, необходимое для экономического развития. Армия периода раннего принципата выполняла многие не свойственные ей «государственные функции», такие, как контроль над назначением правителей, устрашение оппозиции, и другие. Именно вооруженные силы стали главным инструментом создания общеимперской бюрократии; а армия — ведущим элементом механизма прямого принуждения, и в этом качестве заняла в римской государственной машине ведущую роль. Юридически же армия оставалась связанной как с принцепсом, так и с традиционными республиканскими учреждениями: набор в войско, как правило, объявлялся принцепсом, за сенатом сохранялось право на законодательное регулирование сроков военной службы и размеров вознаграждения, в армии продолжали действовать войсковые трибуны. Рассмотрим статус и полномочия принцепсов, наследовавших Августу. По мнению Веллея Патеркула (Veil. Pat. II, 104.) Тиберий был усыновлен Августом «ради государства». К моменту смерти Августа Тиберий уже был утвердившимся государственным деятелем. Он занимал должности квестора, претора и консула (Tac. Ann., I, 7.); в 4 г. н.э. он получил трибунскую власть на 10-летний срок; с 4 по 12 г. воевал в Паннонии и Германии и был выдающимся полководцем своего времени, в 13 г, его трибунская власть была продлена, а затем по консульскому закону Тиберий получил imperium (Sueton., Tib., 16-17.). Вместе с Августом он управлял провинциями и производил перепись граждан (Sueton., Tib., 21.), принимал послов (Sueton., Tib., 16). Сразу после смерти Августа, Тиберий, опираясь на проконсульский империй, дал пароль преторианцам, разослал приказы армии и окружил себя охраной (Sueton Tib., 24; Tac. Ann., 1, 7.). После этого сенат во главе с консулами, а за ним преторианцы, войска, народ и провинции принесли ему присягу in verba и in nomen (Tac. Ann., I, 7.), как Октавиану в 32 г, до н.э. К моменту смерти Августа Тиберий имел imperium maius, трибунскую власть и имя Augustus. Но он не имел полномочий своего предшественника, выходящих за пределы этих двух основных функций (например, привилегии в отношении сбора сената, почетное консульство), не имел ряда почетных титулов (например, императорского преномена и титула отца отечества). Не было у Тиберия и столь выдающихся заслуг, какими можно было бы объяснить предоставление ему верховной власти. 17 сентября власть была вручена ему сенатом, причем при сопротивлении со стороны самого Тиберия. Нет оснований считать, что он всерьез хотел отказаться от власти, или приписывать сцену особому лицемерию Тиберия. Преемник Октавиана Августа действовал в стиле своего предшественника, все акты оформления власти которого начинались с отказов. Форма «силового» вручения власти сенатом в определенной степени диктовалась неоформленностью института принципата. Несомненно, Тиберий с самого начала планировал приход к власти и сам был режиссером заседания сената. Сенаторы же не видели возможности возвращения к действительно республиканской форме правления, а за Тиберием была вооруженная сила. События 17 сентября имели огромное значение. Это был первый переход власти при новой системе, и из личной и чрезвычайной она перерастала в постоянно действующий институт. Империй давался не на 10 лет, как при Августе, а на неопределенный срок, т.е. фактически бессрочно: Тиберий заявил, что принимает власть, пока сенат «не отправит его на покой» (Sueton,Tib.,24(2). Само же предоставление власти все еще мотивировалось чрезвычайными условиями (Veil. Pat., II, 103; Тас, Ann., I, II.). Это было соглашение с сенатом, оформившее правовой статус Тиберия. Тиберий пришел к власти как «сын» Августа, но в его дальнейших действиях не просматривается какой-либо «династической» политики. Сохранялись в рассматриваемый период и традиционные римские магистратуры. Тиберий, по словам Светония, оставил за должностными лицами их прежние величие и власть (Sueton., Tib., 30). В.М. Хвостов, характеризуя положение государственных учреждений при Тиберии, отмечает следующие основные моменты: praefectura urbus стала постоянной должностью и заслонила значение прочих магистратов в городе, избрание должностных лиц со времени правления Тиберия перешло к сенату, хотя за народным собранием до III века н.э. сохранялось право утверждать их посредством acclamation (Хвостов В.М. История Римского права. 7-е изд. — М: Научн. изд-во, 1919. — С. 173.). Важным показателем изменений в этой области является то, что место выборов определял принцепс. Кроме того, Тиберии считал, что назначенные магистраты не должны удаляться из Рима (Sueton.,Tio.,31.), и его указание выполнялось. Принцепс мог вмешаться и в деятельность магистратов, «чтобы предотвратить злоупотребления». Передача власти Гаю Калигуле, по мнению Т. Моммзена, обусловливалась только династическим фактором, поскольку личной карьеры, подобно Тиберию, Калигула не сделал (Mommsen Th. Romische Staatsrecht, Bd II, S. 824.). К моменту смерти Тиберия он не имел ни личных заслуг, ни юридически оформленных полномочий. Сын Германника (Sueton., Calig., 9.), молодой Гай Калигула, получивший свое прозвище в детстве в военном лагере (Sueton., Calig., 13,14.), пользовался большой популярностью как среди воинов так и в народе. Кроме того, через Агриппину он был родным правнуком Августа (Sueton., Calig., 7). Это и стало главной причиной получения им высшей власти в государстве. Другим важным фактором явилась поддержка преторианцев, обусловленная и вышеперечисленными причинами, и действиями префекта претория Макрона, который сразу же после смерти Тиберия отправился в Рим, чтобы способствовать приходу Гая к власти. 18 марта 37 г. Гай по решению сената получил проконсульский империй, трибунскую власть и остальные полномочия принцепса; определенную роль сыграл при этом народ, ворвавшийся в курию (C. I. L., VI, 2028 c; Cass. Dio, 59, 32; Hoc. Флавий, Иуд. древ., XVIII, 234; Sueton., Calig., 14). Приход Калигулы к власти явился новым этапом становления принципата как системы: статус главы государства был предоставлен сразу, без сложной игры, какую по необходимости вел предшественник нового принцепса. Как и ранее, армия, провинции и народ дали присягу in acta и in nomen. Титул Августа новый принцепс не взял и обычно именовался Гай Юлий Цезарь Германик. Отдельные действия нового принцепса можно считать направленными на формирование династии. Он начал подчеркивать роль своей семьи (и в особенности, отца — Германика) в государственных делах Рима, совершил торжественную поездку на Пандатерию и Понтию и перенес в Рим прах Агриппины и своего брата Нерона; месяц сентябрь стал называться Германиком (Sueton., Calig., 15,1). Германику и Агриппине приносились ежегодные жертвы, а в честь последней были устроены цирковые игры (С. I. L., VI, 2028 с 31; 2030, 5; 2029, 1; 32346, 12; Cass. Dio, 59, 3; Sueton., Calig.). Появилось много монет, других произведений мелкой пластики и надписей с изображением родителей и братьев принцепса. После смерти Друзиллы Калигула приказал поставить ее статуи в Сенате и в храме Венеры (Cass. Dio, 59, 11, 1-3.). Почестей были удостоены и живые члены семьи. Сестры принцепса Агриппина, Друзилла и Юлия стали упоминаться в присяге на верность императору, получили полномочия весталок и почетные места на играх (Sueton., Calig., 15.; Cass. Dio, 59, 3.). Даже дядя императора, брат Германика Клавдий, считавшийся умственно неполноценным и не способным к управлению, получил консульство на 37 г. вместе с самим Калигулой (Sueton., Calig., 7). Выдвижение рода главы государства на первый план было столь очевидным, что параллель с монархией напрашивается сама собой. Калигула во время своего недолгого правления ничего нового в области замещения или прохождения магистратур не создал. Придя к власти, он попытался вернуть магистратам их прежнее положение, в частности, он разрешил должностным лицам свободно править суд, ни о чем его не запрашивая, а выборы вновь перенес в народные собрания (Sueton.,Calig., 16(2), но последовавшие за тем изменения в характере власти свели эти установления на нет. Ход событий продемонстрировал нежелание сената признавать главой государства избранного преторианцами императора и одновременно показал неспособность республиканских органов эффективно противодействовать становлению новой формы правления. В отличие от своих предшественников, Клавдий предпринял ряд действий, которые можно охарактеризовать как династическую политику, это касается, главным образом, бракосочетаний самого Клавдия и его дочери. В 49 г. Клавдий и Агриппина (внучка Германика и правнучка Августа) вступили в брак, что имело далеко идущие последствия для государства. Тацит косвенно указывает, что основным мотивом брака Клавдия с Агриппиной был расчет соединить две различные линии потомков Друза (Tac, Ann., XII, 1-3.), сплотив силы Юлиево-Клавдиевой династии. В вопросе о «престолонаследии.» Агриппина достигла своей цели. Брак Домиция Агенобарба с дочерью принцепса Октавией (Tac. Ann., XII, 25; Cass. Dio, LX, 33; Suet., Divus Claud., 27; Nero, 7), усыновление его под именем Клавдия Нерона (Тас. Ann., XII, 25-26; Sueton., Nero, 7.) и включение тем самым в род Клавдиев; досрочное объявление его совершеннолетия, назначение в будущие консулы и вручение проконсульской власти в провинциях, получение звания princeps juventutis (Тас. Ann., XII), денежные подарки солдатам и раздачи плебсу от имени Нерона (Тас. Ann., XII, 41), удаление из преторианских когорт центурионов и трибунов, выражавших симпатии Британнику (Тас. Ann., XII, 41), отставка других лиц, преданных детям Мессалины(Тас. Ann., XII, 42) — все это звенья одной цепи действий, направленных на получение власти сыном Агриппины. Несмотря на наличие imperium, статус Нерона был статусом престолонаследника, а не соправителя. Но наследником императора мог стать и его родной сын. Поэтому попытка Клавдия по совету Нарцисса возвысить своего сына Британника, толкнула его супругу на государственный переворот (Бокщанин А.Г. Социальный кризис Римской империи в I веке н.э. — М., 1954. — С. 153.). И действия Агриппины, и меры, предпринятые Клавдием, показывают, что для всех уже была очевидной перспектива перехода власти от принцепса к его наследнику. Все события, связанные с наследниками, демонстрируют очевидность для всех того факта, что от принцепса зависит, кто примет власть после его смерти. Клавдий утвердил новые правила прохождения магистратур. При нем была установлена четкая всадническая карьера: eguestris militias ita ordinavit, ut post cohortem alam, post alam tribunatum (Sueton., Claud., 25.). Право принцепса воздействовать на магистратов и создавать для них новые нормы уже не подвергалось сомнению. Нерон формально получил власть от сената (Sueton. Divus Claud., 44-45; Cass. Dio, LX, 34.), фактически же — из рук преторианцев, как наследник умершего принцепса. В основе получения Нероном власти лежал заговор его матери Агриппины против его предшественника (Tac. Ann., XII, 64.). В период принципата Нерона происходило дальнейшее изменение положения и функций магистратур. Некоторые из них теряли свое значение и утрачивали функции, чаще всего — в пользу складывающегося императорского аппарата. Остатки прав, сохранившиеся за народными трибунами, были еще более ограничены запрещением разбирательства ими ряда дел (Тас. Ann., XIII, 28.). Окончательно потерял значение эдилитет, квесторы эрария были заменены префектами (Тас. Ann., XIV, 93.). Определенные изменения коснулись деятельности квесторов. В частности, была отменена обязанность давать дорогостоящие гладиаторские игры лицам, избранным в квесторы. Смысл этого изменения состоял, видимо, в том, чтобы должностные лица, прямо не подчиненные принцепсу, не получали большой популярности. Заведование книгами государственного казначейства было передано от квесторов префектам, назначавшимся из числа бывших преторов (Тас. Ann., XIII, 28.). Роль других должностей сохранялось. Сам Нерон четырежды занимал должность консула (Sueton,, Nero, 14), что должно было подчеркнуть значение этой республиканской магистратуры. Отдельные шаги предпринимались и в реорганизации порядка замещения магистратур. Так, сыновей вольноотпущенников, при Клавдии принятых в сенат, перестали допускать к занятию должностей (Sueton., Nero, 15.). После смерти Нерона, в 69 году, выступления легионов поочередно (почти параллельно) привели к власти Гальбу, Отона, Вителлия, Веспасиана. Сер-вий Сульпиций Гальба, опытный полководец и правитель, был провозглашен императором галльскими и испанскими войсками, которые поддержала провинциальная знать (Sueton., Gal., 10.). Однако, популярность нового императора среди как воинов, так и аристократии очень скоро упала, поскольку он не сумел учесть их интересы в своей деятельности. Результатом стало убийство Гальбы (Sueton., Gal., 19 (2). 20). Сальвия Отона императором провозгласили преторианцы непосредственно в Риме (Sueton., Ot., 6 (3). Его неумелая политика и личные недостатки (такие, как жестокость) также вскоре привели к падению авторитета, потере поддержки войск и свержению (Sueton., Ot., 10, 11.). Авл Вителлий был провозглашен императором германскими легионами, которые и принесли ему присягу (Тас, Hist., I, 15,16,18,19, 57; Sueton., Vit,, 8.). Итог его правления был таким же плачевным, как и итог принципата Отона и Гальбы — свержение и убийство (Sueton., Vit., 15-17). Отношение к магистратурам Гальбы, Отона и Вителлия было достаточно традиционным. Флавий Веспасиан во многих случаях влиял на выборы магистратов. Так, Светоний сообщает, что «Веспасиан сделал консулом Меттия Помпузиана, чтобы тот в свое время вспомнил об этой милости» (Sueton.,Vesp.,14.), а для. Ускорения рассмотрения судебных дел сам «выбрал по жребию лиц, чтобы возвращать пострадавшим имущество, отнятое во время войны, и чтобы решать вне очереди дела, подведомственные центумвирам» (Sueton., Vesp.,10.). Светоний и Дион Кассий сообщают и о «продаже» должностей соискателям (Sueton., Vesp., 16 (2); Cass. Dio, 65,14.). Первого июля 69 года в Александрии был провозглашен императором Тит Флавий Веспасиан. Ему также принесли присягу легионы, находившиеся в Иудее и Сирии, поддержала его и провинциальная знать. В своем повествовании о получении императором высшей власти в римском государстве Иосиф Флавий рассказывает о «задушевной встрече Веспасиана во всех городах Италии и в особенности о сердечном и блестящем приеме, оказанном ему в Риме»: «Расположение к нему было свободно от всякого принуждения. Сенат, помня потрясения, проистекавшие от частой смены последних властителей, считал за счастье иметь императором человека почтенного возраста, окруженного ореолом военных подвигов, в котором можно было быть уверенным, что он будет пользоваться властью только для блага своих подданных… Трибы, колена и соседи, собравшись для пированья, при своих жертвоприношениях молили божество о сохранении римскому царству Веспасиана еще на долгие годы…» (Флавий Иосиф. Иудейская война — СПб.: Орел, 1991. — С.493-495.). Веспасиан не имел родства с Юлиями-Клавдиями. Его приход к власти был обусловлен личными заслугами и связанной с ними поддержкой армии. «Когда солдаты из третьего легиона стали расхваливать Веспасиана, все их поддержали и тотчас написали его имя на всех знаменах… Наместник Египта Тиберий Александр первый привел легионы к присяге Веспасиану, — это было в календы июля, и впоследствии этот день отмечался как первый день его правления (Sueton., Vesp., 6(3).» О том, что римляне восприняли нового императора как возможного основателя новой правящей династии, пришедшей на смену Юлиям-Клавдиям, говорит Иосиф Флавий, сообщая о молебствиях об «оставлении престола неоспоримым наследием» сыновьям Веспасиана и их отдаленным потомкам (Флавий Иосиф. Иудейская война — СПб.: Орел, 1991. — С.495.). Веспасиан целенаправленно готовил своих сыновей к осуществлению высшей власти в государстве, они и стали его преемниками. Сам Веспасиан занимал большое количество должностей как до, так и во время своего принципата. Светоний так повествует об этом: «Служил он войсковым трибуном во Фракии, после квестуры получил по жребию провинцию Крит и Кирену, выступив соискателем должностей эдила и претора, одну должность он получил не без сопротивления, и только шестым по списку, зато другую — по первой же просьбе и в числе первых.» «В правление Клавдия он … был направлен в Германию легатом легиона, а потом переведен в Британию, где участвовал в тридцати боях с неприятелем и покорил два сильных племени, более двадцати городов и смежный с Британией остров Вектис. За это он получил … два жреческих сана (понтификат и авгурство) и консульство. После этого до самого своего проконсульства жил он в покое и в уединении» (Sueton., Vesp., 4; 2 (3).), «после этого (т.е. после получения высшей власти) он восемь раз был консулом, не считая прежнего, был и цензором» (Sueton,, Vesp., 8.). Консулом Веспасиан был в 70-72, 74-77 и 79 гг. (при этом его коллегой каждый раз был Тит), цензором, по-видимому, в 73 или 74 г. (Гаспаров М.Л., Штаерман Е.М. Примечания к кн.: Гай Светоний Транквилл, Жизнь двенадцати Цезарей. — С.325.), а трибунскую власть и имя отца отечества он принял лишь через много лет после прихода к власти (Sueton., Vesp., 12.). Занимали традиционные магистратуры также и Тит, и Домициан. Но подвластность им всех должностных лиц была уже совершенно очевидной, и Светоний с похвалой Домициану пишет, что он «столичных магистратов и провинциальных наместников держал в узде» (Sueton., Dom., 8 (2). Итак, Тиберий пришел к власти как опытный государственный деятель, полководец и наследник Августа, Калигула — как сын любимого в армии и народе полководца и наследник принцепса, Клавдий — как поддерживаемый преторианцами ближайший родственник предыдущих правителей, Нерон — как наследник Клавдия, также поддерживаемый преторианцами, последующие четыре принцепса: Гальба, Отон, Вителлий и Веспасиан, — как опытные полководцы, обладающие реальной военной силой, Тит и Домициан — как прямые наследники Веспасиана. Традиционные римские магистратуры сближались по своему значению и положению с императорским аппаратом. Подчиненность должностных лиц принцепсу выражалась в его возможности регулировать порядок выборов и правила замещения должностей, а также в реальном контроле над деятельностью магистратов. Сами же принцепсы, даже занимая по видимости традиционные должности, в республиканскую систему магистратур все-таки не вписывались. Рядом с системой республиканских органов появились и вырастали новые институты, созданные с той же целью — управлять государством. Таким институтом, в частности, был совет императора, который продолжал оставаться неофициальным, его состав не был четко определен, но вместе с тем, он являлся более или менее постоянным органом. Клавдий практически все важные решения принимал в совете, либо обсуждал там дела перед вынесением их на суд сената (Тас. Ann., XI, 1 — 3; 34 — 35; XII, 1 — 4.). Калигула и Нерон не считали нужным с кем-либо советоваться, поэтому в периоды их правления роль consilium principis не могла быть значительной. В целом же анализ действий и состава совета показывает, что этот орган был наиболее удобен именно для ситуации, когда фактически у власти стоит один человек, но по традиции значимые для государства решения должны приниматься коллегиально. Таким образом, consilium principis в определенном смысле стал подменять собой веками существовавший в Риме совещательный коллегиальный орган — сенат. В решении государственно-правовых вопросов все более заметную роль играл бюрократический аппарат. Уже при Августе действовал довольно многочисленный корпус чиновничества — officia. Императорские службы создавались не на основе каких-либо нормативных актов, четко определяющих круг прав и обязанностей, а на делегировании императором своих полномочий особо доверенным зависимым от него лицам. Все большее значение и широкое распространение получает институт прокураторов. Принципы назначаемости чиновников, иерархичности, отсутствие регламентации срока службы, а также отсутствие формальных требований к замещению должности были очень удобны именно с точки зрения подчинения всей системы управления одному человеку — принцепсу. Тиберий и в этой области придерживался политики Августа. Гай Калигула первым привлек к широкому участию в государственных делах вольноотпущенников, Клавдий продолжил этот курс. Усиление внесенатского аппарата Клавдием проявилось, в частности, в замене ряда республиканских магистратов лицами, подчиненными принцепсу. Так, квестор Остии был заменен на procurator portus Ostienis (Sueton., Claud., 24; Cass. Dio, 60, 24.), а префект анноны окончательно вытеснил сенаторских префектов для раздачи хлеба (praefecti frumenti dandi). Надзор за дорогами, улицами и акведуками в Риме был передан императорским кураторам и прокураторам, а функции морских квесторов (quaestores classici) получили императорские префекты флота в Мизене и Равенне. Наконец, с 44 г. принцепс стал назначать квесторов, ведавших охраной эрария (Tac.,Ann.,XIII,29.). Наиболее важным в плане усиления внесенатского аппарата был сенатус-консульт 53 г., давший прокураторам право юрисдикции с обязательным выполнением их распоряжений, а также ряд военных полномочий (Tac. Ann., XII, 60). Одновременно легализовалась контрольная функция прокуратора по отношению к наместнику. Завершилось и оформление фиска (Сен. О благодеяниях, VIII, 6, 3.) как отрасли бюрократии. Таким образом, императорский аппарат охватывал все важные составные части государственной жизни, все более вытесняя традиционные римские учреждения. Помимо официально назначаемых должностных лиц, государственные функции исполняли и императорские либерты (вольноотпущенники), роль которых была значительной уже при Калигуле. Некоторые из либертов Калигулы после убийства последнего были казнены, но многие, как Каллист, Нарцисс и др., перешли к Клавдию и играли при нем важную роль. Для Клавдия либерты явились основой формирования дворцовых канцелярий. Точное число канцелярий неизвестно, но можно назвать, по крайней мере, пять: ab epistulis — по делам переписки, a rationibus — по делам собственности императора; a libellis -по делам прошений; a cognitionibus — по юридическим делам; a studiis — своеобразная референтура императора (Sueton., Claud., 28). Канцелярии не имели официального статуса и не были принципиально новым явлением, так как любой политик и вообще любой крупный собственник имел свой штат «бюрократического» персонала из числа рабов и вольноотпущенников. Тем не менее, близость к императору делала фактическую роль канцелярий огромной. Новшеством Клавдия было не создание этого аппарата, а его увеличение, более четкое разделение на «отделы» и повышение значения императорских либертов, начало легализации их положения. Расширение нового аппарата облегчало управление, приспосабливая его к нуждам державы, и, кроме того, создавало новую правящую группу, не связанную с сенатом. Первым нормативным правовым актом, регулирующим вопросы власти принцепса в целом, явился lex de imperio Vespasiani («Закон об империуме Веспасиана»), имеющий форму senatus consultum, которому, вероятно, была придана сила закона голосованием комиций. Первая в тексте норма посвящена внешнеполитическим полномочиям принцепса, предоставляя право заключать союзы, она придает ему статус представителя империи, «олицетворения» Рима в отношениях с другими государствами. Нормы, касающиеся сената и магистратов, выходят за рамки собственно полномочий принцепса и потому не дублируют (даже и не конкретизируют) право императора «совершать любые действия на пользу государства», а имеют самостоятельное юридическое значение. Закон устанавливает полномочия императора относительно сената: право созывать сенатские заседания, вносить предложения на рассмотрение и брать их обратно, «проводить сенатус-консульты». При этом заседания, проходящие с его участием, приравниваются к «законным». Эта норма призвана свидетельствовать и о сохранении относительной самостоятельности сената, который, исходя из буквального тол-кования текста «lex de imperio», мог собираться и принимать решения без участия принцепса — «по закону». Из lex de imperio Vespasiani усматривается фактическое право императора назначать экстраординарных магистратов, а также вмешиваться в деятельность должностных лиц. Веспасиан мог препоручить магистрату как гражданскую, так и военную власть, мог дать или обещать кому-либо свою поддержку на выборах, и эта поддержка гарантировала кандидату должность. Таким образом, законодательное закрепление находит монархический принцип пирами-дальности построения государственной власти. Следующая норма позволяет Веспасиану «раздвигать и расширять границы померия». Помимо чисто практического смысла, вполне укладывающегося в рамки «дел на благо государства», указанное право имеет и идеологическое значение, так как границы померия были установлены еще Ромулом (т.е. царской властью), и никто из руководителей государства, кроме Клавдия, не решался их раздвигать. К принцепсу нельзя предъявить никаких требований, даже если его действия с чьей-нибудь точки зрения не направлены «на пользу и величие республики». Заключительные положения закона вносят значительные изменения в римское государственное право путем применения средств юридической технике. Это, во-первых, придание обратной силы lex de imperio Vespasiani и одновременно приравнение приказов и предписаний императора к законам: «пусть то, что до внесения этого закона было сделано, исполнено, предписано, приказано императором Цезарем Веспасианом Августом или кем-нибудь по его приказанию или поручению, все это будет также законно и незыблемо, как если бы было совершено по приказу народа или плебса». Последняя норма является коллизионной, она устанавливает соотношение между lex de imperio Vespasiani и законами, рогациями, плебесцитами, сенатусконсультами, однозначно предписывая в случае возникновения коллизии отдавать предпочтение Закону о власти Веспасиана. Формула дозволения («пусть будет дозволено»), употребляемая в законе — технический прием. Совершенно очевидно, что не сенат и не народ дозволяют Веспасиану те или иные действия, но фиксируется то, что уже дозволил себе принцепс в силу объективно сложившихся обстоятельств. В рассматриваемом законе почти ничего не говорится об армии (исключение составляет лишь право Веспасиана препоручать магистратам военную власть). Это может быть объяснено двояко: во-первых, с идеологической точки зрения было бы неверно и недальновидно законодательно закрепить фактическую военную диктатуру, и во-вторых, все действия, относящиеся к военной сфере, император мог предпринимать, опираясь на общую норму о праве делать все, что он сочтет нужным. Lex de imperio Vespasiani ценен для исследователя еще и указаниями на то, что соответствующие права принадлежали принцепсам и ранее. Так, исходя из текста закона, можно делать вывод, что Августу, Тиберию, Калигуле, Клавдию «было дозволено» созывать сенат, заключать внешнеполитические союзы и т.д. Из всех предшественников Веспасиана в законе не упоминается только Нерон, видимо, отчасти из-за крайне негативного к нему отношения, отчасти потому, что он присвоил себе такие права, какие никак не могли быть предоставлены сенатом главе государства. По поводу же полномочий, принадлежавших другим принцепсам, в законе говорится исчерпывающе ясно: «Пусть все то, что по какому-либо закону или рогации дозволено было божественному Августу, Тиберию, Юлию Цезарю Августу и Тиберию Клавдию Цезарю Августу Германику, будет дозволено и императору Цезарю Веспасиану Августу». Следовательно, права, предоставленные когда-то конкретному лицу, теперь становятся полномочиями принцепса вообще. Закон подводит юридическую основу под фактически сложившуюся в государстве ситуацию, но делает это не в полной мере. Lex de imperio Vespasiani не отражает несменяемость главы государства, а она существует уже многие десятки лет. Слабо отражена, как уже говорилось, военная власть прин-цепсов. Не вытекает из закона и наследственный принцип передачи верховной государственной власти. Изменения в государственно-правовой сфере периода правления Юлиев-Клавдиев и Флавиев сводились к следующему. Во-первых, заметно усиление политической роли армии, ярко продемонстрированное способом прихода к власти всех принцепсов, начиная с Калигулы. Юридически войско оставалось связанным как с принцепсом, так и с сенатом, за которым, в частности, сохранялось право на законодательное регулирование сроков военной службы и размеров вознаграждения. Но в большей степени армия была зависима от императора, одновременно являясь опорой его власти. Значительные фактические изменения коснулись органов управления государством. Сенат сохранял за собой многие важные полномочия, однако, степень его самостоятельности во многом зависела от воли императора и от сложившейся в Риме обстановки. Concilium principis продолжал оставаться неофициальным и нечетко определенным органом. Фактически он решал многие важные вопросы и в отдельные периоды являлся более или менее постоянным. Его значение для постепенного формирования монархии состояло в возможности принимать решения коллегиально, но под контролем одного человека. Магистратуры продолжали существовать параллельно с императорским аппаратом, но происходило дальнейшее изменение положения и функций. Снизилось, в частности, значение трибуната и эдилитета. Вместе с тем, консулат, как и в республиканские времена, оставался важнейшей магистратурой, утвердилась новая роль трибунской власти принцепсов. Меры по реорганизации порядка замещения магистратур свидетельствуют о главенстве принцепса и в этой области. Юридическим оформлением изменений здесь стало придание решениям принцепса более высокой юридической силы по сравнению с постановлениями традиционных властных учреждений. Создаваемый императорский аппарат охватывал постепенно все важные составные части государственной жизни, все более вытесняя традиционные римские учреждения. Складывалась и юридически оформлялась новая система управления императорскими провинциями, характерным признаком которой стало наличие широчайшей гражданской и административной юрисдикции у легата, подчиненного непосредственно принцепсу. Таким образом, еще более, чем при Августе, очевидна фактическая пирамидальность организации государственной власти. Вершине пирамиды — принцепсу — подчинены сенат, магистраты, наместники провинций, а через них и напрямую — многочисленные чиновники, осуществляющие непосредственное управление государственными делами. Непосредственное осуществление государственной власти гражданами ушло в прошлое. Вместе с тем, юридически разделение власти между принцепсом, сенатом и магистратами все еще существует. Несменяемость принцепса как главы государства никем не подвергается сомнению, но юридически все еще не закреплена. Его неответственное положение получило законодательное подтверждение только в конце периода. После смерти очередного главы государства к власти приходил его ближайший родственник или усыновленное лицо, хотя юридически «престолонаследования» не было и не могло существовать. При Флавиях наследственный принцип передачи власти уже не вызывал сомнений. Незавершенность структуры власти напрямую связана с социальной нестабильностью. Римское общество периода принципата было расколото на две группы, одна из которых принимала идеологию нового режима, а другая состояла из приверженцев республиканизма. Эта неоднородность с необходимостью порождала репрессии: процессы по lex maiestatis и внесудебные расправы. Вместе с тем, террор первой половины I в. н.э. представлял собой нечто новое, главным образом, вследствие количественных изменений и того, что наказанию подлежали лица, проявлявшие нелояльность к императору, а не только «оскорблявшие величие» Рима в целом. Социальной опорой власти принцепсов стали легионы и провинциальная аристократия. Степень успешности политики, проводимой принцепсами, во многом зависела от степени учета принцепсом государственных интересов, а стабильность его положения — от способности учитывать взгляды и чаяния групп населения, способных его поддерживать. Несмотря на сохранение традиции принадлежности власти республиканской знати, как носителя республиканских воззрений, ясно выступают тенденции эволюции формы правления в сторону монархии. Можно сделать вывод о том, что в период правления Юлиев-Клавдиев и Флавиев объективно необходимые и потому поддерживаемые широкими слоями населения процессы наращивания полномочий принцепса, уменьшения роли республиканских учреждений (в частности подчинение сената принцепсу), формирования внесенатского аппарата, унификации политико-административной системы и возрастания значения армии и провинций, — способствовали формированию монархической формы правления. Источник: Дрязгунов К. В. |